ждать. Он вскарабкался в люк, не снимая скафандра и шлема, пробежал,
чертыхаясь и спотыкаясь об острые края предметов на резервный пульт
управления. Основной мостик, где при неудачной посадке находились капитан
и механик, был размозжен.
Павлыш и направил камеру, проецируя отснятое изображение. Может быть,
камера, не отрываясь глядевшая на горизонт, заметила огонек раньше, чем
Павлыш.
воды, разбрасывая слишком яркие краски, снова по нему бежали сизые полосы
и вспыхивали искры. Глаз камеры последовал за солнцем. У Павлыша устали
руки. Они немного дрожали и оттого волновалась и покачивалась на
импровизированном экране изумрудная вода.
обнаружилась черная точка, - оконечность мыса. И тут же в этой точке
безусловно и объективно увиденный камерой, вспыхнул огонек.
мелькали багровые и зеленые пятна. Он ощупью отмотал пленку обратно и
остановил тот кадр, где вспыхнул огонек. На экране застыло, остановилось
солнце, застыла и белая точка у правой кромки экрана: огонек.
Павлыш подсознательно боялся сказать - оттого убеждал себя в нереальности
огонька. Если убедить себя, что это мираж... Но огонек не был миражом.
Камера тоже увидела его.
мыс. А вдруг огонька уже нет?
крайней мере разумные настолько, что обладают сильным источником света, то
ни к чему беречь аварийные аккумуляторы. Он наощупь отыскал кнопку, врубил
на полную мощность освещение и корабль ожил, в нем стало теплее,
раздвинулись стены и коварные предметы - обломки труб, петли проводов,
заусеницы обшивки - спрятались по углам и не мешали Павлышу пробежать
коридором к люку, к вечеру, переставшему быть страшным и враждебным.
облака, добравшиеся до него, образовали в нем темно-серые провалы. Павлыш
оперся руками о края люка, высунулся по пояс наружу и считал: один, два,
три, пять... Вспышка!
поудобнее на край люка, свесить вниз ноги в тяжелых башмаках, прежде чем
он вспыхнул снова. У огонька был чрезвычайно приятный цвет. Какой?
Чрезвычайно приятный белый цвет. А может быть, желтый.
перестал мигать. Он загорелся ровно, будто кто-то, долго шутивший с
выключателем, уверился, наконец, в природе ночи и, включив свет на полную
мощность, уселся за стол ужинать. И ждать гостей.
подобрать ног и укрыться в корабль. Лишь вытянул вперед руку. Нечто
оказалось уже знакомой тварью. Тварь опутала сухими тонкими ножками руку
Павлыша и стрекозиные глаза укоризненно сверкнули, отразив свет, падавший
из люка. Павлыш стряхнул тварь, как стряхивают в кошмаре страшного паука,
и та шлепнулась о песок. Закружилась голова. Тут только он понял, что
забыл опустить забрало шлема и дышит воздухом планеты. А с осознанием
этого пришла дурнота. Павлыш закрыл люк и уселся прямо на пол шлюза.
Опустил забрало и увеличил подачу кислорода, чтобы отдышаться.
прожектор. Надо позвать на помощь.
Прожекторы разбиты. Есть фонарь, даже два фонаря, но оба довольно слабые,
шлемовые. Ну что же, начнем со шлемовых фонарей.
ладонью свет и свободной рукой отмахиваясь от тварей, лезших на свет, как
мотыльки. Огонек не реагировал, - светил так же ярко и ровно. Хозяева его
явно не догадывались о том, что кто-то неподалеку потерпел бедствие.
Потом, хоть это уже вряд ли могло помочь, Павлыш вытащил из корабля
множество предметов, которые могли гореть, и поджег их. Костер был вялым -
в воздухе было слишком мало кислорода, да и твари, слетевшиеся словно на
праздник, бросались в огонь и обугливались, шипели, как мокрые дрова.
Павлыш перевел весь свой запас спирта и после десяти минут борьбы с
тварями, бросил эту затею.
Огонек был из сказки, окошком в домике лесника, костром охотников... А
может быть отсветом под котлом людоеда?
еще, обуглившимися дверцами шкафчиков, книгами и тряпками. - Я пошел.
должен был объяснить, что путешествие разумнее начать через четверо суток,
когда рассветет и неизвестные ночные твари улягутся спать. Но внутренний
голос молчал - видно и ему казалось невыносимым столь долгое пустое
бездействие.
было. Решение требовало действий, многочисленных, разнообразных и спешных.
Чем-то это было похоже на отъезд в отпуск - надо убрать квартиру, оставить
корм рыбкам в аквариуме, договориться с соседкой, чтобы поливала цветы,
выписать стереопленку, позвонить друзьям, позаботиться о билете...
продлиться часа три и за это время ничто не должно было нарушить спокойный
сон экипажа. Если что-нибудь с ними произойдет - пропал весь смысл похода.
Павлыш обесточил корабль и подключил к блоку питания камеры уже порядком
севшие аварийные аккумуляторы. Проверил стабильность температуры в ваннах,
контрольную аппаратуру. Насколько Павлыш мог судить - камере ничто не
угрожало. Даже, если Павлыш будет отсутствовать целый месяц. Правда,
человеку, идущему в трехчасовую прогулку по берегу моря, не к чему
планировать на месяц вперед, но прогулка предполагалась несколько
необычная. - Павлыш не без оснований думал, что станет первым человеком,
путешествующим ночью по берегу здешнего моря.
пищи, оружия (на корабле удалось отыскать пистолет). Наконец, надо было
задраить сломанный люк так, чтобы даже слон (если по ночам здесь бродят
слоны) не смог бы его отворить.
элегическую грусть. Затянувшиеся сумерки - а им видно и конца не будет -
окрасили негостеприимный мир во множество разновидностей черного и серого
цвета и единственной родной вещью в этом царстве был искалеченный
"Компас", печально гудящий под порывами ветра, одинокий и беспомощный.
изъязвленный аварийной посадкой. - Я скоро вернусь. Дойду по бережку до
избушки и обратно.
кислорода, - его хватит на шесть часов, в крайнем случае, можно дышать и
воздухом планеты. Хоть это неприятно и весьма вредно. Павлыш вытащил
пистолет, прицелился в камень на берегу и выстрелил. Луч полоснул по
камню, распилил его пополам и половинки засветились багрово и жарко. Все.
Пора было идти.
погас и остыл. Павлыш перепрыгнул через него - не из молодечества - хотел
узнать достаточно ли надежно все приторочено?
языками вялой пены, спрессовали песок и он был упругим и твердым. Фонарь
был пока не нужен, - и так было видно все, что нужно видеть - бесконечная
полоса песка, темная вода слева, черный кустарник на дюнах справа. И так
до бесконечности, до огонька.
корабль. Тот был велик, непроницаем и страшно одинок. Несколько раз Павлыш
оглядывался - корабль все уменьшался, мутнел, сливался с небом и где-то, в
конце первого километра пути, Павлыш вдруг понял, как он мал, беззащитен и
чужд морю. И ему стало страшно, и захотелось убежать к кораблю, скрыться в
люке. И он вдруг понадеялся, что забыл что-то очень важное для пути, ради
чего хочешь - не хочешь, придется возвратиться. Но пока он придумывал,
обеспокоилось чувство долга, зашевелился стыд, заскребла под ложечкой
совесть - возвращаться никак было нельзя и тогда Павлыш попытался
представить себя женой Лота, уверить, что обернись он - превратится в
соляной столб. И к утру его слижут жадные до кристаллической соли
обитатели кустов.
замолк, затаился, прислушивался. Кустарнику пение не нравилось. Песок
разматывался под ногами ровной лентой, порой язык волны доползал до ноги
путника и Павлыш сворачивал чуть выше, обходя пену. Один раз его испугало
белое пятно впереди. Пятно было неподвижно и зловеще. Павлыш замедлил
шаги, нащупал рукоять пистолета. Пятно росло и видно было, что нечто
черное, многопалое высунулось из него, готовясь схватить пришельца. Но
Павлыш все-таки шел, выставив вперед пистолет и ждал, чтобы пятно решилось
на нападение. Павлыш был здесь новичком, а для новичка самое неразумное
первым начинать пальбу.
морского жителя. Несколько тварей ползали по нему, вытаскивая тонкими
лапками остатки внутренностей. Они и показались Павлышу издали щупальцами