Чтение 3–й страницы книги ~Миры под лезвием секиры~

снятым с предохранителя и взведенным. ("Прострелишь ты себе когда-нибудь
мошонку", - не раз говорила ему Верка.)

Да только проворные пальцы Зяблика хапнули пустоту. Пистолет удивительным
образом уже перекочевал в руки незнакомца, и тот его внимательно рассматривал,
наклонив боком к свету.

- Нельзя так с огнестрельным оружием обращаться - что-то
неуловимо-странное было в голосе этого человека: не то он давно не говорил
по-русски, не то недавно обжег язык горячим чаем. - Курок на боевом взводе,
предохранитель снят, патрон в патроннике. Да и спуск совсем короткий. Подточили
небось?

- Подточил, - мрачно подтвердил Зяблик. - Ты это самое... тещу свою поучи,
как с огнестрельным оружием обращаться. Или дружков своих, варнаков. А меня
учить поздно... Верни пушку.

- На, - незнакомец протянул пистолет Зяблику, перед этим выщелкнув патрон
из патронника и ловко опорожнив магазин. - Может, присядем?

- Конечно, присядем, - опомнившийся наконец Смыков услужливо пододвинул
гостю свой стул.

Так они и сели: Зяблик - положив перед собой разряженный пистолет, а тот,
другой, - выстроив на краю стола заборчик из восьми тускло поблескивающих
патронов. Странен он был не только голосом и поведением, но и всем обликом
своим, причем странен не какими-то особыми приметами, а именно обыкновенностью
внешнего вида, усредненного почти до символа. Именно такие люди без явных
признаков индивидуальности, не соотносимые ни с одной определенной этнической
группой, изображались на миниатюрах средневековых хроник.

Напряженная тишина длилась с минуту, даже Смыков, большой специалист
вопросы задавать и зубы заговаривать, как-то подрастерялся. Потом Зяблик глухо
произнес:

- Выпьешь?

- Ради знакомства можно.

- Чашка одна. Не побрезгуешь?

- Могу из горлышка.

- Как хочешь.

Точным красивым движением, словно последний мазок на картину наносил,
Зяблик выплеснул в чашку ровно половину содержимого бутылки.

- Ну, будем, - сказал он.

- За все хорошее.

Незнакомец приподнял бутылку, но она внезапно хрустнула у него в руках,
как елочная игрушка, обдав всех брызгами самогона.

- Вот незадача! - с напускной досадой сказал он, дробя в горсти осколки
стекла. - Уж простите за неловкость.

- Так, - Зяблик поставил на место чашку, которую так и не успел донести до
рта. - Весьма впечатляюще. Публика потрясена. Бурные аплодисменты. А подкову
перекусишь?

- Лучше котлету, - незнакомец вытряхнул в мусорное ведро стеклянное
крошево. - Сейчас я уйду. Есть две просьбы к вам. Или, если хотите, совета.
Первая - не трогайте девчонку. Второе - не надо стрелять мне в спину. Дело
неблагодарное.

- А я ведь тебя сразу срисовал, залетный, - опасное веселье звенело в
голосе Зяблика. - Давно ты у нас на примете. Ни одна заварушка без тебя не
обходится. Может, ты и не сам их устраиваешь, но попадаешь всегда вовремя.
Скажи: что тебе от нас надо? Ты же вроде человек, а не черт с рогами! Да когда
вы наконец нас в покое оставите? Знаешь, сколько людей я до этой напасти знал?
Может, целую тысячу! Теперь ни одного в живых не осталось. У нас дети перестали
рождаться. Хватит уже! Передышку дайте! Только-только кое-как очухались, а тут
опять...

- Поверьте, я не имею к этому никакого отношения, - незнакомец встал и
качнулся к дверям. - Девчонку не трогайте.

- Минуточку! - соскочил с подоконника Смыков - Есть вопросик... Лично вы
сами - человеческого рода?

- Думаю, да. По крайней мере, родился я человеком.

- Тогда еще один вопросик...

Но дверь в прихожей уже хлопнула, и по лестнице застучали, удаляясь,
быстрые шаги.

- Вот нарвались так нарвались, - сказал Зяблик, пододвигая крошку от
лепешки взобравшемуся на стол особо наглому таракану. - С Белым Чужаком
покалякали. Надо же...

- Да-а, - вздохнул Смыков. - Такую птицу упустили.

- Догоняй, еще не поздно.

- Как же, ищи ветра в поле...

- А мне он очень даже понравился, - Верка прижмурила глаза и покрутила
головой, словно дорогих духов нюхнула. - Сразу видно настоящего мужчину. Не
чета некоторым.

В прихожей раздался шорох, и все подскочили как ужаленные. В дверной проем
осторожно заглянула молодая хозяйка.

- Забыла сказать... Уже после, когда они уходили, один что-то запел.

- Кто - варнак? - вылупился на нее Смыков.

- Ага.

- Что же он запел? "Частица черта в нас заключена подчас..."

- Ну, я не знаю... Может, он и не запел, а сказал что-то. Но звук был
такой... - она закатила глаза и пошевелила в воздухе пальцами, стараясь
выразить жестами и мимикой нечто невыразимое словами, - такой мелодичный...
Сейчас я вам сыграю.

Шансонетка одернула на себе застиранный халатик и скрылась. Было слышно,
как в зале вздохнул потревоженный аккордеон. В кухню она вернулась уже с
музыкальным инструментом в руках и от этого стала еще шире.

- Слушайте... - склонив голову на левое плечо, она растянула мехи и
пальчиками прошлась по клавишам. - Та-ра-ри-ра-ра, та-ра-ри-ра-ра... Похоже на
"Подмосковные вечера", правда?

Зяблик и Смыков переглянулись, после чего последний незаметно, но
многозначительно постучал себя пальцем по виску, а первый сказал:

- Кранты. Подались к причалу. А не то нам тут еще и танец живота
изобразят.

Незлобивого Толгая даже друзья в глаза называли то нехристем, то
басурманом, то татарином. Он и в самом деле был выходцем откуда-то из глубины
азиатских степей - меркитом, уйгуром, таргутом, а может, и гунном, - но нос
имел вовсе не монгольский, приплюснутый, а скорее кавказский: огромный,
висячий, пористый. Носом этим он, как еж, все время издавал громкие чмыхающие
звуки, за что и получил свое прозвище.

Все в ватаге любили его за исполнительность, безотказность, добродушие, да
еще за то, что он ни у кого не клянчил патроны. При себе Толгай всегда имел
саблю, кривую, как половинка колеса, и в случае нужды выхватывал ее быстрее,
чем другие - ствол. На русском он изъяснялся через пень-колоду, пиджин (Пиджин
- упрощенный язык, используемый для общения в среде смешанного населения.)
вообще игнорировал, но все сказанное ему понимал, как умный пес. Абсолютно
ничего не соображая в технике, более сложной, чем лом и кувалда, он тем не
менее выучился довольно ловко водить машину - жуткий драндулет с топившимся
чурками газогенераторным движком и калильным зажиганием, собранный неизвестно
кем из остатков пяти или шести разнотипных предшественников. Было у Чмыхала и
отрицательное качество - водобоязнь. Заставить его вымыться могла одна только
Верка, да и то обманными обещаниями своей любви.

Увидев, что из подъезда гуськом выходят его сотоварищи, Чмыхало по-детски
доверчиво улыбнулся. Бедняга и не подозревал, что в образе хмурого Зяблика на
него надвигается божья гроза.

- Падла татарская! - начал Зяблик без долгих околичностей. - Вот я тебе
сейчас фары промою! Ты здесь, ракло носатое, для чего был поставлен? По сопатке
давно не получал? Как ты этого волчару проморгать мог? Почему шухер не поднял?

- Не-е, - продолжая блаженно улыбаться, Чмыхало помахал в воздухе пальцем.
- Не-е, Зябля... Тут зла нет... Тут хорош человек был... Дус... Друг...
Батыр...

- Ах ты, кабёл драный! - продолжал наседать Зяблик. - А про Белого Чужака
ты слышал? А про Дона Бутадеуса?

- А про Куркынач-Юлчи? - как бы между прочим добавил Смыков. - А про
Чудиму?

- Слышал... - кивнул Чмыхало. - Ты говорил.

- Так это он и был! - болезненно скривившись, простонал Зяблик. - Мы за
ним уже сколько времени охотимся! А ты в его дружки записался! Тебя же, лапоть,
на понт взяли!

- Не-е, - повторил Чмыхало. - Толгай глаз имеет... Толгай душу имеет...
Толгай людей понимает... Друг приходил...

- Куда он хоть подался, друг твой?

- Так подался, - Толгай ладонью указал в промежуток между двумя ближайшими
пятиэтажками.

- Эх! - Зяблик в сердцах лягнул задний баллон драндулета и стал ладить
очередную самокрутку.

- Вернется, - сказал Смыков, с прищуром глядя вдаль. - Даже черти на
старые дорожки возвращаются. Сто раз стороной минет, а на сто первый вернется.

- Сто раз... Сколько же тогда его ждать? Сто лет, что ли?

- Зачем сто лет... Через сто лет здесь варнаки будут жить. Или такие, как
он.

- Или вообще никто, - вздохнула Верка.

- Знать бы только, кто за кем ходит, - Смыков задумчиво почесал кончик
носа. - Он за варнаками или они за ним.

- Думаешь, не корешатся они?

- Это, братец вы мой, вряд ли. В сказках только лиса с волком дружат.
Разные они совсем... И пришли из разных мест.

- Устроили тут, понимаешь, проходной двор, - проворчал Зяблик, понемногу
успокаиваясь. - То чурки неумытые, то негры недобитые...

Было пасмурно, как в ранние осенние сумерки, хотя "командирские" часы
Смыкова показывали полдень. Небо над головой напоминало неровный тускло-серый
свод огромной пещеры, слегка подернутый туманной пеленой. В нем совершенно не