уловил всеобщее недоумение. - Я вовсе не это хотел сказать, - продолжил он,
спохватившись. - Просто у меня такое ощущение, что он способен порождать
неприятности.
Елизавета Викентьевна. - Он же еще совсем ребенок!
- Не увлекается ли он модными революционными идеями? Все-то ему не нравится.
нравится. Он даже назвал ее голос "божественным".
его внутренним взором мелькнул почти богомольный образ Муры во время их
майского путешествия в Благозерск - и тут же исчез. Обычная веселая девушка.
Она заметно посвежела, привычный румянец, пропавший было после беспокойных
святочных дней, снова играл на ее лице, синие глаза под черными короткими
ресницами сияли по-прежнему радостно и задорно. Симпатичная дачница,
привлекательная, хорошо воспитанная. Не более того.
его с дороги глупыми разговорами. Извините, дорогой Клим Кириллович. Сейчас
я попрошу Глашу проводить вас во флигель - там для вас уже все готово, есть
и комнатка для Полины Тихоновны, - рады, что она надумала нас навестить. А
мы с девочками тоже пойдем в свои светелки. Брунгильде надо прилечь. Мурочка
тоже засиделась.
ладони у груди. - Там в черемуховом кусте поют соловьи.
захвати. Боюсь, может быстро похолодать. В июне так часто бывает.
в свои комнаты, Мура и Клим Кириллович вышли на крыльцо.
доктор.
поинтересовалась Мура.
другой смысл.
от центральной дорожки. Вокруг беседки цвели низкие кусты белой сирени, а
над ними высилось уже отцветшее черемуховое дерево.
усаживаясь на деревянную скамью, устроенную по внутреннему периметру
открытой беседки. - Тогда они и запоют.
вдохом он улавливал сладостно-тревожные волны, исходящие от упоительно
пахнущей белой сирени, ветви которой проникали в глубь беседки. Вскоре над
этими чудными волнами поднялся коленчатый птичий голос. Ему ответил другой,
потом третий, - странное пощелкивание сливалось в необъяснимо завораживающую
мелодию. Ее хотелось слушать долго-долго. Доктор взглянул на Муру: она,
приложив палец к губам, тоже радовалась странному соловьиному зову,
доносящемуся откуда-то сверху - неужели из кроны черемухи?
Но его не было. Боясь, что Мура сейчас поднимется и уйдет, доктор торопливо
сказал:
понял - из-за чего ваша сестра упала в обморок? Что случилось?
смутилась. Вполне возможно, что и покраснела.
истину. - Ничего. Ничего не случилось. Ничего особенного. Так, пустяки.
Хотя... Знаете, доктор, - тон ее стал решительным, - я не могу вам сказать.
Пусть лучше она сама вам скажет.
Клим Кириллович, его подозрения приобретали четкие очертания.
собраться с силами. - Я вас не выдам. Но кое о чем я мог догадаться и сам.
Почти месяц я не виделся с вами и вашей сестрой. Но я всегда, согласитесь,
был вашим другом.
сообразить, о чем идет речь.
доктор. Он выглянул ИЭ беседки, чтобы убедиться в отсутствии поблизости
нежелательных ушей. Потом резко повернулся и, загородив собой выход,
выпалил, глядя прямо я глаза испуганно вставшей Муре:
пытайтесь от меня скрыть. Брунгильда - невеста князя Салтыкова. Что ж, ей
будет к лицу княжеский титул. Но, согласитесь, я, как друг вашей семьи - вы
все мне дороги, - все-таки должен знать правду: что здесь происходит? В чем
причина обморока? Не нужна ли моя помощь и мое дружеское участие?
опустился на скамью перед остолбеневшей Мурой.
вы уверены, что вы здоровы? Не переутомились ли вы?
головы.
Кириллович, - но совсем недавно, полгода назад, вы были проницательнее. А
ведь тогда шла речь о более сложных материях. Здесь же прямо перед вами
происходит то, чего вы не замечаете. Очень странно.
объяснения всем тем нелепицам, о которых вы так долго говорили.
книжечку - в дешевом сером бумажном переплете.
кротко просил передать эту Псалтырь невесте князя Салтыкова.
связаны с Брунгильдой.
сами. Ведь не Елизавета Викентьевна же - невеста князя Салтыкова. И не
кафешантанная певичка. Может быть, Глаша? Так что одна ваша Сестра и
остается... Но не вы же, надеюсь? - Тут голос доктора Коровкина дрогнул,
лицо вытянулось.
издание. Ничего особенного. Только на последней страничке что-то нацарапано
карандашом. Милый Клим Кириллович, давайте выйдем на свет, тут что-то
написано.
светлом прозрачном сумраке белой ночи прочесть написанное оказалось
нетрудно. Чей-то властный карандаш с отчетливым нажимом вывел непонятные
буквы и слова:
Глава 2
принятыми законами. И семейство Муромцевых стремилось их соблюдать - если не
все, то хотя бы некоторые из них.
года сводились к следующему постулату: "Пить, есть, спать и гулять - вот
образ жизни, который вернет вам силы. Откажитесь от газет, будьте чужды всех
этих проклятых вопросов и живите в свое удовольствие. Противопоставьте
городской жизни отдых от умственной деятельности, режим дня, здоровую еду,
сон, физический труд, купание и спорт".
стремились придерживаться все дачники: подъем в шесть-семь часов, чай, кофе
в восемь часов, первый завтрак, до двенадцати часов - чтение и игры. В
полдень можно было поспать часа полтора или перекусить - второй завтрак - и
отправиться на прогулку или купаться. Обедать следовало в пять часов, а
ужинать в восемь. В десять-одиннадцать - отход ко сну. Спать рекомендовалось
не более семи-восьми часов. Только малокровные и нервные люди могли
позволить себе более длительный сон, не вызывая при этом осуждения
всезнающих соседей. Дачная жизнь невольно располагала к большей, чем в
городе, осведомленности о жизни соседей.
птичьего двора, заготовка на зиму запасов грибов, ягод, варенья, маринадов,
солений - все это называлось моционом. Конечно, можно было прочесть газету
или легкую книжку, час-другой позаниматься музыкой, особенно в дурную