данный момент мы ничего не знали о нем. Разумеется, в целях проверки был
проделан необходимый эксперимент с Караджовым. Цанев сумел, хотя и не совсем
удачно, сфотографировать человека, с которым встречался в Мюнхене. Была
переснята и фотография Горанова, которой мы располагали. Смешав эти снимки
со множеством других, мы привели Караджова и предложили ему показать своего
знакомого по загранкомандировкам.
Цаневым.
настоящего Горанова.
твоего отца? - настаивал следователь, держа в руке снимок, сделанный
Цаневым.
инженер увяз в этом деле по уши, и не имело особого значения, Горанову давал
он шпионские сведения или кому-нибудь другому. Разве что...
которые практически в данной ситуации ничего изменить не могут.
Горанов отнесся к Цаневу с такой осторожностью. Он уверял, что письмо было
написано в совершенно определенном стиле, и это, вероятно, была правда,
иначе представитель "Липс и Кё" едва ли явился бы на свидание. Видимо, была
допущена какая-то промашка в ходе встречи: может, Цанев допустил ошибку, сам
того не подозревая? Может, следовало произнести пароль или сделать условный
знак при появлении незнакомца? Однако в этом вопросе Караджов был предельно
категоричен: ни в одном случае пароль предусмотрен не был.
ноль - ноль черту на потеху. Вместо того чтобы раскрыть историю, ее
"раздавили", и теперь приходится все начинать сначала. Эх, в том-то и дело,
что не сначала. Куда труднее вытащить репу, у которой по неловкости оторвали
ботву.
тени экзотического фикуса ароматную сигарету. Что же касается генерала, то
ему сейчас не до общих рассуждений.
быть дальше.
его через границу также был бы авантюрой. Хитрая лиса - вроде этого так
называемого Горанова - ни за что бы не поверила, что Караджов поставит на
карту собственную судьбу, отдав подобное письмо в чужие руки. Потому что
прежние письма он писал за границей, на месте, без малейшего риска.
такого, что дало бы сейчас повод сотрясать воздух громкими словами вроде
"судьба", "авантюра". Ты прекрасно знаешь: в этом отношении были предельно
внимательно взвешены все "за" и "против". Помимо всего прочего, это была
единственная возможность.
наш сотрудник был направлен в Лозанну - изучить характер "Липс и Кё". Этот
человек убил целых шесть месяцев на поистине жалкое открытие: что фирмы под
названием "Липс и Кё" нет вообще, но под таким названием существует почтовое
отделение, где должны вручаться письма до востребования, только никто и
никогда им не пользуется.
связующим звеном, и у него Горанов черпал при случае кое-какие сведения,
чтобы потом передавать кому-то другому? Будь это так, вся эта история
подлежала бы отправке туда, где ей место, - в архив. Но так ли оно на самом
деле? Поскольку невозможно было иным способом выяснить этот вопрос, созрело
решение послать в Мюнхен Цанева.
упорством. - Ждать. Вы сами говорили, что в иных случаях предпочтительней
всего - ждать.
оправдываться! Что это за агент, который полгода не пользуется услугами
своего почтового отделения? И разве это не дает оснований заподозрить, что у
настоящего, действующего агента, пользующегося услугами различных
информаторов, не один-единственный пункт связи? И что "Липс и Кё" больше
никогда не будет использовано, раз Караджов в наших руках.
Борислав не может не возражать, а генерал любит, когда разгорается спор: он
вообще убежден, что только в споре рождаются светлые идеи.
курить - и вы не остановитесь, пока не опустеет вся пачка.
взглядом, с хитринкой спрашивает:
любимая фраза. За ней последуют и другие, произносимые обычно одним и тем же
тоном:
столами. Что я могу поделать, коль вы меченые".
что шеф спросит: "Кого из вас послать?" - мы делаем вид, что лично нас этот
вопрос не касается. Пускай себе шутит человек.
слышу:
меланхоличной. Не только оттого, что он остается, но еще и потому, что
остается один.
значит, и уезжать ему положено первым.
пока струи холодного душа постепенно возвращают меня из царства сна,
младшего брата смерти, в сияние нового дня. Очередное скромное воскресение -
как редко мы в состоянии его оценить!
Белеву. Комбинацию с его участием сочли самой простой и удобной. Опытный в
таком деле, он должен был следить за Горановым с близкого расстояния и
информировать меня, тогда как мне по соображениям дальнего прицела следовало
оставаться в тени. Таким образом, в первых эпизодах пьесы действие было
связано в основном с риском для Белева. Что бы ни случилось с Белевым, я
должен уцелеть, взять на себя риск последующих эпизодов и дойти до финала.
Только Белев сгорел раньше, чем я включился в игру, и не успел передать мне
эстафету.
по всем признакам, будет продолжаться и дальше. Впрочем, разве это
невезение? Это нечто более неприятное - коварство. Коварство Горанова или
кого-то другого, стоящего за ним.
заниматься чисто практическими делами, которые человек в силу привычки
делает машинально: выбираю ложечкой белок яйца и наблюдаю за обстановкой. В
этот ранний час ресторан почти пуст, если не считать немцев - супружеской
четы, быть может, пожелавшей отпраздновать здесь, среди осенней сырости
Лемана, свою серебряную свадьбу, - да рыжеволосого англичанина, который,
подобно мне, ест яйцо всмятку и, вероятно, из-за близорукости, так низко
наклонился над столом, словно намеревается опорожнить яичную скорлупу не
ложечкой, а крючковатым носом, торчащим у него на лице, словно птичий клюв.
администратора в окошке и женщины, оглашающей помещение сдавленным воем
пылесоса, никого нет. На тротуаре безлюдно. Стоящие поблизости машины
пустуют. Окинув беглым взглядом свою, прохожу со щемящей тоской мимо и
направляюсь по набережной к рю Монблан. Мне навстречу дует ледяной ветер,
насыщенный мелкими капельками дождя, однако бывают моменты, когда человеку
приходится пренебрегать удобствами во имя гигиены, духовной и физической.
- Пон де ля машин, имеющий то преимущество, что предназначен исключительно
для пешеходов и достаточно Длинный, так что совсем нетрудно заметить,
тащится ли за тобой хвост или ты пока свободен от этого бремени. Хвоста нет,
но, может, мне только так кажется, может, за мною следят издали. Поэтому,
ступив на рю де Рон, решаю посвятить несколько минут витринам - сворачиваю
сперва в один пассаж, затем в другой, попадаю на небольшую площадь, ныряю в
узенькую улочку и наконец выхожу на Гранд-рю, которая тоже довольно узка,
несмотря на свое внушительное название. Тесная и крутая, этакий мрачный
желоб, ведущий в верхнюю часть старого города.
Того провала, который стоил жизни моему учителю и другу Любо. Поднимаюсь по
темной лестнице на второй этаж, с трудом различаю в полумраке табличку на
дверях: "Георг Росс" - и трижды нажимаю на кнопку звонка, один длинный и два
коротких.
пожилой человек в халате, с большой головой, покоящейся на тонкой птичьей
шее. Хозяин окидывает меня взглядом, и я убеждаюсь, что он меня узнал.
Однако это не мешает ему спросить:
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Круз Андрей
Никитин Юрий
Мурич Виктор
Ибсен Генрик