ждал...
Ох, елки зеленые! Дьяка Филимона сопровождало трое стрельцов с бердышами
на изготовку. Казначей Тюря рыдал в обнимку с женой и вопящими детьми. Боярин
Мышкин так вообще умудрился приволочь за собой все подворье, жену, ребятишек,
престарелых родителей, близкую и дальнюю родню, холопов, бабок, нянек - всех, от
последнего служки до первого пастуха. Вой стоял - хоть уши затыкай! За всю мою
практику ничего подобного не было. Они же все трое как на казнь собрались. Небось и
рубахи чистые надели, и в церковь сходили, и завещание огласили, и милостыню нищим
раздали... А на воротах наших уже сидел повсеместно известный юродивый Гришенька, в
драной рубахе и с полупудовым крестом на шее, восторженно болтая босыми ногами:
- Вот и суд ваш, кровопийцы! Ужо покажет вам участковый... Никитка-то, он на
правеж ох как скор! На сажень в землю видит, за версту вора чует. Довольно вам бога
гневить, пора и ответ держать!
Толпа откликалась на его митинговые лозунги новыми взрывами стонов и
рыданий.
- Гришенька! Смилуйся, помолись перед Господом за нас, грешных, - голосили
бабы.
Я начал несколько нервничать. Баба Яга поняла мое состояние с полувзгляда и,
быстро убрав со стола, кряхтя, направилась к двери.
- Всех сразу звать али по старшинству?
- Давай по старшинству, - подумав, кивнул я. Пусть этот противный дьяк
помучается в ожидании...
Не знаю, что им там сказала Яга, но крики за окнами стихли так резко, словно
всем рты позатыкало. Минуту спустя бабка впустила в горницу дородного бородатого
мужчину в дорогих одеждах и высокой бобровой шапке.
- Садитесь, гражданин.
Боярин остался стоять у входа, сверля меня суровым взглядом. Старуха
незаметно отплыла в сторону и устроилась в уголке за печью с вязаньем. Я положил на
стол планшетку, достал авторучку и приступил к планомерному допросу.
- Гражданин Мышкин?
- Бояре мы, - прогудел мужчина.
- Пройдите и сядьте! - повысил голос я. - Пока мы с вами просто беседуем. Не
устраивает - можем продолжить в пыточной у Гороха. Я слышал, тамошние палачи -
мастера своего дела.
Мышкин вздохнул, хлюпнул носом, подошел и осторожно сел на скамью напротив.
- Продолжим следствие. Ваше имя, отчество, год рождения?
- Афанасий, сын Федоров. Когда родился - не ведаю, про то у попа в книге
записано, а нам знать без надобности.
- Ладно, уточним у отца Кондрата, - пометил я. - Что думаете о краже в
царской казне?
- А чего ж тут думать? Мы к тому непричастны. Казна, она большая, ежели кто
чего слегка и прихватил, так ведь на то и колодец, чтобы пить.
- Ну, если понемногу, то, может быть, и действительно не так заметно. Но в этом
случае подобные действия трактуются как <планомерное расхищение государственной
собственности>. Мы же имеем дело с конкретной кражей. Три сундука с золотом...
- Чего ж это - три?! - аж подпрыгнул Мышкин. - Откуда три-то взялось? Один
сундучок всего и был! Неча напраслину на людей возводить...
- А вы откуда знаете, что украден именно один и что именно сундучок, а не
ларец, не мешок, не бочонок? - ласково полюбопытствовал я.
- Так ведь... это... все вон знают! Ты любого в городе спроси - он те сразу
скажет. Земля-то, она слухом полнится.
- Допустим... Ну, а вот лично вы чем занимались весь вчерашний день?
- Дык... как же... упомнишь тут... - насупился боярин, запуская обе руки в
бороду, словно ловя там кого-то. - Спал да ел, по хозяйству холопам дела распределял,
во дворец после обеда захаживал, в баньку под вечер, ну и ужин с осетринкой, поросенок
с кашей, пироги с ягодой, меду немного...
- Достаточно. А в подвалы, где казна хранится, заходили?
- Нет! Как можно! Не был я там!
- А почему, собственно, нет? Царь Горох утверждал, что вы относитесь к лицам,
имеющим допуск в хранилище.
- Бываю там, верно, но редко бываю... Моя служба - стрельцов у входа ставить.
Чтоб глядели в оба! А внутрь я не захожу. Что я там, денег не видел?
- Ясно. Значит, вы отвечаете за охрану объекта. Что ж... должен вас огорчить.
Раз уж произошла кража, то, найдем мы вора или нет, в любом случае выговор за
халатность вам обеспечен.
- Избавь от гнева царского, батюшка сыскной воевода! - неожиданно рухнул на
колени перепуганный боярин. - Вовек твоей услуги не забуду. Неповинен, неповинен я!
Не губи душу, отпусти на покаяние!
- Встаньте! Сейчас же встаньте, Афанасий Федорович! - вскочил я. - Люди
войти могут, а вы тут на коленях ползаете. Что за манеры? Вы в милиции, а не в храме.
Встаньте!
- Не губи... В доме семеро по лавкам, жена восьмым брюхатая! - продолжал
изливаться Мышкин, не обращая никакого внимания на мои попытки его поднять.
Баба Яга бросила вязанье и поковыляла на помощь.
Боярин надрывался вовсю:
- И здоровье не то уже... Почитай, что ни день, то сердце ломит! Сынков-то два
всего, остальные дочки. Им расти, а мне приданое готовить. А как засадит государь в
острог, кто их, сиротиночек, замуж-то возьмет?! Не губи, воевода! Христом Богом молю!..
Как мы его в дверь вытолкали - ума не приложу... Японский городовой! Если тут
каждый будет устраивать подобную истерику, никаких нервов не хватит. А потом говорят,
милиция не сострадает гражданам... Ну, вот посострадайте такому - он из вас веревки
вить начнет, а воровать не перестанет. Я выглянул в окно. Боярин Мышкин, рыча,
понараздавал оплеух дожидавшимся слугам, с трудом взгромоздился на коня и с
довольной рожей отправился домой. Толпа родственников, славя Бога и распевая песни,
двинулась следом.
- Ну, что скажет наш детектор лжи?
- Врун он, батюшка, - твердо объявила Яга. - Да и трус в придачу. Ты бы
проверил еще разок, чего он там наплел.
- Это я и сам мог сообразить. Есть в его болтовне пара несостыковочек... Я-то,
признаться, думал, что ты, старая, мне сразу на вора укажешь.
- Так я тебе и указую - вор он! - подтвердила бабка. - Хоть мою голову на
плаху клади, а таскал он золотишко из казны. Вот только он ли сундук уволок ~ о том не
ведаю...
- Значит, будем проверять остальных. Казначей у нас за что отвечает?
- Как? А деньги принять, посчитать, разделить, кому в долг, кому на дело, какие
налоги где, кто принес, сколько - все казне прибыток.
- Понял. Говоря проще - бухгалтер-экономист, - пометил я. - Ну, с
распределением бюджета мы сейчас возиться не будем, это уже финансовой инспекции
ближе. Мы его потрясем на предмет банальной кражи. Да, а дьяк-то наш, он что в
хранилище делает?
- Пишет, - пояснила Яга, чуть удивляясь моей бестолковости. - Как же можно
без дьяка-то? Боярин ли, казначей, а то и сам государь в казну зайти захочет, так дьяк с
бумагой да чернилами тут и есть. Записать чего, оприходовать, опись составить,
посчитать, жалованье царевым слугам выдавать, да мало ли... Вот Филимон там и трется.
- Уловил. Ну что ж, подруга дней моих суровых, давай следующего.
- Уже бегу, касатик. Сей же час поставлю перед очи твои ясные.
Хорошая у меня бабка, правда?
Тюря оказался человеком скрытным, размытым. На первый взгляд даже не
разберешь, сколько ему лет. Кафтан простой, из хорошего сукна, но не новый. Сам лыс,
бороденка куцая. Руки мне его не понравились - беспокойные... Пальцы, как белесые
черви, так и возятся, ни на минуту не прекращая движения. Когда он вошел и без пригла-
шения сел напротив меня, я нарочито пристально стал рассматривать его лицо, но так и
не смог поймать прямого взгляда мутных серых глаз.
- Имя, фамилия, отчество?
- Тюря... и батюшка мой Тюрей был, и дед, стало быть... Казначей я здешний, не
помните? А я вот вас, Никита Иванович, не впервой вижу. Вы, видимо, при дворе-то гость
нечастый.
- Допустим.
- Ну, вот я и гляжу, чем же мне лицо ваше знакомо... Вы, случаем, деньги в казну
на сохранение под проценты не сдавали?
- Очень интересно... - От неожиданности я даже перестал записывать. Этот тип
откровенно пытался всучить мне взятку!
- Вот ведь что я говорил! - обрадовался мой собеседник, обтирая лысину
засаленным рукавом. - Только вы тогда спешили очень и роспись в книге оставить
запамятовали. Ну, да дело молодое, с кем не бывает... Сколь денег-то в том кошельке
было?
- Не помню, - поднапрягся я, едва удерживаясь от жгучего желания кликнуть
стрельцов. - Но уверен, что сдавал я не кошелек, а сундучок.
- Точно! Именно так, батюшка... Полнехонький сундучок серебра.
- Золота!
- Смилуйся, отец родной, - аж покраснел от моей наглости взяточник.
- И за три года шестьдесят процентов прибыли!
- Да побойся Бога, сыскной воевода! - подпрыгнув, взвыл казначей. - У нас в
Лукошкине отродясь таких процентов не было. И служишь ты у царя не три года, а без
малого два месяца. Откуль я тебе такие деньжищи-то возьму?!
- А ну сесть! И не орать на представителя власти! - рявкнул я, хлопая ладонью
по столу. Тюря вздрогнул и заткнулся.
- Все! Хватит провокационной болтовни. Отвечайте на поставленные вопросы
коротко и по существу. Когда и от кого вы узнали о краже в хранилище?
- Дык... как не узнать?! Еще ночью стрельцы с постели подняли. Ну, я как есть, в
исподнем да босой, - бегом в царский терем, спустился в подвалы, а дверь-то и открыта.
Уж я этих охранничков и по шеям, и в рыло, а они одно - знать ничего не знаем! Я
заглянул, осмотрел, где что, глядь-по-глядь, а сундучка дубового с тремястами червон-
цами-то и не видать. Как сквозь сырую землю провалился, проклятущий...
- Ваши действия?
- Какие действия?! А... что делал-то? Ну, знамое дело, перво-наперво двери
закрыл и стражам наказал смотреть в оба! Потом уж к батюшке царю пошел с повинной.
А его ведь спозаранку и не разбудишь, разгневаться может государь... Пошлет спросонья
Корнев Павел
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Лондон Джек
Русанов Владислав