Чтение 3–й страницы книги ~Клуб убийц~

- Подождите, - сказал Роман, и я понял, какая именно светлая мысль
его посетила. - Но ведь, чтобы эта ваша теорема... как его... заработала,
нужно, чтобы убийца отправился в твой институт, дорогой Моше, и купил
сеанс. Значит, если Ариэль Шлехтер в течение последней недели...

- Конечно, - согласился директор, - это была бы улика. Было бы что
обсуждать.

- Так проверь!

- Вот, - сказал Рувинский, показывая Роману на девять красных точек,
горевших на экране компьютера около каждого из девяти портретов
потенциальных убийц. - Эти сигналы означают, что никто из твоих подопечных
ни разу не посещал моего института. В картотеке нет данных об этих людях.

Бутлер разочарованно перевел взгляд с директора на меня. Я пожал
плечами.

- Извини, - сказал я. - Что тут еще можно сделать? Твои подозрения не
подтверждаются. И слава Богу. Премьер-министру никто не угрожает.

Комиссар встал и, не попрощавшись, направился к выходу.

- Роман, - сказал я, - не скажешь ли, что придумал этот Шлехтер? Как,
по его сценарию, будет убит премьер?

Роман обернулся.

- Тебе любопытно, Песах? Могу сказать, раз вы оба уверены, что все
это не больше, чем фантазии графомана. Бродецкого должен убить разряд тока
в тот момент, когда премьер будет принимать ванну на своей вилле в
Герцлии. Всего вам хорошего, господа...

Министр иностранных дел Израиля господин Абрахам Шуваль погиб двое
суток спустя. Он принимал ванну на своей вилле в Калькилии и умер от
сильнейшего удара током.

О гибели Шуваля мне стало известно из утренней сводки новостей,
которую я обнаружил в своем компьютере. Репортер "Маарива" успел побывать
на месте происшествия, и теперь каждый мог сделать то же самое, нырнув в
виртуальный мир.

Я увидел Романа Бутлера, мрачно стоявшего в проеме двери. На
репортеров он не смотрел. По-моему, он раздумывал о том, сможет ли
привлечь нас с Рувинским как соучастников преступления.

Репортер оказался пронырливым малым и сумел, несмотря на
противодействие полиции, проникнуть в дом и запечатлеть и ванну, и
розетку, и скамеечку, на которой сидел министр Шуваль, когда получил
смертельный удар током.

Моше Рувинский тоже успел побывать на месте преступления, и, когда я
прибыл в институт, директор восседал в огромном кресле, способном
принимать любые положения, и размышлял.

Я сел на стул и сказал:

- Нужно принимать меры, пока Роман не упек нас за решетку как
подозреваемых в соучастии.

- Ты думаешь, он на это способен? - меланхолически спросил Рувинский.

- Когда у него нет разумных версий, комиссар Бутлер способен на все.

- Я вот думаю... - сказал Рувинский. - Во-первых, это могло быть
случайным совпадением...

Я пренебрежительно махнул рукой.

- Да, я тоже не рассматриваю это как реальную возможность...
Во-вторых, Шлехтер терпеть не мог Бродецкого, а с Шувалем у него были
приятельские отношения...

- Которые испортились, - сказал я, - когда Шуваль вступил в Аводу и
пошел на выборы в списке Бродецкого.

- Не настолько, однако, - продолжал Моше, - чтобы убивать... У меня,
Песах, создалось впечатление, что кто-то, кого мы не знаем, просто
использовал Шлехтера с его изощренной фантазией для своих целей.

- Кто?

- Понятия не имею... Ты же понимаешь, я всего лишь рассуждаю. Самое
печальное то, что мы не можем использовать исторические альтернативы. Мы
не знаем, кто это сделал, не знаем, когда произошло разветвление, и
следовательно, не можем проследить, выявить...

- А если даже выявишь, - сказал я, - то как на твои аргументы
посмотрит суд? Как и что ты сможешь доказать, если все материальные улики
останутся в альтернативном мире и не будут представлены в судебном
заседании?

- Да, - согласился Рувинский, - в мировой судебной практике такого
еще не случалось. Значит...

- Значит, - подхватил я, - мы, расследуя это дело, должны поступить
так, как поступил преступник. В альтернативной реальности задумать нечто,
чтобы это нечто проявилось в нашем мире.

Рувинский вздохнул.

- Все это теория, - сказал он. - Мы не знаем, кто задумывал убийство,
и этим все сказано.

- За неимением иного варианта, - предложил я, - давай начнем со
Шлехтера. Если кто-то его просто использовал, мы, возможно, сможем в этом
разобраться.

- Пустой номер, - вздохнул Моше, но иных вариантов мы придумать не
смогли и поплелись в операторскую, надеясь завершить собственное
расследование прежде, чем за нас самих возьмется комиссар Бутлер.

После того, как Шлехтер огласил на заседании "Клуба убийц" свой
сценарий убийства премьера Бродецкого, прошли три дня. За это время в
Штейнберговском институте побывали девяносто три человека, заплативших за
сеанс пребывания в альтернативной реальности. Никого из членов клуба среди
посетителей не было. Более того, согласно полученной Рувинским распечатке,
семьдесят один посетитель отправился в прошлое, в том числе в семнадцатый
век, чтобы посмотреть на вероятную жизнь своих предков. Десять человек
хотели проскочить по оси времени в будущее, желая узнать, что произойдет в
альтернативных мирах, если здесь сделать те или иные ходы в супертото.
Естественно, вернулись они ни с чем, поскольку никакая альтернатива не
могла показать того, что еще не получило развития в нашей реальности.

Из оставшихся двенадцати человек девять стандартно и нудно
интересовались, что бы с ними произошло, если бы они не сделали такую
глупость и не женились на этих фуриях.

Только три посетителя заслуживали особого внимания, и слава Богу,
ибо, если бы их оказалось пятьдесят, из этой истории мы с Рувинским не
выбрались бы и по сей день.

Посетитель номер один явился в институт на следующее утро после
памятного заседания в "Клубе убийц". Это был пятидесятилетний бизнесмен
Яков Вайнштейн, который пожелал поглядеть, сумел ли он в альтернативном
мире провернуть сделку, от которой он в нашей реальности отказался неделю
назад. Согласно операторской карте, в альтернативе Вайнштейн тоже не
получил никакой прибыли, и посетитель удалился, полностью удовлетворенный
увиденным.

Посетителем номер два был писатель Ноам Сокер. Он прибыл через час
после Вайнштейна. Сокера в институте хорошо знали - у него была любопытная
манера писать свои реалистические романы. Попросту говоря, он отправлялся
в любую из своих альтернативных реальностей, впитывал впечатления, а
вернувшись, переносил их в виртуальные компьютерные файлы. Метод
безотказный, но не свидетельствующий о творческой фантазии автора.

Третий посетитель - Рина Лейкина, жена известного поэта Хаима Лейкина
- пожелала посмотреть на альтернативу, в которой ее супруг получил
Нобелевскую премию по литературе. Почему она решила, что Хаим где бы то ни
было мог бы стать Нобелевским лауреатом? Мы решили посмотреть на мир
Лейкиной просто из нездорового любопытства.

Как вы понимаете, ничего общего с делом погибшего Шуваля все это
иметь, скорее всего, не могло.

Отправились мы вместе.

Рина Лейкина вернулась в тот момент, когда лет двадцать назад, в
туманной еще юности, она, поклонница постмодернистских стихов Хаима,
написанных в стиле а-ля Генделев, влюбила в себя своего будущего мужа и,
будучи в глубине души любительницей Пушкина и Блока, заставила-таки Хаима
полностью изменить свой поэтический стиль. Ломка эта не прошла даром для
таланта поэта, и Рина отправилась в тот мир, где над стилем Хаима Лейкина
не было произведено никакого насилия.

Альтернатива была грустной. Хаим Лейкин не только не стал лауреатом -
он вообще перестал писать стихи, неожиданно даже для Рины переключившись
на прозу.

Мы не стали смотреть продолжение этой истории и перешли к
альтернативе Ноама Сокера.

Писатель на этой неделе заканчивал последние главы своей эпопеи "Сага
о Рабинах". Если вы думаете, что речь шла о знаменитой семье Рабиных,
давшей Израилю, например, премьер-министра конца прошлого века и великого
химика десятых годов века нынешнего, то вы ошибаетесь. По-моему, история
семьи, высосанная Сокером из какой-то альтернативы, не представляла
никакого интереса. Я удивляюсь читателям - они набрасываются на совершенно
банальные семейные истории, будто не могут посмотреть на себя в зеркало.
Зачем Сокер отправлялся в альтернативный мир, если ровно такой же сюжет он
мог отыскать, поговорив с соседями?

Проскучав несколько часов между седьмой и восьмой главами третьей
книги пятого тома, мы с Рувинским вернулись в операторскую.

- Всегда не любил семейные романы, - сказал Моше, - а теперь я их
просто ненавижу.