дернулась колючая щетинка усов. Вспомнилось вдруг: давешние споры... ах,
Гишпания! ах, Риего! маршем пройдем по Малороссии, аки они с Квирогою
[Риего, Квирога - офицеры, вожди Испанской революции 1821-1823 гг.] по
Андалусии шли! ах, конституция! Вот тебе и конституция: грязь жирная, да
кошки дохлые в колодцах, да мор поносный в полках, да никаких рекрутов, а
ко всему и татары, союзники хуже супостата... и уж неведомо: благо ли все
сие для России, проклятие ли? и стоило ли начинать?
качнулся в седле, выравниваясь, крепче сжал коленями мокрые бока Абрека.
Выматерился. Господи Вседержитель, дай силу иль хотя бы страх отними!
слышишь, Господи? - а пусть и страх остается, только рассей сомнения.
Верую в Тебя, яко всеведущ Ты и знаешь, что нет уж пути иного, чем сей
крестный путь у раба твоего Мишки Бестужева; так спаси, помилуй и наставь!
- ибо что было, все минуло, и осталось только это: степь в тумане, да
город впереди, да скопища мужичьи вокруг, да неполных четыре тысячи солдат
- больше не наскреб Верховный, да еще генеральские эполеты на
подпоручицких плечах... Так пошли же, Творец, удачу во имя Отца, и Сына, и
Духа Святаго, чтоб образумить мужиков да извести Кармалюку; тогда только и
оживет надежда: выдадут рекрутов села, и поставки дадут провиантом да
фуражом; за зиму обустроим армию, будет чем Паскевича встретить. Иначе -
всему крах... И петля, вроде как у Пестеля, Пал Иваныча, мир праху его...
ежели раньше на вилы не взденут, как Ваньку Сухинова... И страшнейшее:
мечте конец придет во веки веков!
копыта аргамака.
Языка взяли; нет, говорит, там ныне Кармалюки... отошел, собирает своих у
Хомутовки! Разумею так: бить должно немедля, споро выйдет, еще и
укрепиться успеем...
почти, а не сказать; словно бы на век состарили Мишеля Бестужева густые
эполеты. Впрочем, знал и сам: Катеринослав взят будет, это без спору;
гайдамакам, сколько б их там ни набралось, не устоять под картечью, ежели
только Первую Мужицкую Кармалюка не оставил в городке... А он не так глуп,
хам, чтобы оставлять единую настоящую силу для прямой сшибки с армией,
бросать ее под залпы...
белой бурки.
нашей-то силенкой? Да и неведомо притом, сколько их там, за балкою. То-то.
Разведка наша, сам знаешь... Впрочем - карту!
фонаря, прошуршал навощенный пергамент. Склонился, телом прикрывая от
мороси бесценный пакет. Вгляделся, до рези напрягая глаза.
Абрека; вороной присел на задние ноги, но земля вновь замерла, а над
степью уже накатывался гул, прерывающийся резким нечеловечьим посвистом.
Плотный ком заложил уши, хоть и не так уж близко грянула канонада.
краткого затишья, взорвался надрывный, неистовый, протяжно вибрирующий
вопль:
конской грудью, вестовой от Щепилло. Осадил коня почти перед мордой
Абрека, с трудом выпрямился.
пленные, два орудия... Полковник Щепилло велел доложить: преследует
скопища в направлении балок, не да...
мертв ли; жаль, по голосу - мальчишка совсем. Ну, на то война. Кто-то из
свитских, спешившись, склонился над телом. Бестужев плотнее стянул крылья
бурки.
вороного вниз, во мглу, туда, где, распаляя себя утробным воем, наступала
пехота.
ли сообразив, по приказу ли гетьмана, заранее отрыли рвы, утыкали тайные
ямы заостренными кольями и сопротивлялись всерьез, с яростью
необыкновенной. Славно дрались; без сомнений, нашлись учителя из тех, что
бились с ляхами под Брацлавом.
солдатиков, исподтишка подсекаемых ножами. Над городом занялось
мучнисто-серое, в цвет влажной соли, утро, хоть и тем радующее, что уж не
сеяло сверху промозглой моросью. Ветер, наконец изменив направление,
приподнял посветлевшие после дождя тучи и гнал их вспять, туда, откуда
приволок намедни: на ту сторону Днепра и далее, в Тавриду. Но все же
солнца не было, и небо нависало над головами опрокинутой, скверно
сполоснутой чашей плохого стекла.
обходя вмятые в грязь тела павших. Странно... усталости не было, хоть и
вторые сутки не спал. Потому и пошел вот так, пешком, муча свитских: город
притягивал. Ранее бывал тут проездом; единственное, что запомнилось:
нечего смотреть. Теперь же хотелось увидеть в подробностях; как же, первый
город, им, Бестужевым, лично взятый... Так бы и впредь; тогда уж и в спину
никто не посмеет попрекнуть недавними подпоручицкими эполетами.
же вдруг раскрылся совсем иным; стоило лишь приглядеться, и ясно: вовсю
расстраивается, пуще прочих новостроев екатерининских, кроме разве что
Одессы да Севастополя. Кое-где даже и замощено: грубо, щебенкой... а все
же! - не Азия какая-то, почти что Европия... иль, того пуще! -
Россия-матушка. И средь домов-мазанок, чем к центру ближе, тем чаще
высятся серокаменные, с мансардами, кой-где и с мезонином. Стены, правда,
пообгорели, плетни повалены, пух-перья вьются в воздухе, оседают в грязь.
не понять. Однако же складно.
императрицы...
такую-то? - не при нас уж, видать. Оглянулся, прикинул пройденный путь.
Однако же! и не заметил, а версты с три отшагал. Ну и славно: хоть
раздышка малая, левой-правой, ни о чем не думая, ничем душу не терзая.
Глядя на недостроенный собор, припомнил рассказы о нем, слышанные еще в
Киеве: мечтал светлейший всей Европии нос утереть, да не успел, помер, не
хватило богатырю силушки... теперь достроят ли? И сам себе, едва ли не
вслух, ответил с веселой злостью: а достроим! Мы и достроим... когда
победим. Самое придет время строить и обустраивать!
мысли.
И что с того? - ежели сам Кармалюка отошел невредимо, да сухиновцев
сберег, да прочей швали у вора несметно! Вот ежели б исхитриться к
генеральной баталии хама вынудить и основные скопища его конфузии
подвергнуть, да разогнать по степи, да пустить татар, чтобы нарубили
вдогон в охотку... иное сложилось бы дело; сами б мужички ружьишки
побросали, на коленях приползли бы с вожаками повязанными... Сие и была б
истинная виктория! Контрибуция фуражом да провиантом, рекруты. Но... не
настигнуть.
повязал Катеринославом гетьман: рассылал по селам универсалы корявые,
сулил навеки учредить на сей земле страну Гайдамакию, в городе же
Катеринославе престол гетьманский поставить. Назвался груздем, так теперь,
кроме кузова, лезть хлопу некуда; мужик - что лошадь: доверчив-доверчив,
ан если учует слабинку, не пощадит - скинет и продаст, аки Пугача некогда.
Горбачевского. Что скажет Ваня? - ведь здешний, должен мужика понимать.
как в тулуп, Первую Мужицкую, вытащит из размокшей грязи страшные свои
дроги с косами на дышлах и колесных втулках и - кинется отнимать столицу
своей Гайдамакии. И было б сие отнюдь не скверно, ибо тут мы его и примем
Василенко Иван
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Махров Алексей