Чтение 3–й страницы книги ~Четыре цвета памяти~

- Зачем тебе вечный? Начни с коня, g4. Так?

- Допустим.

- Дальше серия шахов: пешкой h, пешкой g, слоном d, ладьей h, и король
черных в панике отступает на последнюю для него линию.

Котов поморщился: сколько раз он прикидывал этот бессмысленный вариант
на доске.

- А потом? - устало проговорил он. - Потом король белых добровольно
ложится на доску. Чистое туше, как говорят на ковре.

Человек в зеркале встал. Это был тот же Котов, только вывернутый справа
налево и почему-то сугубо серьезный, как на торжественных заседаниях.

- Что вы нашли возле тела? - вдруг спросил он.

- Опрокинутую коробку с шахматами.

- И все? - усмехнулось отражение.

- Пожалуй, нет, - вдруг вспомнил Котов. - Ладья и три пешки лежали по
другую сторону тела. Левый фланг! - закричал он. - Все ясно. Падая, он
сбросил их с доски.

Последние слова он произнес как стихи. Все в нем пело.

- Ну вот и вспомнил, - спокойно констатировал зазеркальный его
собеседник. - И сообразил. Конечно, ладья а и три пешки abc стояли на
своих местах. Он не играл с племянником. Он в одиночестве разбирал
классическую партию Ласкер - Томас.

Котов раскрывал и закрывал рот, как рыба на берегу, силясь что-то
вымолвить, и не мог.

- Что с тобой? - услышал он.

Но ответить не успел. Ему показалось, что отражение в зеркале вдруг
приобрело черты Родионова.

ЗЕЛЕНЫЙ

С того момента, как Котов спустился в сад, и до того, когда его
отсутствие заметили на веранде, прошло не более пяти минут. Родионов
первый увидел его у светящегося купола и сначала даже подумал, что он
вопреки законам равновесия не стоит, а висит над ямой с метеоритом. Он
подхватил его под руки и тут только заметил, что Котов как бы очнулся, а
до того стоял не шелохнувшись и с закрытыми глазами.

- Столбняк или обморок? - пошутил он, когда они вдвоем со Славкой
привели Котова на веранду.

- Ни то, ни другое, - сказал Котов. - Сон. Очень странный и очень
результативный сон. Но почему наяву? И почему именно во сне я вспомнил
забытое? - он обращался к Микульскому.

Тот ответил не сразу. Видимо, ответ был неясен ему самому.

- Трудно сказать. Может быть, ото результат излучения видимого или
невидимого. Мгновенное напряжение памяти, как в опытах с электротоком. То,
что хранилось в кладовой подсознательного, переключалось а область
сознания. Нечто вроде химической реакции, в которой роль катализатора
сыграло неведомое нам излучение. Впрочем, все это только догадки.

- А цвет? - спросил Котов.

- Какой цвет? - не понял Микульский.

- Был белый, стал желтый.

- А теперь зеленый, - сказал Славка.

Желтая хрустальная чаша над кратером действительно зеленела. Золотистый
газ, клубившийся внутри нее, стекал все ниже и ниже, уступая место то
мигающим, то сливающимся зеленым огням светофоров. Этот зеленый костер
разрастался все шире и шире, заполняя всю трехметровую полусферу над
кратером.

Неожиданно Славка молча одним прыжком перемахнул перила веранды.

Родионов обеспокоенно взглянул на Микульского.

- А это не опасно, Феликс Юрьевич?

Микульский молча пожал плечами: смешно, мол, его об этом спрашивать,
когда явление непонятно даже специалистам.

А Слава уже застыл в котовской позе над кратером.

Он не потерял сознание, как и Котов. Сначала даже не заметил никаких
существенных перемен ни в своих ощущениях, ни в окружающей его обстановке.
Даже горячий ветер, пахнувший ему в лицо, показался жаром из кратера.

Но, вглядевшись, он не увидел ни развороченной ямы с метеоритом, ни
бушевавшего над ней зеленого костра. Сбоку тянулась аккуратная глубокая
канава-раскоп, уходившая сквозь слой песка в твердый глинистый грунт.
Осыпающийся песок струйками стекал по стенкам раскопа на дно. Впереди
подымались остатки разрушенной ветрами и временем крепостной стены, косо
обрывавшейся у раскопа.

"Сплю, - весело подумал Славка, - что-то будет?!"

Он сразу вспомнил, где он и что именно его окружает. Сон воспроизводил
прошлогоднюю летнюю практику в песках Каракумов. Но почему он один? Где же
археологи? Очевидно, ушли к становищу, забрав свой нехитрый инструмент, -
рабочий день экспедиции, должно быть, уже закончен. Славка еще раз оглядел
осточертевшие ему развалины древнего парфянского города, поправил на
голове тюбетейку и подкинул ракеткой теннисный мяч.

Так вот почему он остался. Славка был теннисистом, и не каким-нибудь
приготовишкой-любителем, а славой института - без пяти минут мастером
спорта. Ракетку для тренировки и теннисные мячи он взял с собой в
экспедицию, хотя и знал, что партнеров у него там не будет. Но
тренироваться можно и без партнеров: была бы стенка. И стенка нашлась -
кусок каменной крепостной бойницы, куда он с терпением Сизифа приходил на
закате после рабочего дня.

Он подбросил в воздух мяч и послал его в стенку, отбил, достал ракеткой
и снова отбил, каждый раз увеличивая силу удара. Последний удар был
особенно силен - он даже чуть-чуть своротил наверху древнюю парфянскую
кладку. Трещина меж камнями расширилась, обнаружив уже не желтый, а бурый
темный провал, в котором что-то зашевелилось.

Мяч, отскочивший от стенки, упал к ногам Славки, но тот даже не
взглянул, на него. Из трещины с пронзительным шипением высунулась
треугольная голова черно-желтой змеи.

Змея, шурша по песку, подползла ближе. Славка почувствовал, как по
спине под ковбойкой потекла липкая струйка пота. Ну, держись, старик.
Сейчас прыгнет. Ноги его сами собой привычно согнулись в коленках, ракетка
застыла, как взведенный курок.

Черной молнией - в прыжке желтые пятна уже не различались - метнулась
вперед гюрза, и в то же мгновение, не опоздав даже на сотую долю секунды.
Славка выбросил руку навстречу. Удар был сильнее, чем подача на корте, но
рука теннисиста не дрогнула: отброшенная ракеткой змея перевернулась в
воздухе и шлепнулась на песок.

Страх и оцепенение исчезли. Струйка пота на спине высохла. Славка
ощущал себя если не гладиатором, то по крайней мере победителем
Уимблдонского турнира.

Гюрза снова черной лентой мелькнула в воздухе. Славка встретил ее
резаным ударом снизу закрытой ракеткой. Точь-в-точь, как знаменитый удар
Черткова, лишивший Славку чемпионской короны. На этот раз Шадрин
реагировал еще быстрее. Бросок. Удар. И снова встретив решетчатую
преграду, беспомощно изогнулось в воздухе черно-желтое тело змеи. Все.
Гюрза выдохлась. Неподвижным жгутом лежала она на земле, и только
подергивающийся кобчик хвоста говорил о том, что она еще жива.

Славка чуть-чуть расслабился. Он знал, своим "шестым чувством" знал,
что это еще не конец. Знал и не волновался. Минутный отдых. Вдох. Выдох. А
змея тем временем сокращает мускулы, снова готовясь к прыжку. Он снова
ждал, как ждет на курке палец. Мгновение - и знакомую черную молнию снова
встречает молниеносный удар. На этот раз не сеткой, а ручкой ракетки.
Славка промахнулся. Но именно этот невольный промах и положил конец гейму.
Змея тяжело шлепнулась у ног Славки и больше не шевелилась: удар размозжил
ей голову.

- Слава, - услышал он, и чья-то рука обняла его за плечи.

Он открыл глаза и узнал Микульского.

За Микульским в зеленом сумраке белели испуганные лица Родионова и
Котова.

- Сколько я спал, велико Юрьевич? - спросил Славка. Он уже пришел в
себя.

- Минуты три.

Славка молча усмехнулся и пошел к веранде. Он шел такой задумчивый и
сосредоточенный, что Котов поинтересовался:

- Сон видел? Вроде меня?

- Нет, не вроде, - сказал Славка, - мой по сравнению с твоим - это
подвиг бригадира Жерара. Понял?

Котов не понял. Да и никто не понял, пока Славка не рассказал все по
порядку. Аплодисментов не было. Все молчали, ожидая, что скажет
Микульский. Только он мог дать какое-то объяснение феномену. А он сказал:

- Не ждите от меня откровений, друзья. Я уже говорил об опытах усиления
памяти. Может быть, мы имеем дело с каким-то подобным явлением. Что-то
обостряет, усиливает механизм воспроизведения когда-то запечатленного в
памяти. Словом, разные виды памяти.

- Не понимаю, - сказал Котов.

- Выражаясь популярно, что-то спрятано глубоко в копилке памяти, что-то
лежит на поверхности. Что-то вы хотите вспомнить, что-то стремитесь
забыть. Излучение как бы отбирает сильнейшее, независимо от того, где оно
скрыто - в сознании или в подсознании. Мне, например, кажется, что
излучение отсортировало у вас все, что вы знали о деле Логунова. Это