устроился.
интеллигентный! Я думала, ты в институте учишься.
миллиона.
необлицованных железобетонных панелей, которые местами уже здорово
потрескались и были наскоро замазаны цементом, чтоб не задувало. По правой
стороне улицы ряд пятиэтажек оказался короче. Дальше стояли одноэтажные
деревянные домишки, которые, должно быть, вскорости собирались снести.
пятиэтажек. - А вон там, где машина стоит, - пятьдесят шестой, маленький.
Там Михалыч и живет. Усек?
которого стоял грузовичок "УАЗ".
же, доехал, не попался! Без прав, на чужой машине, да еще с запахом - хоть и
пятьдесят грамм, но все-таки...
не вяжет! Но сначала Максимку надо отнести.
темными. Впрочем, и в будни, наверное, мало кто просыпался до шести часов
утра. Тишина стояла почти деревенская. Только со стороны центра доносился
слабый шум машин, да дождик помаленьку брякал по крыше "Запорожца" и ржавым
жестяным гаражам, располагавшимся в глубине двора.
между двумя пятиэтажками промелькнул грузовик. Похоже, тот самый "УАЗ", что
стоял у дома 56.
небольшими передышками, потому что сам он не только не мог, но и не хотел
идти, все время порывался освободиться и давно бы свалился, если б не
героические усилия сопровождающих. Тем не менее его все-таки затянули в
квартиру и, протащив волоком через большую комнату, где уже сопел Максимка,
доставили в маленькую, служившую супружеской спальней. Там его осторожно
уронили на кровать и закатили к стенке, чтоб не свалился.
улице Молодогвардейцев направился к дому ј 56.
позорно провалившись на вступительных экзаменах в историко-архивный
институт, устроился работать в архив.
дела, которые заказывали в читальный зал исследователи, грузил их в
неуклюжий ящик на колесах, почему-то именовавшийся "шарабаном", и вез их
через двор. Потом забирал те дела, которые читатели уже просмотрели, грузил
их в тот же "шарабан" и вез обратно. Интеллекта это не прибавляло, но зато
развивало физически. К тому же Ветров проявлял старательность, и его
повысили до хранителя фондов.
проверять наличие дел. Это означало, что он должен был вынимать из ячеек
стеллажей увесистые картонные коробки с делами и проверять, все ли дела на
месте и нет ли каких лишних. Заодно полагалось проверять количество листов,
перенумеровывать их или нумеровать заново, и отмечать, какие дела не сшиты,
повреждены плесенью или мокрицами, поедены жуками...
сто лет. Спустя год они ему жутко надоели: большинство дел были ужасно
скучные. Всякие там уведомления да препровождения, списки личного состава да
ведомости на получение денежно-вещевого довольствия. Приказы по частям
царской армии, давным-давно расформированным, и тоже какие-то затхлые.
Того-то такого-то числа назначить в наряд, того-то произвести в ефрейторы,
такого-то посадить на гауптвахту...
о поступлении в вуз, потому что настроения учиться у него тогда не было. В
армию ему тоже не хотелось, потому что он очень не любил, когда им
командуют. Но в армию его все-таки забрали, хоть и на год позже, чем
следовало. Однако недели за две до того, как ему пришла "повестка на
расчет", произошло то самое событие, которое и привело его в этот город.
было не больше трех десятков дел. Фонд принадлежал какой-то крохотной
войсковой части. И дела в этом фонде были самые что ни на есть ерундовые.
Кроме одного, которое, хоть и числилось в этом фонде, относилось совсем к
другому.
голубовато-серую обложку, на которой стоял штамп с номерами фонда, описи и
дела, имелся старый, еще с "ятями" и "ерами" написанный заголовок. Что-то
вроде: "Переписка о заготовке сена". И даты стояли - "Начато: 14 июля 1916
г. Кончено: 23 сентября 1917 г.".
где-то в самой середине его, в окружении рапортичек о количестве
заготовленного сена, наткнулся на тетрадку без обложки, из тридцати желтых,
сложенных вдвое, листов очень плохой нелинованной бумаги, убористо
исписанных химическим карандашом. Эта самая тетрадка была прошита через сгиб
листов суровой ниткой и пришпилена ржавой булавкой к соседнему документу.
Листочки в тетрадке были пронумерованы, но сами по себе - не по общей
нумерации листов дела. На первом же листке тетрадки Никита увидел дату - 2
августа 1919 года. То есть документ не относился ни к данному фонду, ни даже
к данному архиву, который хранил документы лишь до 1918 года. А по
содержанию эта тетрадь представляла собой дневник капитана Белой армии
(вооруженных сил Юга России) Евстратова Александра Алексеевича.
заведующей хранилищем, показать тетрадочку. Из нее по акту сформировали бы
отдельное дело и передали бы в другой архив "по принадлежности".
страничку...
немного бумаги (выменял на горсть подковных гвоздей). Это позволило мне
продолжить описание своих странствий, прерванное неделю назад. На нашем
участке фронта все это время наступали. Похоже, краснюки на последнем
издыхании. Сдаются чуть ли не ротами. Говорят, что Троцкий велел ставить
позади обычных полков латышей, китайцев и матросов с пулеметами, чтобы
удерживать бегущих. Впрочем, я лично этого не видел, ибо известно, как
славно врет наш доблестный ОСВАГ. Не удивлюсь, если у них, как и в
большевицком РОСТА, трудятся те же щелкоперы, которые в 1914-м убеждали нас
через газеты, будто Краков вот-вот будет взят. И мы, кадеты-молокососы,
страдали от того, что война кончается, а мы все еще учимся... Господи, какие
же мы были идиоты!
плохую пишу. Подвоз чрезвычайно слабый. Даже пшена привезли треть против
положенной нормы. Весьма не завидую сотнику Вережникову. У меня на
довольствии только 4 лошади, а у него - целый табун. Фуража, как водится,
нет. Казаки уже вовсю воруют его у крестьян. Одного Вережников поймал и
приказал пороть на виду у мужиков.
час?"
дальше. Но до конца рабочего дня оставалось совсем мало времени. А
откладывать на завтра так не хотелось! Хотя вроде бы пока ничего
экстраординарного в этом дневнике он еще не прочитал. Просто было очень
интересно прочитать то, что переживал белый офицер на гражданской войне.
Конечно, если бы этот дневник попал Никите лет пять назад, то он читался бы
куда интереснее, потому что тогда, при Советской власти, про гражданскую
войну писали только со стороны красных. Все вроде бы очень хорошо и логично
выкладывалось, за исключением одного: было непонятно, почему если весь народ
был за красных, то отчего они провозились с белыми аж целых пять лет "и на
Тихом океане свой закончили поход" аж в октябре 1922 года? Впрочем, в те
времена, когда Никита нашел этот дневничок, гражданскую войну стали по
большей части освещать со стороны белых. И тоже, очень логично все
выстраивалось, за исключением одного: если белые были кругом правы, если
большая часть народа большевиков ненавидела, то почему же белые все-таки
проиграли гражданскую войну?"
уже нельзя было изменить, судьба какого-то отдельного человека, угодившего в
такую заваруху, где русские сражаются с русскими, его очень заинтересовала.
мальчик развитый и хорошо представлял себе, что тоже может угодить на
гражданскую войну. Незадолго до обнаружения дневника он видел по телевизору
схватку демонстрантов с ОМОНом на Ленинском проспекте. Потом не спал ночь и
думал, что да как... До этого он как-то не думал, что могут быть люди,
которым социализм и коммунизм еще не надоели. Он был убежден, что все вокруг
при Советской власти только лгали и притворялись, а потом с легким сердцем
все это бросили и стали жить свободно. Оказалось, нет. Очень многие верили,