Чтение 3–й страницы книги ~Кровь нерожденных~

с Андрюшей вежливо здоровалась, встречаясь на факультете. Через полгода они
мирно развелись.

Второй брак был более серьезным и продолжительным.

Сразу после окончания университета Лену пригласили работать спецкором в
один из самых популярных молодежных журналов того времени. Шел 1983 год.
Один за другим умирали генсеки. Продолжалась афганская война. Кончались
запасы сибирский нефти. А у Лены Полянской начался головокружительный роман.

Он был писатель, не очень известный, но вполне официальный. Его
нравоучительные скучноватые повести довольно часто печатались на страницах
популярного молодежного журнала, в котором работала Лена.

Звали его Юрий Изяславович. Он был старше Лены на десять лет и имел
богатое прошлое с неприличным количеством брошенных жен и детей. В нем была
та увесистая, хамоватая мужественность, которая убивает женщин наповал:
хриплый басок, тяжелый подбородок, широкие плечи. Лена опомнилась после двух
лет безрадостной совместной жизни...

Ее переживания пришлись на 1985 год. Чтобы заглушить тоску и унижение,
она кинулась в работу, в карьеру, заработала себе имя и к 1992 году, когда
тиражи еще недавно гремевших изданий стали катастрофически падать, уже была
заведующей отделом литературы и искусства в российско-американском женском
журнале "Смарт", которому не страшны были никакие финансовые потрясения.

Тогда же, в 1992-м, внезапно умер ее папа. Здоровый, полный сил человек
сгорел за три месяца от рака желудка. За неделю до смерти он сказал:

- Ты бы, Леночка, завела себе ребенка. Одна на свете остаешься...

Лена действительно оставалась одна на свете. У нее не было никого, кроме
старенькой полубезумной тетушки Зои Генриховны, родной сестры ее матери. ,

Завести ребенка Лена решилась только через три года, когда ей исполнилось
тридцать пять. Замуж она больше не вышла, забеременела от человека, который
в отцы не годился, был только производителем, чем-то вроде племенного
быка...

***

Ординатор Боря Симаков влетел в кабинет Зотовой и выпалил с порога:

- Амалия Петровна! У нас ЧП! Больная пропала!

- Какая больная? Боря, что ты несешь?

- Та самая, Амалия Петровна, та самая!

- Успокойся, Борис. Сядь. Как там у нас с искусственными родами? Все
готово?

- Именно искусственные роды и пропали!

Под слоем нежнейших французских румян щеки Амалии Петровны стали серыми.

- Как она могла пропасть? - шепотом спросила Зотова. - Ее что, похитили?
Время - десять вечера, у ворот охрана...

- Ну, вероятно, она просто встала и ушла.

- Как ушла?! Куда? Как и куда может уйти женщина в родах, в больничной
рубашке, без одежды и документов? - Амалия Петровна говорила очень тихо, но
Борису казалось, что она орет. - Эта больная должна была лежать под
капельницей, у нее уже должно быть полное раскрытие, потуги! Что ты несешь,
Борис?!

- Стимуляцию ей сделать не успели. Ее одежда в камере хранения.

- А паспорт?

- Где ее паспорт, я не знаю.

- В общем, так, Борис. Далеко она уйти не могла. Сейчас ты обшаришь всю
больницу. В палаты можешь не заходить. Осматривай туалеты, бельевые,
прачечную, склад, подвал и чердак. Она где-то здесь.

Борис впервые за весь разговор взглянул прямо в светло-голубые, ледяные
глаза Зотовой. Зрачки сузились до точек, глаза казались почти белыми. Лицо
из пепельного сделалось свекольно-красным.

"Ну и страшная же ты баба, - подумалось Борису, - ну и вляпался же я,
идиот!"

- Хорошо, - спокойно сказал он. - Я ее найду - если найду. И дальше что?
За волосы поволоку рожать? Или, может, мне ее вообще убить?

- Надо будет - убьешь, - усмехнулась Зотова. - В благородство захотел
поиграть? Ты, сопляк, на какие деньги живешь? На какие деньги жену с
ребенком кормишь? Знаешь, сколько в других больницах такие, как ты,
ординаторы получают? Я ведь тебя предупреждала, когда мы начинали работать,
- всякое может случиться. Вот, милый мой, и случилось.

- Дело в том, Амалия Петровна, - медленно произнес Симаков, - дело в том,
что, когда мы начинали работать, речь шла о серьезных научных исследованиях,
о моей диссертации. Прошло три года. Никакой наукой не пахнет. Деньгами -
пахнет, это да. Можно сказать, воняет деньгами. И вот сегодня вы привозите
женщину, которую усыпили промедолом, требуете ее, спящую, срочно
стимулировать, без всяких к тому показаний.

- Внутриутробная гибель плода - это тебе не показания? - перебила Зотова.

- Да живой там плод, живой, - нервно хохотнул Борис, - и уродств,
несовместимых с жизнью, там нет наверняка...

Зотова изо всех сил шарахнула кулаком по столу, тут же поморщилась от
боли и, потирая ушибленное запястье, тихо произнесла:

- Ты, Боренька, мальчик умный, добрый и невинный, как ангел, - голос ее
сделался вкрадчивым, даже ласковым, - но ты плохой врач. Ты ошибся в выборе
профессии. Врач не должен быть истериком. Думаю, мы не сумеем больше
работать вместе. Мне даже кажется, мы больше не можем жить в одном городе,
тем более таком маленьком. Поэтому прямо сейчас. Боренька, ты напишешь
заявление об уходе и прямо завтра начнешь искать для себя и для своей
молодой семьи новое место жительства, чем дальше от Лесногорска, тем лучше.
И запомни, мальчик мой: я сюда никого не привозила. Поступила женщина на
"скорой" со срочными показаниями. Вероятно, у этой женщины еще и психические
отклонения, потому что нормальный человек в таком состоянии из больницы не
сбежит. И вот теперь бродит где-то сумасшедшая роженица в больничной рубахе,
и виноват в этом ты, Боренька. Но я тебя прощаю. Вот тебе бумага, ручка.
Пиши заявление - и до свидания.

***

Когда Борис ушел, Амалия Петровна несколько минут сидела, тупо глядя на
захлопнувшуюся за ним дверь кабинета. Правильно ли она поступила, выгнав
Симакова и открыто пригрозив ему? Она чувствовала: дело выходит на новый
круг. Начинается новый этап, и на этом этапе такие, как Симаков, будут
только мешать. За его благородным негодованием стоят лишь слабость и
трусость.

Он, конечно, будет молчать. Да и не о чем говорить. Не о чем и некому. Не
такая она, Амалия Петровна, дура, чтобы посвящать его во все. Она давно
поняла - Симакова в дело вводить нельзя. Он нужен был на определенном этапе.
А теперь на его место надо искать совсем другого человека - сильного,
надежного, который не будет корчить из себя святую невинность и требовать
каждый раз очередной порции лапши на уши. Разумеется, такому человеку и
платить придется по-другому, но это ничего. Лишь бы он не утомлял ее всякими
интеллигентскими выкрутасами, как Симаков: деньгами, видите ли, воняет...

Да, с Симаковым она поступила правильно. Конечно, найти подходящего
человека на его место непросто. Но это - потом. Сейчас главное - сырье.

Амалия Петровна решительно сняла телефонную трубку и набрала номер.

- Мне нужны трое, сюда, в больницу. Нет, ничего страшного. Просто у одной
больной внезапно обнаружились психические отклонения, она сбежала прямо с
операционного стола. Мои санитары ушли, их рабочий день давно кончился. Пока
я дозвонюсь-добужусь, ваши люди будут здесь. Охрану мне дергать не хотелось
бы больная может проскочить через ворота. Спасибо, жду.

Через сорок минут у ворот больницы остановилась черная "Волга". Из нее
вышли трое мужчин в кожаных куртках, с широкими плечами и квадратными
затылками.

***

Свет фонарика блуждал по скользким ступеням. Трое мужчин неторопливо
спускались в подвал.

- Все - сказал один из них, - подвал только остался. Вряд ли она вообще в
больнице. Наверное, давно дома.

- Как это, интересно, она домой доберется в одной рубашке и босиком?
спросил второй.

- Да очень просто, - хмыкнул третий, - сядет в электричку и поедет. А что
босиком - так сейчас никто ни на кого не смотрит.

Они вошли в подвал.

- Черт, здесь все ноги переломаешь. Посмотри, может, какой-нибудь
выключатель есть?

- Выключатель-то есть, да, видно, завхоз на лампочках экономит.

Они остановились и закурили.

У Лены с детства было очень острое обоняние, прямо-таки собачий нюх. Все
запахи она чувствовала четко и ясно, а теперь, беременная, не могла ездить в
метро из-за дикой смеси ароматов. Дешевые и дорогие духи сливались с потом и
грязными носками. Дух горячего хлеба в чьем-то пакете переплетался с запахом
мочи и гнилых зубов бомжа, заснувшего напротив. А уж запах табачного дыма
она чуяла за версту...

Вот уже больше часа она сидела на своем сооружении из ящиков, согрелась и
сама не заметила, как задремала.

Ей приснился школьный двор, заполненный нарядными детьми и взрослыми.
Первоклашка с огромным бантом в русой косичке крепко держала Лену за руку.
Девочка была удивительно похожа на маленькую Лену. Она даже стояла, как Лена
на детской фотографии, - на одной ноге, будто цапелька...

- У меня будет девочка, - прошептала Лена сквозь сон, но тут же
проснулась. Ей в нос ударил резкий запах табачного дыма.

Курил не один человек, а двое или даже трое. Сигареты были крепкие,
американские.