смену, хозяин. Второй Пилот, если не ошибаюсь?
воскресавших на телеэкранах. Сжатые губы, холодные глаза, и две глубокие
морщины у губ, как две черты художника-графика на мужском лице, одержимом
стремлением сломать, убить, выжить, выстоять. Сейчас глаза цвели теплотой
придорожного бара, встречающего гостей в плохую погоду.
на ярмарке.
Кости не срастаются. Чего-то в организме не хватает.
глотнете, не смейтесь.
окурков, пустых бутылок, откупоренных жестянок и раздавленных тюбиков со
сгущенным бульоном и сыром. Можно было только дивиться тому, как он не
споткнулся и не сломал ногу на этой мусорной свалке. Может быть, раньше и
жили в этой большой комнате без окна, хотя и с чистым искусственным
воздухом, но сейчас она не казалась жилой. Такими комнаты выглядят после
обыска или драки пьяных гостей. Ободранные стальные стены там и сям
пересекали сваренные излучателем швы.
Движение было рефлекторным, привычным.
двери, в пролете которой виднелась узенькая винтовая лесенка, ведущая на
второй этаж. - Пошли. Там безопаснее. Другой горизонт, другой уровень.
Пыли нет: вентилятор работает, пылеуловители в порядке.
есть.
Пилотом в замшевой курточке. По винтовой лестнице они поднялись в такую же
комнату, но с большим, сильно скошенным окном, прикрытым полупрозрачной
шторой. Она не пропускала тепловой радиации солнца, но позволяла видеть
все окружающее. А смотреть было не на что, кроме удручающей черноты
каменной пустыни.
из выдвижных коек была аккуратно застелена, а на другой неподвижно лежал
уже немолодой с проседью мужчина в расстегнутом мундире с нашивками, такой
же чисто выбритый, как и его сосед, только с донкихотской бородкой под
нижней губой. Он не пошевелился и не открыл глаз.
смена.
совсем не грустные глаза.
какой-то одному ему понятный смысл в ответной реплике Капитана. - Четверо.
Двое живы, двоих похоронили у станции, использовав излучатель вместо
лопаты и свинец из карьера вместо могильной плиты. Как это происходило,
рассказать не могу - не видел.
повезло. Мы начали, вы закончите, а не вы, так другие. Ошибок, наших не
повторите, с опытом познакомитесь, ну, а нас - в архив Космической службы.
напарник - золото. В любой рейс хоть сейчас. Даже огорчаюсь, что вынужден
его с собой забрать. Вам бы он пригодился: умен, решителен и находчив. -
Он снова усмехнулся, салютуя помощнику: - Правду ведь говорю, Пилот, а?
Обо всем в лазерограммах не напишешь, а было много всякого, от чего руки у
слабонервного начинают дрожать. Миражи - штука хитрая и удивительная, и не
всегда с ними излучателем бороться надо. Впрочем, сами увидите. Хотя бы из
этого окна. - Доктор устало кивнул на скошенную стеклом панораму четырех
цветных солнц. - Скоро закат. Раньше всех заходит зеленое. Может быть,
увидите иллюзион, не знаю.
человечеством. Доктор - иранец, а в бывшем Иране так назывались убежища,
сохранявшие неприкосновенность преследуемого... Только почему у вас,
коллеги, стены даже здесь вспороты излучателем?
любит подозрительных звуков и всегда начеку.
Бессмыслица, конечно. Но представьте себе, мой напарник все-таки сжег
целую опушку леса. Он "вырос" прямо у станции. И лес-то какой -
силурийские мхи да древовидные папоротники.
- и все исчезло. Но угли остались. И сморщенная листва, рассыпавшаяся при
нашем прикосновении. И пепел!
быть, уже распад психики? Пытка страхом и мания преследования. Но почему у
обоих?
до сих пор не может объяснить, где, как и почему! Я устал от чудес и
гипотез.
скрыть какой-то нотки недоверия, или необходимость убеждать в том, что для
них давно уже стало реальностью, утомила Доктора. Он устало взглянул в
окно и воскликнул с неожиданной радостью:
просматривалась вдаль, как с открытого балкона. Горизонт сужал ее, обрезая
зеленым, похожим на диск светофора солнцем. От него осталась только узкая
светящаяся дуга с травянисто-золотым отсветом. Почти рядом, только не
сохраняя симметрии, как бы по другой орбите сползало к горизонту еще одно
солнце - голубой пылающий сгусток неба.
нечто трудно описуемое и едва ли понятное. Будто невидимый Гулливер играл
в цветной детский конструктор. Он брал шары и кирпичики и громоздил из них
разрезанные пирамиды и купола, перекошенные синусоиды и промятые кубы или
вдруг нечто знакомое, вроде пизанской башни, склоненной на опрокинутый
стадион. Белые ленты, извиваясь как змеи, то исчезали, то появлялись в
геометрических сочетаниях этого архитектурного бреда. Человеческий ум не
мог участвовать в его создании: в нем не было главного признака
человеческого деяния - целесообразности.
человеком, служить человеку, утешать его или радовать, - сказал Доктор,
словно угадав мысли его собеседников. - Вы ошибаетесь, друзья. Видите эти
перемещающиеся точки на белых лентах? Это живые существа, внешне не
отличающиеся от нас, землян. Мы видели их близко: они объемны и
гуманоидны.
Живут. Это город. Другого мира, может быть другого измерения. Не
принадлежащий черной пустыне. Здесь это мираж. Видите, он уже тает.
отсветы. Бессмысленное столпотворение радужных конструкций тоже тускнело,
теряя очертания и цвет.
Володихин Дмитрий
Нортон Андрэ
Посняков Андрей
Панов Вадим
Афанасьев Роман
Смит Кордвейнер