понять... Может, оно и верно? И впрямь, доныне ни един ворог Козинца не
зорил. Мокша да булгары давно налетать закаялись. Не стены ж оберегали -
Божидар хранил. А только...
Божидар! А пока тихо, так погаными дразнят... Э, что там. Княжье слово
было, мне перечить не след...
неслышно вошел, быстро, без суеты, прибрал стол, оставив на досуха
протертой доске лишь братину, полную цеженого меда.
захлопотал; лишь руки заметно вздрагивали. - Пей, милый, нынче нам лишь
питие от всех утех и осталось, доки татарва сквозь лес не пришла...
лишь отошлю в Володимер, уведомить: прибыли, мол, в порядке казна...
божницу.
готова давно. Ондрюха укажет. И постелю согреть пришлет кого ни на есть.
Аль устал?..
навряд вмиг заснуть выйдет...
хороша была, и сдобней некуда, и ластилась умело, а - так и не вышло.
Отвалившись к стене, толкнул локтем: пошла, мол, отсель. Поначалу не
уразумела, дура, после - чуть не в плач: да как можно, да меня ж Ондрей
Саватеич со свету сживет. Буркнул тихо: беги, беги, скажешь Ондрюхе -
ублажила, мол...
воли отогнанная в пути, подступила в спальном тепле полною мерой. Не все
ведь и поведал Микуличу: зачем старого пугать до времени? что толку
говорить, что, может статься, нет уже, стойно Рязани, и самого Владимира
Великого? Дружины-то по градам раскиданы, и сам князь, столицу оставив,
ушел воев по весям [весь - сельская местность (др.-рус.)] созывать. Кому
стольный боронить, коли напасть подкатит? - не княгине ж с
Митрофаном-епископом...
посада видать из светелки. Темные тени на белом снегу - и покой
несказанный. Ни души. Лишь церковка изнутри озарена чуть, да рядом, припав
к стене церковной, малая часовенка, обитель Божидарова, - оттуда тоже
нечто поблескивает.
телесной. Вспомнилась вдруг жена. Провожая, словно чуяла недоброе: плакала
навзрыд, на грудь кидалась; давно уж такого не бывало, а тут... Смутясь
повозников, отстранил ее от себя, прикрикнул даже...
признаваясь, томился весь час: каково там, в стольном, семье? Сыны-то
ладно, взрослые уж, княжьи люди, о них печаль проста, а забота не на
родителе... а с бабою-то как? Своя ж, родная; хоть и мял девок без счета,
хоть и тешил плоть с кем ни попадя, а вот ныне и подступило: что как не
свижусь более? И уж не дородною, тяжко ступающей павою увидел, будто
наяву, супружницу, а той, двунадесятьлетней давности, легконогою
девчонкой-суженой, коей под окошком скоморошины певал...
свадьбы, случалось, и псами травливал...
натянул, набросил на исподнее шубу. Раскрыл дверь без скрипа, сошел вниз;
служка ночной кинулся было сопровождать - отогнал взмахом.
мгновения, пока до церкви шел, проник холодок и под шубу. А шагнул в
притвор - теплом обволокло. Сумрачно в церкви, несуетно; у алтаря свечи
теплятся, чуть сбоку, перед ликом Богородицы, во Владимире писанным, тлеет
лампада масляная.
огоньком; вот-вот, кажется, сомкнется, задушит утлое пламя - но нет! не в
силах... и вновь отползает, рассеиваясь мутными струями. На киоте же,
обрамляя скорбный лик Богоматери, глядящей в душу темными несловенскими
очами гречинки, утеснились малые картины деяний, давным-давно в сих местах
бывших, деяний странных, о коих не то что говорить - мыслить страшно...
скамья тесаная; голос отцовский: "Внимай дидаскалу [дидаскал - учитель,
наставник (греч.)], Мишка, воспитывайся, не то помрешь дурнем..."; и
другой голос, уж не родительский, тихий, грустноватый; говорит отец
Нафанаил: "...вот так, боярич, оно и сталось, что послал князь святых
угодников в чащобы Заволоцкие на подвиг во спасение души; живота не
пощадив, свалили подвижники перунов-идолов, наибольшего же истукана на
руках вынесли из чащи. Тогда-то, дитя мое, и крещены были обитатели тех
мест; по то и чти сих угодников особо, сыне, ибо себя во славу веры
православной не пожалели, и нас, во тьме погрязших, посильно к свету
причастили; а паче всего - волею Богородицы и Христа Спасителя самого
сумели и самое Зло Добру служить..."; прыгали, помнится, свечные блики по
горенке (ясно увидел, словно вчера было), и свой голос прислышался -
тоненький: "Отче Нафанаил, а каков он, наибольший идол-то?"...
пребольно: "Не твоего ума дело, сыне! забудь и спрашивать о таком!"...
пасть на колени пред ликами угодников тех, Фомы и Анании, в двух шагах от
Божидара... Мечталось некогда: коли сподоблюсь, так вымолю славы, почестей
- ан вот: жизнь прошла, и свершилось все, чему должно было... и единая
только просьба осталась: Господи святый, преблагие угодники! спасите дом
мой, сохраните непорушенным!..
звона в ушах! Крестился размашисто, вышептывая второпях заветное:
скорбные явились в мир сей татарове, так пусть и станется по воле твоей!
Об одном лишь молю: позволь нам, мужам, ответ держать пред гневом твоим,
иже пристало сильным; слабое же стадо свое помилуй, Вседержитель!..
за всех сущих молил, но лишь за одну-единую: за ту богоданную, о которой в
ночи негаданно защемило сердце. Но, благ и милосерд, понял невинность
невольной кривды Господь, и снизошла с последним словом мольбы благодать
на истерзанную душу. И ощутил боярин Михайло невыразимую легкость, словно
бы в детство далекое вернулся, когда, набегавшись с дворовой ребятней,
падал в постель и, уже в сон проваливаясь, видел сквозь полусмеженные веки
милое лицо матушки...
Анания! На вас всяко уповаю и плачу в месте свершения подвига вашего с тою
же печалью: заступите в назначенный час семью мою, не дайте невинным
сгинуть страшной смертью. И дайте силу деснице моей, укрепите мя на брани,
подвигните честно и крепко встать противу супостата и службу княжью
соблюсти. И отведите козни лукавого; если же гибель суждена рабу Божию
Михайле и не избегнуть ее никак, так станьте отныне предстателями моими у
престола Господня...
вскочил боярин - и замер: средь церкви, в самой середине лунной дорожки,
текущей сквозь слюдяное окно, застыла темная фигура. Недвижно стоял некто,
облаченный в долгую рясу, и никак не разглядеть лица было под сенью низко
надвинутого куколя [куколь - капюшон (др.-рус.)].
церковной тиши откликом на молитву, и оттого само по себе родилось у
боярина нужное слово:
вдоль лунной дорожки. Вскинулось пламя в лампаде, дрогнули свечные огоньки
- то шелохнул застоявшийся воздух откинутый куколь.
клочковатой бородкой, и узкие глаза из-под тонких, прямо вырисованных
бровей глядели строго и прямо.
Якимыч.
же аз недостойный Феодосием наречен...
колени, просить дозволенья исповедаться. И пал было наземь боярин, но
удержал чернец, воспрещающе подняв перст.
преклоняться достойно, никак не предо мной, многогрешным. Вне стен же -
паче того, княжий муж...
садись, мол, и ты. И льется тихий голос: