столь оптимистичен. Во-первых, оказалось, что темпоратор, которым
воспользовался Мишенька, не был юстирован с надлежащей точностью. Отсюда -
разброс в пространстве и времени, приведший к тому, что оле хадаш оказался
не в районе славного города Иерусалим, а в окрестностях не менее славного
города Мекка. Во-вторых, стоимость операции спасения (тренировка
десантников, темпоральный поиск, переброска и возврат) оценивались
примерно в три миллиона шекелей. Как, простите, должен был Сохнут
проводить эту сумму через бухгалтерию? В виде компенсации Берковичу на
неотправленный багаж? Или как возврат денег за электротовары? Председатель
отдела алии и абсорбции Моти Топаз запустил в седую шевелюру обе ладони и
долго ругал Исаака Гольдмарка с его темпоратором и Сохнут с его
крючкотворством.
пока вы думаете, его там арабы убьют.
возражал Гольдмарк. - А ты, адон Шохат, не понимаешь простой вещи. Мы
можем тут хоть год рассуждать, а потом отправить темпоратор точно в тот же
момент времени, в котором оказался Беркович. Для него не пройдет и минуты
после прибытия, как явятся спасатели.
было трудновато.
ливанскую школу, десантников из бригады "Гивати". Обучали пользованию
темпораторами, маскировке, поиску на местности. Два месяца - срок недолгий
в исторической перспективе. Гольдмарк был убежден, что сможет перебросить
десант именно в двадцатое августа 556 года, но волнения своего сдержать не
мог, что, конечно, сказывалось на моральном духе десантников.
вы помните, премьер Визель как раз в тот день выехал в Вену для
продолжения переговоров с палестинцами по поводу их требований о
ликвидации последних еврейских поселений в Иегуде и Шомроне. Переговоры,
естественно, успехом не увенчались, в отличие от сохнутовского рейда в
прошлое.
собственного времени капсулы прошло две недели - именно столько времени
понадобилось десантникам, чтобы отыскать Мишку Берковича в безбрежных
просторах Аравийского полуострова.
вид можно было дать лет тридцать. Обросший бородой по самые уши,
замотанный в жутко пахнувшую хламиду, со взглядом фанатика, он вовсе не
был похож на домашнего еврейского мальчика из Кривого Рога. На имя Миша,
Михаэль, Моше он не откликался, делал вид, что не понимает ни слова на
иврите, и никак не реагировал ни на русский, ни на украинский. И все же
это был именно Беркович, что легко было установлено по родимым пятнам, не
говоря уж о "теудат оле", выданном отделением абсорбции в Киеве и
найденном в складках хламиды.
возвращения, когда его помыли, накормили фалафелем и рассказали о том, как
его родители благополучно отбыли в будущее, и какую травму им наверняка
нанес сын Мишенька своим безрассудным поступком.
второго часа начал было сомневаться в умственных способностях
новоприбывшего.
написаны сотни книг, и каждый культурный человек, даже яростный противник
Ислама, проходил историю Берковича в школе, не подозревая, естественно,
что изучает именно историю Берковича. В анналах она называется иначе.
Называлась, точнее говоря, теперь-то придется восстанавливать истину...
исключением того, что происходило в два первых дня его пребывания в Мекке
556 года.
дождь, а здесь, судя по растрескавшейся почве, с неба не капало по меньшей
мере полгода. Именно здесь, сейчас, а не в двадцатом веке, живут настоящие
евреи! Вперед! Так примерно думал Мишенька, снимая с себя джинсы и рубаху.
В путь он отправился, оставшись в трусах и легкой майке, одежду с
документами аккуратно свернул и нес в руке.
Миша побрел к людям, не очень понимая, как среди Иудейских гор оказалась
похожая на Кара-Кумы пустыня.
постройкам - ближе всего к нему оказалась длинная и высокая стена
какого-то сооружения, в стене была открыта дверь, куда Миша и вошел просто
для того, чтобы хоть немного побыть в тени. Он хотел в ту же секунду
выскочить обратно, предпочитая лучше погибнуть от жары, чем от вони, мух и
заунывного пения. Однако, человек, который выводил невыносимо нудные
рулады, уже увидел пришельца, Мишка замешкался (по правде говоря, он
смертельно испугался, потому что в руке у мужчины был большой острый нож),
и таким образом изменилась история цивилизации.
мне", и Мишка, набравшись смелости, сделал несколько шагов вперед. Он
находился в открытом дворике сооружения, скорее всего, предназначенного
для отправления какого-то религиозного культа. Не иудейского, это было
легко заметить. Во-первых, потому что посреди дворика стояли два
заляпанных кровью и грязью идола. Во-вторых, потому что перед мужчиной
лежало мертвое тело мальчика лет пятнадцати. И еще - навоз, трупный запах
и мухи.
сломя голову, даже если опасность не очень-то велика. И может заставить
идти навстречу явной гибели, потому что, достигнув какого-то, трудно
установимого, предела, страх лишает человека способности правильно
оценивать ситуацию. Мишка просто не мог заставить себя повернуться спиной
к человеку с ножом. И стоять на месте не мог - боялся упасть. Оставалось
одно - идти вперед, что он и сделал, не соображая.
Ильич Ленин подхватил в Разливе пневмонию, Россия спокойно пережила бы
октябрь. И если бы Арафат чуть крепче приложился во время аварии самолета,
арабы до сих пор мечтали о государстве Палестина...
отправился не в Мекку, а к южноамериканским индейцам?
приносил богам в жертву собственного младшего сына Абдаллаха, поскольку в
свое время дал обет: вот родятся десять сыновей, одного обязательно
пожертвую. Почему бы и нет - я породил, я и убью. Сыновья не возражали,
даже сам приговоренный: воля отца - закон. И повел Абд аль-Муталлиб сына
своего Абдаллаха к идолам Исафа и Найлы, на задний двор храма Каабы. И
принес богам жертву, страдая всей душой. Но боги решили, что негоже лишать
человека сына. Как иначе мог Абд аль-Муталлиб объяснить то, что произошло?
Кровь еще капала с кончика ножа, когда открылась дверь в задней стене и
явился юноша, почти обнаженный, безбородый, похожий на Абдаллаха взглядом
и осанкой. И сказал посланец богов:
аль-Муталлиб, не сходя с места, дал новый обет: принять посланца богов как
собственного сына Абдаллаха, ибо означает это имя - "раб божий". А богам
принести иную жертву. И чтобы не впасть в гордыню, Абд аль-Муталлиб решил:
пусть назовет жертву прорицательница из Хиджаза, что в Ясрибе.
окажется мало, то еще и еще десять. Пока боги не скажут: довольно.
словом и жестом, проклинал себя за безрассудство, но понимал, что поделать
ничего нельзя, и нужно жить по законам курайшитов, а какие там законы в
шестом веке, да еще в Аравийской пустыне, в Мекке, вовсе еще не священной?
Хотелось домой, к маме, но где был его дом, и где мама?
жена Абд аль-Муталлиба, лишь на третий день преодолела внутреннюю
неприязнь к посланцу богов и поцеловала Мишку в лоб, отчего ему почему-то
захотелось плакать.
гадатель Хубал метал стрелы, и жребий пал на Мишку, и душа его ушла в
пятки, и он закрыл глаза, чтобы ничего больше не видеть, но Абд
аль-Муталлиб велел привести еще десять верблюдов, и снова стрелы указали
на Мишку, а потом еще и еще... Он едва держался на ногах, тем более, что
наступил полдень, и в загоне было невыносимо душно и зловонно. Сто