read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



застенчивость. Володька сейчас очень похож на того гимназиста. Те же
вихры, тот же пушок под носом, та же дань моде, превратившая клеш в тонкую
дудочку, и только самоуверенность естественная и совершенно беспримесная,
без всякого наигрыша.
Никто не уделял мне свободного времени. У отца его просто не было.
Торговый агент, кочевавший по России, он месяцами не бывал дома. Мать
работала кастеляншей во Вдовьем доме и даже по воскресеньям приходила
запоздно. Хозяйством ведала ее дальняя родственница, тихая как мышь, тетя
Паша, уходившая домой после пяти, когда обед был приготовлен и поставлен в
духовку. С самого детства я был предоставлен самому себе, дворовой
мальчишеской Сечи, школьным учебникам и библиотеке попечительства о
народной трезвости, просвещавшей читателей в нашем квартале.
В политике я не разбирался: ни дома, ни в гимназии о ней не говорили. К
войне относились так же, как и "Раннее утро": чем дольше шла война, тем
меньше интересовала она редакцию и подписчиков. И хотя Февральскую
революцию я, как и все гимназисты, встретил с красным бантом в петлице
шинели, но знал о ней едва ли больше тети Паши, приобщавшейся к революции
на рынке и в церкви.
Правда, я был знаком и, как мне казалось, даже дружил с настоящим
революционером, но и это не стимулировало моей политической зрелости. То
была странная дружба, начавшаяся около года назад, когда студент Александр
Томашевич вернулся из ссылки в Москву. На Тверском, в доме, где жили и мы,
у его отца был писчебумажный магазин. В глубине его, за стеной, была
темная комнатушка без окон, заставленная по стенам штабелями писчей
бумаги. Эту каморку с железной печуркой, поставленной вопреки всяким
пожарным правилам, приспособил для жилья бывший студент, уверявший, что в
квартире его отца, двумя этажами выше, жить ему скучно и неуютно. Сюда
после закрытия магазина забегал и я поболтать у огонька, вечно
подогревавшего большой эмалированный чайник: самоваров Томашевич не
признавал.
Я познакомился с ним, когда он, заменяя за прилавком заболевшего отца,
продавал тетради мальчишкам на копейку дешевле обозначенной на них цены.
Когда я спросил его, почему он так делает, он засмеялся и сказал:
- Возвращаю прибавочную стоимость. Знаешь, что такое прибавочная
стоимость?
- Не знаю, - сознался я.
- Ну и не знай. Легче жить будет на свете, - сказал он.
Потом я зачастил к нему, и он неизменно встречал меня веселой улыбкой,
обнажавшей жемчужины зубов прелестницы с рекламы зубного полосканья
"Одоль". Худощавый брюнет с черносливинами-глазами и матовой, никогда не
блестевшей кожей, он был очень красив той нерусской, экзотической
красотой, обрамлением которой хотелось бы видеть сомбреро или тюрбан, а уж
никак не старую студенческую фуражку. Да и звали его не дон Алонзо, а
просто Сашка или по-украински Сашко. Меня же он дружески называл Саней.
Недоучившийся студент, таинственный революционер и прозаический агент
по распространению подписных изданий совмещались в нем с легкостью, не
вызывавшей душевных противоречий. О революционном подполье, тюрьме и
ссылке своей он никогда по рассказывал, а мой нескромный вопрос однажды
обрезал с решимостью педеля, отбирающего у вас гимназический синий билет:
- Знаешь, что такое табу?
- Ну, знаю.
- Так вот, это табу. Понял?
Я понял. Но следы прошлого проступали вопреки его осмотрительности. В
котельную нашего дома поступил новый механик, Егор Михалев, человек
молчаливый и неприветливый. Котельную он всегда держал на запоре,
мальчишек туда не пускал и на меня не обращал никакого внимания. Но
однажды я оказался свидетелем странного разговора между ним и Сашко. Они
столкнулись в подъезде: Егор подымался по лестнице из подвала, а Сашко,
только что расставшийся со мной, шел к отцу. Я же стоял в тамбуре, даже
еще не успев раскрыть двери во двор.
- Семенчук? - спросил Егор, и такое удивление прозвучало в его голосе,
что я невольно задержался у двери.
- Тише! - прошипел Сашко. - С ума сошел!
Он меня не видел, но я видел обоих в щелку и слышал все от слова до
слова.
- Семенчук я был в ссылке, - прибавил Сашко, - здесь моя фамилия
Томашевич. Запомни.
- Очень нужно! - скривился Егор. - Хоть бы век тебя не видеть!
- Здесь работаешь?
- Здесь. Донесешь?
- Я не шпик. Да и с прошлым покончено. Все. Конец.
- Потому и спрашиваю: донесешь?
- Господь с тобой. Я уже вам не противник. Даже больше: все думаю -
может, вы и правы. Присмотреться к вам хочу.
- Ну что ж, присматривайся. Может, что и увидишь.
- А не приобщишь?
- Приобщаются только к богу в церкви. А я не поп.
- Все шутишь. А я серьезно.
- И я серьезно. Как в лавке. Ну-ка, дай пройти.
Я открыл дверь и выскочил во двор. Егор прошел мимо, даже не взглянув
на меня.

Сашко в этот вечер был особенно неразговорчив и даже отказался сыграть
со мной очередную партию. С тех пор как он научил меня играть в польский
банчок, трик-трак, стуколку и другие диковинные игры, мы зачастую
сражались с ним у огонька в его писчебумажной каморке. Играли мы не на
деньги, которых у меня не было, а на обязательства трех видов, которые
безропотно должен был выполнять проигравший. По первому виду требовалось
несложное, пустяковое: сбегать в лавку за булкой или папиросами, опустить
письмо в почтовый ящик, разузнать что-либо или принести воды из подвала,
потому что водопровода при магазине не было. Обязательства второго рода
были связаны с передвижением по городу, а к третьему относилось все, что
выигравший считал для себя особенно важным. Вот и приходилось мне, как
проигравшему, а проигрывал я, понятно, гораздо чаще, чем Сашко, то бегать
ему за папиросами, то разносить вместо него книги подписчикам, то возить
их бог знает в какие трамвайные дали. А проигрыш рос, обязательства
накапливались и грозили рабством. Когда общее число их перевалило за
сотню, Сашко вдруг зачеркнул все и объявил, что меняет их на
одну-единственную сверхглавную просьбу. Я обязан был всеми средствами
содействовать его сближению с Катей Ефимовой:
Катя работала в шляпной мастерской на пятом этаже нашего дома и каждый
день бегала по городу с круглой деревянной коробкой с ремнем на крышке,
разнося готовые шляпы заказчицам. Она была похожа на девушек с английских
открыток, торчавших на витринах чуть ли не каждого писчебумажного
магазина. С них глядели на вас почти прозрачные голубоглазые блондинки со
стеком или теннисной ракеткой в руках. Катю отличал от них только
морозовский ситчик в горошинку и шляпная коробка вместо стека или ракетки.
А все остальное совпадало - и тоненькая фигурка, и соломенные волосы, и
королевская стать, словно родилась она в Виндзоре, а не в Дорогомилове.
Для меня она была блоковской Незнакомкой, Прекрасной дамой, Дульцинеей
Тобосской, которой я на долгие годы посвятил и тайную свою преданность, и
тайное восхищение. Эти рыцарские чувства, однако, ничуть не мешали мне
активно ухаживать за гимназистками и даже влюбиться в одну, хотя я и
влюбился, может быть, потому, что она чем-то смутным, неуловимым
напоминала Катю.
Конечно, я идеализировал Катю, которая была просто тихой, скромной и
работящей девушкой, но мне она казалась - я только что прочел
"Петербургские трущобы" Крестовского - по крайней мере бывшей графиней,
вынужденной скрываться под личиной модистки. Как-то, возвращаясь из
гимназии, я увидел ее и пошел за ней следом до нашего дома, как вдруг
заметил, что она переглянулась с вышедшим ей навстречу Егором. Я даже
остановился в изумлении: неужто же заговорит она с вечно хмурым механиком?
Нет, не заговорила. Только задержалась на мгновение, быстро сунула ему
что-то в карман пиджака, извинилась и прошла мимо. Спустя минуту я даже
усомнился в том, что увидел. Что общего могло быть у далекой звездной
богини с этим чумазым ничтожеством?
Конечно, она в конце концов заметила мое отнюдь не ребяческое внимание
и начала улыбаться при встречах. Однажды она даже остановила меня. Это
было у памятника Пушкину на Тверском бульваре, где она присела отдохнуть
после очередного пробега по московским заказчицам. Я хотел было улизнуть,
но она почти силой усадила меня рядом и начала расспрашивать, как живу,
как учусь, что читаю. Неожиданно я подметил в ней то, что едва ли
характеризовало модистку: интеллигентность. Вероятно, она была белой
вороной среди шляпниц - грубых, развязных, хихикающих девушек, от которых
всегда пахло, как в дешевой парикмахерской. Отличала ее от них и манера
держаться с какой-то монашеской строгостью, почти суровостью,
отталкивающей, вероятно, даже самых навязчивых ухажеров. Я тоже
почувствовал эту строгость, напомнившую мне мою первую учительницу в
приготовительном классе. И невольно отвечал Кате, как на экзамене, быстро
и лаконично, по-мальчишески краснея и тут же проклиная себя за этот
предательский румянец.
- Ты много читаешь, - похвалила она меня, - это хорошо. Только мусору
много.
- Стивенсон не мусор, - обиделся я.
- Допустим, что не мусор. А Чириков мусор. И Потапенко мусор. И
Амфитеатров не чтение для человека, стоящего у открытой двери в жизнь.
Она говорила, как в книгах, и притом естественно, как будто именно так
и думала. И мне захотелось ответить ей в том же духе.
- Я и хочу узнать жизнь, - сказал я. - Прочел "Люди сороковых годов"



Страницы: 1 2 [ 3 ] 4 5 6 7 8 9 10 11
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.