Чтение 3–й страницы книги ~Смерть этажом ниже~

его химиком. Но поправлять Бориса значило оправдываться перед
ним. За его спиной что-то шептала Наташа, а Борис громко сказал
вслед Шубину.

- Убийцы! Все они из одной своры...

Больше в городе смотреть было нечего. Поискать, что ли,
музей?

Но ведь заранее известно, что будет в том музее. Состав
экспозиций утвержден в Министерстве культуры.

Обратно к гостинице Шубин пошел другой улицей - заблудиться
было трудно, город распланировали в девятнадцатом веке по
линейке. Стало теплее, и белый снег остался только во дворах.
Крыши были мокрыми, тротуары и мостовые покрывала кашица, которая
брызгала из-под колес набитых народом автобусов. Над очередью,
что стояла за грейпфрутами, висел приклеенный к стене неровно
написанный лозунг: "Защитим чистый воздух!" Борьба за чистоту
окружающие среды, отраженная в лозунге, висевшем слишком высоко,
чтобы его не сорвали походя, вызвала в Шубине раздражение. Он
вспомнил о Борисе и ощутил сочувствие к химзаводу.

Солнце блеснуло сквозь сизые облака, и сразу же его закрыла
туча. Пошел холодный дождь. Очередь покорно мокла, накрывшись
зонтиками. Шубину показалось, что дождь воняет, и он пожалел, что
не взял зонтика.

Николайчик пришел в два. Он долго снимал пальто, складывал
зонтик.

- Вы хорошо отдохнули? - спросил он.

- Спасибо.

- Я забыл провентилировать с вами вопрос питания, - сказал
он. - На Луначарского есть приличная диетическая столовая. Но
туда надо ходить до часу или после трех, потому что днем там
много посетителей.

Он был очень тоскливым человеком, под стать погоде. Прошел в
комнату, уселся за письменный стол, разложил на нем мятую
бумажку, ту же, что пытался зачитывать утром в машине.

- Сейчас мы с вами направляемся на прием к товарищу
Силантьеву. Будет чай.

- С колбасой по талонам? - спросил Шубин.

У него разболелась голова, не привык к здешним миазмам.

- Ценю юмор столичного жителя, - сказал Николайчик. - Однако
снабжение по талонам для нас, провинциалов, имеет свои
преимущества, так как вводит социальную справедливость. Этим
ликвидированы очереди за дефицитом. Если же вы намерены шутить на
эту тему у товарища Силантьева, я бы не советовал, потому что он
не разделит вашего юмора. Снабжение нашего города представляет
большие трудности, и товарищ Силаньтьев на своем посту сделал
немало для улучшения быта наших граждан.

Произнеся такой монолог, Николайчик выдохнул с шумом воздух
и уставился в окно. Шубину показалось, что его выключили.

Без стука вошла Эля. В той же кепке и кожанной куртке.

- Федор Семеныч, - обратился она к Николайчику. - Вам еще на
"Французскую коммуну" надо успеть. Забыли, что ли?

- Да, - проснулся Николайчик. - И в самом деле забыл.

Он смущенно улыбнулся, и Шубин подумал, что он бывает
обыкновенным и даже добрым. Николайчик долго одевался, почему-то
стал открывать зонтик в крошечной прихожей, не смог пройти с ним
в дверь и снова закрыл его.

Эля стояла посреди комнаты, оглядывая номер с любопытством,
словно пришла к Шубину домой и хочет понять, как живет знаменитый
корреспондент-международник.

- Вы машинку пишущую всегда с собой возите? - спросила она.

- Всегда.

- Чтобы когда мысль придет, ее сразу схватить, да?

- Примерно.

Николайчик захлопнул за собой дверь и громко затопал по
коридору.

- Мне пора, - сообщила Эля, не трогаясь с места.

- Скажите, Эля, он всегда такой или бывает другой?

- Он вполне приличный, - сказала Эля. - Только запуганный.
Его из гороно выгнали, за прогрессивность. С тех пор он боится. Я
думала, что когда он квартиры дождется, перестанет боятся. А он
уже привык.

Эля засмеялась.

Дверь открылась, Николайчик сунул голову внутрь. Шляпа
задела за край двери и упала. Николайчик присел на корточки и
спросил:

- Мы не опоздаем, Эльвира?

- Я быстро поеду, - сказала девушка. - А мы о вас говорили.

- Я знаю, - Николайчик поднялся, напялил шляпу. - Я слышал.

Они ушли, но через минуту снова заглянула Эля.

- Я его отвезу и прямо за вами! Вы пока одевайтесь.

Горисполком занимал солидный, с колоннами, трехэтажный дом,
в котором, вероятно, когда-то была гимназия. Когда они шли по
широкому коридору, Шубин заглянул в открытую дверь и увидел, что
пространство за ней разгорожено фанерными стенками, которые не
доставали до потолка. Из-за стенок стрекотали машинки и стоял гул
голосов. По коридору слонялись посетители, некоторые стояли,
прислонившись к стенкам, или сидели на подоконниках. Последняя
дверь в коридоре была обита пластиком. Справа и слева от нее были
черные застекленные таблички. Справа - "В.Г.СИЛАНТЬЕВ", слева -
"В.Г.Мышечкина". Мышечкина была изображена куда более мелкими
буквами.

В приемной, где по обе стороны высокого узкого окна стояли
столы и за ними сидели две пожилые секретарши, Эля сдернула кепку.

- Привела, - сказала она.

- Пусть товарищ подождет, - сказала правая секретарша. - У
Василия Григорьевича совещание.

- Вы сидите, - сказала Эля, - я пойду Николайчика встречу.
Он всегда здесь плутает. Сколько раз был, а плутает.

Шубин уселся на мягкий стул, рядом с дверью в кабинет. Дверь
была обита таким же пластиком, как и внешняя, и возле нее висела
точно такая же табличка.

Секретарши на Шубина не смотрели. Из кабинета долетали
обрывки фраз, разговор шел на повышенных тонах.

- У меня детей из города увозят, - басил начальственный
голос. - Завтра они по Свердловску понесут.

- Ты же знаешь, Василий Григорьевич, - отвечал другой голос,
тоже начальственный, но повыше. - Все это бабьи сплетни. Кирилл,
подтверди.

- Опасность сильно преувеличена, Василий Григорьевич. Мы
неперерывано проводим замеры. Зараженность не увеличивается.

Третий голос был совсем не начальственный. Тенор.

- Кирилл - специалист. Ему за это деньги платят.

- Кто платит? Кто платит? - рычал Василий Григорьевич. - Ты
же знаешь, что они митинг назначили на завтра?

- А вот это надо пресекать, - сказал второй голос
наставительно. - Ты же понимаешь, с какими это делается целями и
кому это нужно?

Возникла пауза. Потом Василий Григорьевич сказал, тоном ниже.

- Хоть вонь бы убрали. У меня сейчас из Москвы один будет...

- Откуда?

- Из Москвы.

- Я имею в виду - кто его прислал?

- Нет, не думай. По линии "Знания". Международник.

- Ну и что? Знаем мы этих международников.

- Вот я и говорю: нанюхается наших амбре, вернется, и в ЦК!

- Точно международник?

- Ну что ты заладил! Точно. Позавчера по телевизору выступал.

- Когда мне телевизор смотреть? Ты Кириенку предупредил?

- Милиция без меня знает. Но я думаю... всегда лучше
запретить, чем разгонять.

- Должны быть зачинщики. Надо обезглавить.

- А перестройка?

- Мы не шутить собрались.

- А я и не шучу. Мне еще тут работать. У тебя Москва есть -
прикроет. А меня кто прикроет? Ты?

Была пауза. Потом невнятное бурчание отдалившихся от двери
голосов. И снова, уже понятнее:

- Отправь их куда-нибудь. Это в наших общих интересах.

- Наши общие интересы - служение народу.

- Смотри, как заговорил. Место бережешь?

- А мне еще до пенсии далеко. У тебя в списке Синявская...
знакомая фамилия.

- Из пединститута.

- Давно на пенсию пора. А то еврей, который на площади
сидел, голодал? Помнишь, Кириенко его на пятнадцать суток?

- Борис Мелконян. Он в списке есть.

- Арменин?

- Может, и еврей.

Снова была пауза. Потом:

- Возьми свою цидулю. Не буду я связываться. Пускай