Чтение 3–й страницы книги ~На острие меча~

входившего в здание. Уже в тот момент кое-что показалось ему странным: ведь
персонал Ямаоки должен был поставить в известность о случившемся в первую
очередь министра.

-- Надо бы дознаться, кто подбивает этих людей на самоубийство. Кто
решает, когда и в какой очередности они должны идти на смерть. Кто выступает
в роли секунданта и один ли он или же их несколько?

Дэмура кивнул. Восемь самоубийств за каких-то полгода. Для города с
десятимиллионным населением эта цифра была бы не так уж велика. Но восемь
харакири, совершенных по всем традиционным правилам бизнесменами,
политиками, журналистами... Пресса изо дня в день печатала материалы об этой
загадочной серии самоубийств. Все восемь жертв были членами общества
"Зеленое -- голубое". Первый -- Морими Симода -- покончил с собой во время
строительства атомной электростанции в Цукубе. Газеты были полны сообщений
об этом событии, а телевидение посвятило ему времени больше, чем рекламе
пива "Саппоро". Родители Си-моды погибли в Хиросиме, а сам он спасся
благодаря тому, что гостил у родственников в провинции. Затем он окончил
Токийский университет и стал самостоятельным предпринимателем. В 1980 году
вступил в только что созданное общество "Зеленое поле, голубое небо".

-- Не думаю, чтобы мы могли помешать человеку, решившему свести счеты с
жизнью, -- заметил Дэмура.

На сей раз промолчал Куяма. К чему спорить? Господин Кадзе обратился к
Дэмуре с просьбой, и тому придется выполнить ее, хочет он этого или нет.
Куяма тоже хорошо помнил дело Симоды. Тогда не удалось установить, кто был
секундантом. Единомышленники Симоды заявили, что следует ожидать очередных
харакири, поскольку в нынешней ситуации "зелено-голубые" не видят другого
действенного способа для выражения протеста. "Ваше право, -- согласились
полицейские. -- Но все-таки кто именно изобрел этот действенный способ? "
"Мы сами", -- был ответ. Куяма смутно представлял себе, на каком основании
можно было бы осудить инспиратора этих самоубийств и как можно бы это
сделать, не вызвав протеста у массы японцев, чтящих традиции предков. По
мнению Куямы, следовало опасаться, что арест инспиратора повлечет за собой
лавину очередных харакири.

-- Еще чашечку чая? -- поинтересовался Дэмура. -- Или, быть может,
пива?

-- Выпьете чаю?

-- Благодарю. Вы очень любезны.

Кадзе сделал знак, и некрасивая девушка в темно-синем платье молча
начала сервировать стол. С большого бамбукового подноса переставила на
курительный столик заранее распакованные салфетки для рук и изящные
фарфоровые чашечки. Все это мало напоминало традиционный комплект, каким
сотрудница полиции обычно сервировала стол, к тому же далеко не столь
элегантно. На сей раз господин Кадзе заказал чай из дорогого заведения.

Покончив с делом, дурнушка исчезла. Она удалилась столь тихо и
тактично, что присутствующие даже не заметили ее ухода, словно, завершив
свою работу и с улыбкой согнувшись в поклоне, девушка попросту растаяла в
воздухе.

-- Поздравляю, -- сказал Кадзе; седая прядка выбилась из прически:
видимо, волосы плохо просохли после душа. -- Никак не мог предположить, что
члены вашего общества способны на такое самопожертвование.

-- Не с чем тут поздравлять.

У Нисиямы была какая-то на редкость плоская голова. Так обычно выглядит
человек на телеэкране, если сбита вертикальная настройка изображения.
Короткие черные волосы, крупные желтоватые зубы, впалые щеки. Впрочем, за те
семь раз, что им довелось встречаться, Кадзе подметил и кое-что еще. Летом,
в немилосердную жару, когда после долгих уговоров Нисияма снял пиджак,
оказалось, что щуплое тело его состоит сплошь из налитых силой мускулов.
Когда, извинившись перед посетителем, Кадзе вынужден был заставлять его
ждать часами, выяснилось, что Нмсияма способен сидеть абсолютно неподвижно
-- не шевелясь, не почесывая спину, не меняя положения ног. Много раз не
успевал еще Кадзе до конца сформулировать свой вопрос, а Нисияма с первых же
слов понимал, что от него требуется. Он производил впечатление талантливого
руководителя, которого, скажем, в военных условиях Кадзе охотно выбрал бы
своим непосредственным командиром. Однако Нисияма явно не принадлежал к
числу вожаков, кого боготворят массы и по одному слову которого солидные
люди совершают харакири. А уж тем более такой человек, как Ямаока.

Нисияма был управляющим делами общества "зелено-- голубых".

-- Но почему именно сейчас? -- допытывался Кадзе. Нисияма вежливо
моргнул. -- Я пролистал все газеты и не обнаружил ничего примечательного.
Так что объясните мне, против чего выражался протест самоубийством Ямаоки.

-- Против визита американских атомных подводных лодок, предполагаемого
на будущей неделе. Против строительства нового аэродрома в Осаке, против
атомной электростанции в Касиме, которую все-таки начали строить...

Кадзе поднял руку. Чудовищная неучтивость -- прервать собеседника на
полуслове, однако полицейский не обязан всегда строго придерживаться правил
вежливости, в особенности же если его явно стремятся одурачить.

-- Да полно вам, дружище! Подобными мотивами можно объяснить
самоубийство какого-нибудь Симоды. Или, скажем, Оситани. (Так звали
журналиста, который три месяца назад взрезал себе живот. ) Но Ямаока! Стоило
ли стрелять из пушки по воробьям? Ямаоку следовало приберечь для более
значительного случая.

Нисияма согласно кивал.

-- Нам не дано вникать в мотивы поступков сильных мира сего.

-- Выходит, вы не знали, что Ямаока будет очередным самоубийцей?

-- Господин Ямаока не осчастливил меня своим доверием. Кадзе уже успел
выпить свой чай, Нисияма же к своему вообще не притронулся. Выпрямившись в
струнку, он сидел на стуле и изучал экспозицию вокруг письменного стола
Кадзе. Японский флаг. Эмблема токийской полиции. Всевозможные грамоты. В
отдельной рамке -- диплом об окончании Кадзе университета, с отличием.
Фотографии. Кадзе в полицейском мундире с парадным мечом. Кадзе в темном
костюме -- в обществе министра внутренних дел. Кадзе на открытии состязаний
по кэндо.

-- Я не имею права вмешиваться в дела членов общества, -- продолжил
Нисияма. -- Я всего лишь платный служащий, и моя обязанность -- выполнять
принятые ими решения.

-- Мне казалось, в обществе, подобном вашему, именно управляющий в
курсе всех дел, -- осторожно заметил Кадзе.

-- Но не до такой степени, -- со вздохом ответил Нисияма.

-- Что же теперь будет с "зелено-- голубыми"? -- поинтересовался Кадзе.
-- Насколько мне известно, господин Ямаока финансировал общество.

-- Это не совсем верно. -- Растерянное недоумение мелькнуло на
вытянутой физиономии Нисияма: экая неосведомленность, неужто люди способны
так заблуждаться!.. -- Господин Ямаока был одним из наших наиболее щедрых
покровителей, но полагать, будто он целиком финансировал...

-- Нисияма прервал свою речь и сокрушенно покачал головой.

-- Да-да, благодарю за уточнение. И все же: как отразится на делах
общества смерть господина Ямаоки? Оставил он какой-либо солидный вклад,
чтобы дальнейшая работа могла идти беспрепятственно?

-- Я уверен, что господин Ямаока великодушно позаботился обо всех
организациях, которым он оказывал поддержку.

-- По всей вероятности, так, -- рассеянно кивнул Кадзе, бросив взгляд
на свои аккуратные, размеченные по пунктам записи. Ему пришли на ум вопросы,
какие надо будет поставить перед своими сотрудниками. Извинившись, он
придвинул к себе чистый лист бумаги.

Нисияма снова углубился в изучение развешанных по стенам фотографий.
Кадзе, похмыкивая, делал какие-то пометки, а Нисияма пытался отыскать
знакомых на фотографии, изображавшей открытие состязаний по кэндо. Он
внимательно изучал лица спортсменов, выстроившихся позади президиума.

-- Как вы думаете, -- вновь приступил к разговору Кадзе, и взгляд
собеседника спокойно, неторопливо вернулся к нему, -- кто известил полицию?

-- По-моему, секундант. Наверняка он получил на этот счет указания от
самого господина Ямаоки, чтобы дело получило широкую огласку и родственникам
не удалось замять его.

-- Так-так. -- Кадзе умел кивать с видом человека, которого из
любезности просветили по важнейшим вопросам бытия: благодарно и чуть
удивленно, с глубочайшей верой в услышанное. -- Да-да, конечно, -- он даже
сконфуженно покачал головой: как, мол, он сам не додумался до такой
очевидной истины. -- Но почему он не оставил прощальной записки? Симода
написал прощальное письмо, Оситани -- ни строчки. Как же это получается, что
один человек подробно излагает, против чего он выражает протест, а другой
безо всяких объяснений вспарывает себе живот?

Нисияма не спешил с ответом, чувствуя, что вопрос еще не высказан до
конца,

-- В трех случаях из восьми прощальные записки отсутствуют.

-- Оситани ведь был журналистом и каждую неделю имел возможность
подчеркивать в своих статьях, против чего именно он протестует.

-- О да, конечно! -- вновь изумленно-благодарный кивок. Статьи Оситани
в свое время были подвергнуты текстологическому анализу на
электронно-вычислительной машине.

-- Ну, а Хисикава и Кагемото были скуповаты на слова.

-- Значит, они, можно сказать, не на словах, а в поступках выразили
свои убеждения, не правда ли?

-- Да, -- неохотно признал Нисияма. Оба упомянутых бизнесмена незадолго
до смерти пожертвовали организации значительные суммы. Кадзе в свое

время часами допытывался у Нисиямы, почему эти деньги были выделены не
по завещанию: на какие конкретные цели предназначались, каким образом были
перечислены, оговаривались ли какие-то определенные условия их
использования? "Не знаю. Понятия не имею. По чеку. Не оговаривались", --
звучали лаконичные ответы.

Кадзе встал, внезапно прекратив допрос. Ему надоела напрасная трата
времени. Уметь задавать вопросы -- это еще полдела, надо знать, кому их