ректора в приказе, а ежели один, зато погрязший перед тем в грехах
закоренелый нечестивец, то полагается диплом с отличием. Моему мормонышу
пока что ничего подобного не светило, но надежды он не терял и действовал с
похвальным усердием. Я глядел, как он глотает кофе, не выпуская ?Книгу
Мормона? из рук, слушал, как он разглагольствует о евангельских истинах, и
думал: истина, где ты, ау! Истина в данном случае была трансцендентной -
иными словами, завуалированной и скрытой, и заключалась она в том, что мой
мормоныш был фальшив, как авизо - то самое авизо, о котором давеча толковал
остроносый.
знаем мы, что мормонам - в отличие от свидетелей Иеговы - запрещено
вербовать в свою конфессию, таскаясь по домам и приставая к прохожим. Мормон
- настоящий мормон - стоит навытяжку с книгой в руках и ждет, когда к нему
обратятся заинтересованные лица. Вот когда обратятся, тогда он и расскажет
о ?нових свидэтелтвах про Исус Христ?! А до того - молчание, скромность и
никакой агитации. К тому же мормоны не пьют горячего, а если и пьют, то не
чай и кофе, напитки дьявольские и греховные. Такой вот у них порядок, и
всякому читателю энциклопедий и словарей о том доподлинно известно.
прижать ли гостя в щели меж холодильником и кухонным пеналом. Я не сторонник
насилия, но этот Джек-Джон-Джим мог оказаться в лучшем случае
коммивояжером-хитрецом, а в худшем - наводчиком или воришкой. Язык? И что с
того? Жулики нынче пошли образованные: надо - так китайский выучат. Я уж
совсем собрался сбегать за топором, но тут наша беседа перетекла в иное,
весьма любопытное русло.
кружкой. - Одни стяжают богатств и сокровищ, другие - славу, власть и
почести, иные же Полны высокомерия, жестокосердны и не внемлют стонам
голодных, убогих и сирых, иные же жаждут крови и веселятся на пепелищах,
иные торгуют словом божьим, требуя мзду за всякое священное деяние - даже за
то, чтоб проводить усопшего в последний путь. Воистину, они грешны! Забыты
ими слова господни, а ведь он повелел, чтоб люди не убивали, чтобы не лгали,
чтобы не крали, чтобы не произносили всуе имя господа бога их, чтобы не
завидовали, чтобы не имели злобы, чтобы не ссорились один с другим, чтобы не
совершали прелюбодеяний, ибо преступивший через законы господа погибнет!
Спасибо, брат? да будет с вами милость Всевышнего? - (Я подлил ему кофе.) -
Но самый мерзкий грех свершают те, кто предан Люциферу не по неведению или
по слабости своей, не ради богатства или славы, но алчет дьявольского
могущества и пособничает ему в улавливании душ, творя колдовство и
чародейство. Вот вы, мой добрый мастер, кто вы такой? - Крысолов, -
отрекомендовался я, - скромный крысолов-токсидермист. Ловлю крыс и набиваю
чучела - для музеев и кунсткамер. Разумеется, во славу господа, ибо крыса -
тоже дьявольский пособник.
не очень приятное. Но всякий смертный несет свой крест, и всякий труд
почетен перед господом, если свершается во славу и во имя его? - Аминь, -
молвил я, предложив мормонышу сигарету. Он не отказался. - Но те нечестивцы,
маги и колдуны, о коих я упомянул, трудятся не на бога, на дьявола, за что
гореть им в геенне огненной! Ибо сказано, - он потряс книгой, - сказано так:
если пытались вы делать зло во дни вашего испытания, то будете признаны
нечистыми пред судилищем божиим, а ничто нечистое не может существовать при
боге, и потому вы должны быть отвергнуты навек. Но сказано также: если
праведная душа, жертвенная и не запятнанная грехом, - тут он ударил себя в
грудь, - спасет нечестивца и выведет его на верную дорогу, то обретут они
оба благоволение господа и рай в его объятиях. И вот я? - Погоди-ка, парень.
- Мне пришлось дернуть его за рукав, чтобы остановить этот поток
красноречия. - Кто тут у нас нечестивец? Ты на кого намекаешь? На меня?
почетно и полезно. Я же говорю о колдунах, об истинных нечестивцах,
предавшихся Люциферу. Не думают они про Страшный суд и кару господню, а лишь
плодятся и увеличиваются в числе - и у нас, и у вас, и в иных странах, и
даже в Святой земле, политой кровью Спасителя нашего. Повсюду видны их злые
лики, а богомерзкие слова звучат в эфире и? Не понимая, к чему он ведет, я
привстал и выглянул в окно. - Не вижу злых ликов. Оголодавшие, правда,
попадаются.
рекламой, то узрите, брат мой, обличье колдуна и прочтете имя его и призыв,
исполненный дьявольской гордыни. И это лишь один из многих! Серж Орнати,
нечестивец, пособник Сатаны!
с объявлениями, и среди них встречалось и такое: мой бывший сосед с горящим
магнетическим взором, в кольце самонадеянной надписи: ?Серж Орнати: Бог
предначертал, а я исправлю!? Перебор, конечно, но в рекламных агентствах
служат сплошь одни атеисты.
Из квартиры сто двадцать два.
приподнялся, готовый бежать, обращать и спасать. Пришлось хлопнуть его по
плечу, дабы привести в чувство.
рашен идиом?
сделался ?новым русским? и переехал. Дом у нас, видишь ли, старый, в нем
?новые русские? не живут.
Интерпол.
бы и нет? Подписки о неразглашении остроносый с меня не потребовал. Осознав,
что грешник исчез в неопределенном направлении и избавить его от геенны не
удастся, мормоныш погрустнел. Нашлось у него еще несколько вопросов - все о
том, как нечестивец Орнати дошел до жизни такой и нельзя ли спасти его
супругу, его чад или хотя бы соседку, что обитает сейчас в сто двадцать
второй квартире. Пришлось сказать, что жена у него мусульманка и проходит по
другому ведомству, а чадо имеется одно, пятилетнее, и значит, юное и
безгрешное. Оставалась соседка, и мой мормоныш желал познакомиться с ней с
упорством, свойственным религиозным фанатикам и придуркам.
город в сибирской тайге. Вокруг одни концлагеря, еще со сталинских времен.
Сталин, кстати, тоже был Иосифом, как ваш преподобный Смит. Проигнорировав
мою последнюю реплику, Джек-Джон-Джим приподнял белесые брови и с заметным
разочарованием воскликнул:
медведи, крокодил и два мастифа? Есть и третий, говорящий, но его она дома
оставила. Злой, как Сатана!
пробираюсь, дрожу, чтоб зверюга дверь не вышиб! Да что говорить - выйди на
площадку, приложись ухом и послушай. Знаешь, что он орет? Прр-раведника мне,
прр-роповедника! Жрр-рать хочу!
словарю, но настроение было не читабельным. Мысли кружились медленно, будто
грифы над свежим трупом, не успевшим как следует протухнуть. Трупов - или,
если угодно, крыс - было две: одна, остроносая, предъявила мне
удостоверение, другая - книгу с золотым тиснением, но я полагал, что все это
сплошная иллюзия и обман. Обе они подбирались к Сергею, и оставалось лишь
догадываться, когда и как он ухитрился насолить и нашим, и вашим. Кто они -
наши и ваши - тоже было не совсем ясно, но нюхом опытного крысолова я чуял,
что люди это серьезные, привыкшие вершить свои дела не при солнечном свете,
а преимущественно в сумерках. Конечно, не составляло труда позвонить Жанне и
спросить, но это было б опрометчивым поступком. Раз заварилась такая каша,
то телефон Арнатовых скорее всего на слуху, и что бы я ни спросил, чем бы ни
поинтересовался, все будет Сергею не к пользе, а мне поставлено в вину. С
чего бы, действительно, мне звонить? Был у меня сосед, не брат, не друг -
приятель; потом переехал и, по официальной версии, стал заниматься
превращениями досок, железных чушек и стекла в капусту. Напревращал, сколько
хватило магической силы, и отвалил. На Кипр, на Крит или на остров Мальорку?
Ну и что же? Обычная история по нынешним временам? В общем, я не рискнул
звонить и, укрепившись в намерении отправиться завтра на дачу, включил
телевизор.
памятник жестоко убиенному государю Николаю II. Памятник этот регулярно
взрывали, и теперь, для лучшей сохранности, цоколем ему служил настоящий
бетонный дот с бронированной дверью и четырьмя амбразурами - дабы отбить
атаку с любой стороны слезоточивым газом. В Москве, на улице Горького,
торговали вразнос взрывчаткой, киллеры отстреливали видных демократов,
экономисты толковали о долгах, дефолте, инфляции и реструктуризации, левые
сражались с правыми, Дума билась с президентом, губернаторы - с мэрами, а в
дыму этих баталий всякие умники приватизировали державу оптом и в розницу.
Конан-Дойль Артур
Панов Вадим
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Смоленский Вадим