Чтение 3–й страницы книги ~Мир- зеркало~

допускают в парламент, то можно устраивать демонстрации протеста,
объявлять голодовки, ну, что еще?

Я подумал, что все это просто глупо - разве мои родители, олим из
России, чего-то добились в девяностых своими демонстрациями и голодовками?
Пока не подожгли десяток машин, да пока не создали партию, да пока не
парализовали на неделю работу всех государственных учреждений...

Здесь и это наверняка не принесло бы успеха. Только борьба с оружием
в руках. Победа или смерть. Родина и свобода.

Я рассуждал, как типичный араб из Газы в моем мире. Пожалуй, я даже
начал понимать этого араба, уверенного в том, что его согнали с родной
земли, швырнули кусок хлеба и заткнули рот. Житие определяет сознание, -
вот уж действительно...

Я шел, точно зная - куда. В альтернативном мире, созданном не мной,
полагаться я мог только на пресловутую интуицию, и она не подвела. Ахмада
Аль-Касми я увидел издалека и узнал сразу. Он стоял у огромного синего
лимузина марки "форд", сложив руки на груди, и наблюдал, как еврей
протирает стекла. Судя по выражению на лице Ахмада, он ждал окончания
работы, чтобы вмазать еврею по морде и заставить проделать все сначала.

Я остановился неподалеку и с ужасом понял, что не знаю, как
действовать дальше. Роман Бутлер сказал совершенно определенно: увидишь -
зови полицейского. Но Роман воображал, что я попаду в совершенно иную
альтернативу!

Аль-Касми почувствовал на себе мой взгляд и повернул голову. Взгляды
наши встретились. Надо сказать, что и он, подобно мне, обладал прекрасной
интуицией. Ему и двух секунд не понадобилось, чтобы понять: я пришел к
нему не для того, чтобы проситься на временную работу.

- Убирайся, - сказал он на иврите. - Убирайся в свой мир, иначе я
вызову полицию. Считаю до трех. Один...

И что я должен был делать, по-вашему?

- Два...

Я шагнул вперед и, прежде чем Ахмад успел увернуться, влепил ему
правой между глаз. А левой добавил в живот. Господа, это очень неприятное
ощущение - я никогда не бил человека, но у меня не было иного выхода!

Мойщик-еврей выронил тряпку и завопил дурным голосом.

- Что же ты орешь, дурак? - сказал я, потирая пальцы. - Ты еврей или
кто?

Аль-Касми привалился спиной к машине и закатил глаза. Со всех сторон
к нам бежали арабы, и в их глазах я читал свою участь. Для этого не нужно
было никакой интуиции.

Я произнес контрольное слово.

Костяшки пальцев на правой руке продолжали болеть.

- Хорошая работа, - сказал комиссар Бутлер, когда на Ахмада Аль-Касми
надели наручники и увезли в полицейской машине. - Только бить не
следовало. Теперь он имеет право предъявить судье претензии о незаконных
методах задержания.

- Это ваши еврейские нежности, - раздраженно сказал я. - Не вижу,
чтобы от моего кулака его морда сильно пострадала. Убийца он, в конце
концов, или нет?

- Убийца, - согласился Бутлер, - а закон есть закон. Нужно было
вызвать полицейского...

- Господи, Роман, - сказал я. - Поехали ко мне, и я тебе расскажу,
что сделали бы со мной полицейские, если бы я поступил так, как ты
говоришь.

У Бутлера не было времени - нужно было проводить допрос обвиняемого.
Комиссар пришел ко мне вечером - как обычно, на чашку кофе. Выслушав меня,
он вздохнул:

- Знаешь, Песах, я иногда и сам думаю: как жили бы евреи, если бы
земля эта стала арабской. В сорок восьмом или позднее, проиграй мы хотя бы
одну из войн. Я бы не пошел мыть машины. Я бы записался в "хагану"...

- Нет у них там никакой "хаганы", - сказал я.

- Так это альтернативный мир Аль-Касми...

- Ну и что? Не мог же он конструировать все причинно-следственные
связи по своему желанию! Он лишь создал альтернативу, а дальше действовали
законы истории.

Роман надолго задумался. Соображал, наверно, как занялся бы он в том
мире формированием подпольных бригад. И как сжигал бы флаги Палестины. И
как надел бы маску и взял в руки автомат... Он не убивал бы женщин, а в
остальном... Мир - зеркало, господа.

- Тяжелая у тебя работа, Песах, - сказал он наконец. - Не думал, что
писать историю так трудно.

- Да уж, - согласился я. - Проще историю делать.

- Или раскрывать преступления, - сказал Роман.

Мы улыбнулись друг другу, и я налил еще по чашечке.