Чтение 3–й страницы книги ~Ступени из пепла~

привыкнуть к тому, что свобода окончилась. Я привычно "отчиталась" во всем
(действительно привычно; за восемь лет ко всему привыкаешь), что произошло,
не стараясь ничего утаивать.

Хоть мои мысли тетушка читать и не умеет, а мелочи, о которых она
спрашивает, и так можно перепроверить.

Печально это: обоняние говорило мне о раздражении, равнодушии и
утомлении собравшихся. Как же так?

На дядю Хельта за столом никто не обращал внимания. Тетушка не раз
говорила, что для пьяницы и неудачника мой родственник слишком хорошо
сохранился. Вот и сейчас - формально его приняли, препроводили к нужной
части стола. Хорошо хоть не отправили ужинать с прислугой. Вот и весь
разговор, дядя, подумала я. Теперь, когда она знает, что ты здесь, выставит
охрану - чтобы близко не подпускать.

Правда, последние три года моя охрана практически не сопровождает
меня. Ну или они научились становиться невидимками.

Тут я вспомнила о призраке и вздрогнула. Тетушка, естественно,
вопросительно подняла брови, и я нехотя сообщила, что голова еще немного
ноет.

- И зачем тебя только понесло в этот автобус!

- Добрый знак, сестра, - отозвался дядя неожиданно с другого конца
стола. Вот слух! И голос! Хоть и ощущается, что навеселе, а ровный и
сильный. - Знаешь, как довольны сограждане! Теперь никто не посмеет
сказать, что мы - горстка суеверных стариков.

- Попробовали бы сказать, - усмехнулась тетушка. А я едва не разинула
рот. Она ему ответила! И стерпела обращение "мы"! Что, дядя тоже головой
приложился сегодня?

В конце концов я поднялась - пусть дома передо мной никто не
склоняется, но традиции, чтоб им провалиться, соблюдаются. Тут же поднялись
все. Я успела заметить, что дядя посмотрел в мою сторону, но не подал виду.
Даже не подмигнул.

Я отвернулась, кусая губы. Как тогда, в автобусе, я чуть не
расплакалась.

Время изменяет человека. "Дядя, я хочу странствовать! - Да, малышка,
ты сможешь уплыть, куда захочешь. - Но тетя меня не отпустит! - Я помогу
тебе, Светлая..."

Равнодушно сорвала шапочку и перчатки, что полагалось одевать перед
ужином, бросила на поднос склонившей голову служанки. Все это театр, обман,
вся эта "любовь города". Что я, не смотрю телевизор? Прекрасно знаю, как
все это достигается. В Университете некоторые почти открыто называли меня
марионеткой.

Иногда не очень-то заботясь, чтобы я не слышала.

Наверное, они правы. Дядя мне уже не помощник. Все равно сбегу.

Иначе...

Что будет дальше - я догадываюсь. Улыбнуться одному, поговорить вторым
- "медовым" - голосом с другим, "подставить ушки" третьему, родить ребенка
от четвертого. И так далее. Хорошая вещь - традиции. По которым до
совершеннолетия (через пять лет) я могу потерять все, включая титулы,
деньги, репутацию просто по воле тетушки или ее старцев-аристократов.
Достаточно несколько раз проявить неповиновение.

Буду кормить синиц, излечивать лжебольных от болезней прикосновениями,
говорить вдохновенные речи перед согражданами. Подвиг однообразия,
вспомнились слова.

Сагари, философ прошлого века. Или поэт?

С каменной улыбкой на лице я отворила дверь в свои комнаты и отпустила
Миан, служанку. Прикоснулась ладонью к ее щеке - благословение - и заметила
робкую улыбку в ответ. И она верит! Неудивительно, иначе бы ей здесь не
служить.

Дверь закрылась, оставляя меня с последними верными друзьями -
книгами. Есть еще теплица и цветы в ней, но туда не пробраться незаметно.

Сняла, наконец, сапожки. И, закрыв лицо руками, заплакала. Беззвучно,
без слез.

Пришлось научиться. И часто, ох, очень часто тренироваться.

В среднем - раз в две недели.

* * *

Никак не могла заснуть.

Телевизора в моих комнатах нет - не пристало девице благородного
происхождения таращиться на картинки, повествующие о всеобщем упадке,
разврате и насилии. О видео я даже не упоминаю. Музыку слушать можно - но
не здесь, а в музыкальной комнате. Нет, спасибо.

Как мне всего этого не хватает. Особенно международных новостей. Все,
Майтенаринн, кончились новости. Нет и не было никогда других стран.

Книги тоже можно читать не всякие. Правда, с первого курса меня
перестали фактически обыскивать, чтобы узнать, не протащила ли я
какую-нибудь недостойную книгу. Думаю, что прислуга - никто кроме нее в мою
комнату входить не должен - все равно сообщает, что у меня там, на полках.

В сущности, не очень много. В основном, записки натуралистов, всякие
поучающие романы, самым новым из которых лет триста. Несколько томиков
стихов. Дневников я не веду - то есть, здесь не веду. В жилом корпусе
Университета, в моих апартаментах, за сигнализацией и толстыми стенами я
еще могу рискнуть вести дневники. И даже вела, наивная, некоторое время.

"Я помогу тебе, Светлая..."

Поможешь?

Почитала про подводный мир - любимый том из всего собрания сочинений
Канри-Та, неутомимого, все еще живого и бодрого в свои девяносто лет
путешественника.

Мечтала уговорить его брать меня с собой в плавания. Сколько мне тогда
было?

Восемь лет.

Но изящный слог Канри не достигал сознания. Запоздало пришла
усталость.

Кончилось нервное напряжение, схлынуло с не появившимися слезами. А
призрак - он тоже померещился? Обожженные холодом ладони - тоже? Я
посмотрела на ладони.

Через день-два частично сойдет кожа, как меня предупредили. Впрочем,
руки-то все равно в перчатках.

Легла поверх покрывала, не раздеваясь. Выключила свет, повернулась на
правый бок, закрыла глаза.

Оглушительно стучало мое собственное сердце.

Слабый, слабый скрип. Да нет, не может быть - ничто здесь не скрипит.
В комнатах можно передвигаться бесшумно. Вот в коридорах - там да, есть там
чему скрипнуть и скрежетнуть. Все те же традиции строить дома так, чтобы в
комнату нельзя было проникнуть незаметно.

Я ощутила, что рядом кто-то есть. Здесь, в спальне... или в
библиотеке? Совсем близко. Движется, чуть проявляясь из ниоткуда, оставляя
в пространстве слабую рябь. Подойдет, чтобы наклониться надо мной и...

Я рывком села, ощущая озноб. Протянула руку, велела свету включиться.

Ничего не произошло. Выключатель никогда не ломался. Со страху я едва
не закричала. Бросилась в сторону стены, к механическому выключателю.
Стукнулась обо что-то лбом - искры из глаз. Все, дотянулась.

Свет зажегся не сразу. Сплю, подумала я, глядя, как переливается
внутри плафонов разреженное желтое пламя, вместо теплого, чисто белого
свечения.

И никакого оружия. Как говорил наставник по военному делу,
единственное оружие - писк. Ну, тут он меня недооценивает.

Свет зажегся в полную силу.

Я обошла все свои комнаты. Не поленилась заглянуть в ванную, в каждый
из шкафов.

Да, жаль, что нет настоящего оружия. Правда, вот этот канделябр вполне
подойдет...

Минут через пять я перестала приседать от каждого шороха и звука из-за
стен и вернулась к кровати. Поглядела на книгу и вновь отложила ее. Не
сегодня.

В конце концов переоделась ко сну - спать, так хоть с удобствами.
Включила ночник и долго перелистывала книгу, лежа на боку. Самое верное
средство, меня усыпляет безотказно.

* * *

Тени возникли за окном. Рослые, на две головы выше Майтенаринн.
Покачали безликими головами и прошли прямо сквозь окно. Не тревожа
сигнализацию, не издавая ни звука. Принося с собой холод и ужас
неизвестного.

Майтенаринн вскочила, едва не запутавшись в роскошном ночном одеянии,
кинулась к двери. Заперто. Попыталась крикнуть - звук не слетал с замерзших
губ. Попыталась колотить кулаками в дверь, в стены - руки бессильно
опускались. Не было сил повернуться. Только ждать. Время растягивалось в
ожидании того, как ледяная рука опустится на голову...

...Майтенаринн уселась в постели. Ночник усердно поддерживал крохотное
озерцо света прямо перед ней. Книга каким-то чудом переползла к
противоположному концу кровати.

Девушка оглянулась. Никого. Точно, ей не по себе - озноб и, скорее
всего, температура. Нервы. Да, еще бы.

Лекарств у нее здесь нет. Как и спиртного. Придется вызвать Миан (и
отчитываться утром перед тетушкой, конечно), потому что само по себе все
это может не пройти.

Едва передвигая ноги, Майтенаринн дошла до двери и, помедлив,
прикоснулась ладонью к сенсору.

- Да, Светлая? - тут же отозвалась служанка. Когда она спит?