вычислить: если хочу до девяти вечера прибыть в Штутгарт, надо ехать со
средней скоростью 160 км/ч. А моя машина любит 140, ну допустим, 145 или
даже 150 км/ч. Левая полоса предназначалась для самых скоростных машин
чтобы пропустить их и одновременно не потерять скорость, я подгоняла свою
машинку, и тогда она выдавала 160, но, похоже, была недовольна.
успокаивать вздрюченные нервы, наскоро сочиняя стихи: Плюется немец нам в
лицо И гонит с автострады, Отряды смелые бойцов Пробьются, куда надо!
окраинных улицах Штутгарта, освещенных косыми лучами предзакатного солнца.
Ведь еще около двух я металась на границе, оформляя зеленую карту! Может,
ошиблась в расчетах, а возможно, опять произошло обыкновенное чудо. Как бы
там ни было, до Штутгарта я доехала засветло и принялась разыскивать
знакомую, которая должна была заказать мне гостиницу.
остановок, но сейчас следовало думать не о жратве, а о Корнтале, предместье
Штутгарта, где меня ждала знакомая. С Корнталем я была совершенно незнакома,
и на карте такого не значилось. Пришлось расспрашивать местное население -
без толку. Наконец попался нужный дорожный указатель. Оказавшись наконец в
искомом Корнтале, я принялась разыскивать требуемую улицу. Кого ни спрошу -
не знают такой. Ну что за люди, живут ведь в Корнтале, а об улицах понятия
не имеют! Пришлось подключить костел. Я знала, он находится рядом с нужной
мне улицей. Опять принялась расспрашивать прохожих на улицах, теперь о
костеле, но как-то никто не мог мне помочь. Может, не понимали, чего я хочу?
Немецкого я не знала. И вдруг какой-то молодой человек сразу меня понял и
объяснил, как надо проехать. Опять чудо? С чего это вдруг я так прекрасно
заговорила по-немецки? И только распрощавшись с милым молодым человеком,
спохватилась - ведь мы говорили по-английски. Поехала я в соответствии с
полученными указаниями и добралась наконец до костела. Правда, выехала на
его зады, но это уже было неважно.
разговоре ее муж участия не принимает, ибо польский знает так же, как я
немецкий, а может, и еще хуже. И когда совсем ночью я наконец оказалась в
гостинице, уже ни на что не годилась. Скорее в постель и спать, спать. На
голове спутанная копна сена? Да черт с ней, какое это имеет значение?
на дверце моей автомашины...
тысяча франков одной купюрой и горсть немецких марок. Попытка разменять
крупную банкноту закончилась неудачно, французы предпочли немецкую валюту,
тут же пересчитав ее по актуальному курсу. Не дожидаясь второго контрольного
пункта, я разменяла тысячу франков на бензоколонке и почувствовала себя
богатенькой.
любоваться, может книжку читать. Читать книгу я не решилась, но расслабилась
и смогла наконец подумать о том, куда я еду и с какой целью.
но еще до этого много о нем слышала. Знала его фамилию, знала, кто он такой,
вокруг только о нем и говорили, знала, почему в нашумевшем политическом
процессе он выступает в качестве обвиняемого. Правда, толком так и не
поняла, из-за чего устроили процесс, ибо политикой никогда не
интересовалась.
перед этим он успел проявить и характер, и силу воли, и вообще свою
недюжинную натуру. Какая пропасть отделяла его от тех, кто высокомерно
взялся судить его! Как мне хотелось подойти к нему и высказать свое
восхищение, но я не осмелилась. Было мне всего восемнадцать, ему двадцать.
Красивый парень, ни на кого не похож, еще подумает, что я собираюсь
пококетничать с ним. И не подошла. Глупая я была, молодая, меня очень
волновало мнение других - а что люди подумают? Не хватало еще, чтобы подняли
на смех. А вдруг и он высмеет мои восторги?
представить, что было бы, если бы я тогда подошла к Гжегожу. Не первый раз
думала я об этом. Что бы было, если... Да ничего бы не было! Ведь тогда я
уже три месяца как вышла замуж, мы с мужем любили друг друга, наша взаимная
верность была нерушима как скала. Гжегожу я только собиралась высказать свое
восхищение в чисто моральном плане, видела в нем этакого благородного
рыцаря, преследуемого злобными силами. Да, рыцаря, сражающегося с коварными
и безжалостными врагами не шпагой, а силой духа. А я очень любила умственно
развитых рыцарей, что вовсе не означало, что готова была тут же кидаться им
в объятия. Нет, нет, никаких объятий, но кто этому поверит?
разразившейся жизненной катастрофой и не до девушек ему было. Подойди я к
нему со словами восторга и утешения, он бы, наверное, только автоматически
поблагодарил меня - и все. Нет, ничего бы не было.
одинаковая, встретила я его в проектной мастерской, где тогда работала. За
прошедшие годы изменилась и я, и мое отношение к окружающему миру. Теперь
меня уже не так волновало "а что люди скажут". Не выдержав, после нескольких
дней совместного пребывания в одной конторе я рассказала ему о своих
чувствах шестилетней давности.
нормальном человеческом участии, был бы признателен и за одно доброе слово.
выкинешь глупость. Уж лучше бы я тебе показалась тогда глупой, пережила бы,
подумаешь, большое дело!
выбрался из житейских неурядиц, учебу на архитектурном закончил раньше меня,
причем с отличием, и уже добился успехов на профессиональном поприще. И
женился. В жену он был влюблен до такой степени, что аж тошно делалось. О ее
внешности плохого слова не скажу, о такой внешности можно только мечтать,
хотя опять сморозила глупость. Мечтать следует тогда, когда в мечтах
заключается хотя бы намек, хотя бы тень надежды на их осуществление, в
данном случае мне бы и десять пластических операций не помогли. Нет, я и
мечтать не могла, чтобы сравняться с ней по красоте. А вот завидовать могла.
И завидовала по-страшному! Характер же у нее был... ну, скажем, излишне
твердый, и она никак не стоила такого беспредельного обожания. Возможно, мои
оценки пристрастны, ну да по-другому я думать не могла, необъективна так
необъективна. Да, к тому времени у него появилась жена и он питал к ней
неземные чувства, тьфу!
распадаться. Тогда я еще не до конца все осознавала, хотя ясно чувствовала -
что-то не так. Пригодилась бы мне тогда духовная поддержка, но только не
любой ценой. Невзирая на все еще молодой возраст, я уже понимала: на вечные
придирки мужа, его равнодушие ко мне и необоснованную критику лучшим
лекарством явились бы чьи-нибудь пламенные чувства, комплименты, уверения,
что я самая-самая. Достаточно было самого пошлого объяснения в любви, и уже
не такими обидными казались мужнины язвительные замечания вроде
нижеследующего: "На кого ты похожа с такими волосами, неужели нельзя хоть
изредка сделать нормальную прическу?"
своей голове? Холера! В Штутгарте я волосами не занималась, страшно устала.
Можно сейчас, конечно, накрутить волосики на бигуди, но толку от этого мало,
надо предварительно вымыть голову. В Париже Гжегож заказал мне гостиницу.
Непонятно зачем, проблем с гостиницами нет, я сама могла бы найти номер в
любой. Но ему так хотелось, вот и заказал, поэтому знает, в какой гостинице
я остановлюсь. Но не знает, когда я приеду. По идее, я должна приехать
только завтра. Значит, приехав сегодня вечером, я могу не проявляться, не
позвоню ему, суну проклятую голову под кран, пересплю на бигудях, ничего.
меня со всех сторон. Из-за него я не видела ничего вокруг, в том числе и
автострады, бегущей навстречу, что ни в коей мере не мешало мне нормально
ехать. Ничего не скажешь, французские автострады стоят своих денег...
встречались только на работе, как обычные сослуживцы, причем виделись не
всякий день, ведь на работу в свою проектную мастерскую мы ходили не каждый
день, как в простых учреждениях. Гжегож в основном работал дома, у него была
своя мастерская, а на работу приносил уже готовые рисунки. И так
продолжалось несколько недель, пока не началась весна. Меня отправили в
Познань, в служебную командировку. Там реставрировался объект, нужно было
представить детальные эскизы фасада. Гжегожу поручили внутреннюю отделку, и
он решил тоже ехать.
делала. Накануне вечером он разговаривал с кем-то по телефону. Разговор шел
на служебные темы, но в голосе мужа звучало что-то такое... радостное
оживление, теплота, просто эйфория какая-то. Давно он не говорил так со
мной, уже год наверное. Меня всю передернуло. Вот оно что... В познанскую
командировку я отбыла взбешенная и очень несчастная.
гостинице неожиданно, и сердце мое залило целительным бальзамом. Нет, ничего
такого я не думала, но муж вроде отодвинулся куда-то в тень, образ его явно
потускнел.
вместе поужинать, в нашей гостинице устраивались танцы, причем оркестр
исполнял только старинную музыку - вальсы и танго. Оказалось, Гжегож не хуже
моего мужа умел танцевать вальс-бостон, и опять у меня защемило сердце. Нет,
я все еще любила этого холерного мужа.