плечами: - А я понимаю? Если вообще кто-то понимает, то это ты. С тебя все
началось.
для Домингеса, но каждое слово еще отчетливее, чем раньше, впечатывалось в
мозг.
была необходима для лечения поломки, мои люди рассудили так, и я
согласился с ними. А здесь оказались вы, разумные. Закон Вселенной гласит:
разум означает контакт. Я звал вас, но вы вели себя не по закону. Тогда мы
решили, что вы больны. Я сказал своим людям, что нужен один из вас, для
анализа, потому что лечить без анализа не смогу. Тогда они пошли и привели
такого, как ты. Он не был болен, но все время плакал... Ему было плохо.
Мои люди долго говорили о нем, а потом вышли и больше не приходили, хотя я
ждал.
сулили повышение социального индекса на два порядка и одноэтажку во втором
секторе, о котором в казармах рассказывали новобранцам страшные байки.
Больше всего Домингес напоминал сейчас настороженный капкан в тот миг,
когда лиса уже попала в него, но зубья еще не успели сомкнуться...
понимал, потому что лечил поломку, но мои люди были к нему очень
внимательны. Наверное, они ему поверили. Он объяснял, что знает, как
помочь всем. Мои люди приказали, и я сделал так, чтобы этого человека не
могли повредить, пока он здесь, недалеко от меня. Он сказал, что теперь
будет Президентом, и позвал их во дворец. Они ушли все вместе, но никто не
вернулся. Ты пришел, Домингес.
уничтожить Президента.
случае ему давно уже не было бы никакого резона жить. Зачем - это понимали
все, кто еще способен был понимать, никто не мог сказать только, почему
это не удавалось до сих пор. Не "_з_а_ч_е_м_?", а "_п_о_ч_е_м_у_?" -
именно так стоял истинный вопрос, и ответить на него не сумел пока никто:
ни Гарибальди Пак со своей дурацкой бомбой - она разорвалась тогда у самых
ног Президента, но он даже не покачнулся, а Пака разнесло по стене; ни
Энрикес со своими джинсовыми мальчиками, которые - по сей день непонятно
как! - прорвались через пирамидки до самого Дворца и изрешетили фасад из
базук, Дворец был похож на груду кирпичного лома, вокруг вповалку лежали
перемолотые гвардейцы, а когда все кончилось, Президент подошел к куче
джинсового тряпья и поворошил ее носком сапога; ни даже Такэда, имевший
столько спокойных и уверенных друзей и все-таки тоже пошедший к Кораблю,
несмотря на все свои книги...
было совсем несложно ответить. Труднее оказалось сообразить, как отвечать,
чтобы наверняка убедить Корабль. "Но, - одернул себя Домингес, - ведь
Корабль просто машина, хотя и очень совершенная, а значит, убеждать никого
не нужно: машине нужно просто дать ответ, исключающий алогизм".
долго? - во всяком случае, стены пригасли еще больше. Казалось, Корабль
размышляет над услышанным, хотя размышлять было не над чем: формулировка
была конечной, то есть такой, какая и нужна в общении с машиной. А
возможно, он просто вспоминал день, когда его люди ушли через распахнутый
люк и не вернулись. Изредка откуда-то сверху доносилось тихое ворчание,
оно было неуловимо коротким, но удивительно внятным и мелодичным:
казалось, звук: непостижимо растягивает время, вмещая аккорды в долю
секунды. Кресло под Домингесом покачивалось в такт ворчанию... И наконец
Корабль отозвался:
машина, и поэтому никак не могло быть, чтобы он задал этот вопрос, - хотя
бы потому, что в посылке Домингеса про звезды не было ни слова. Он дал
Кораблю ясную исходную, и Корабль должен был реагировать именно на нее. Но
вместо этого Корабль спросил про звезды - и это было непонятно, но
Домингес недаром был Домингесом и потому только покачал головой:
задать удивительный вопрос, из тех, на которые не всегда ответит и
человек. Собственно, и сам Домингес не смог бы ответить внятно, хотя, в
сущности, хорошо - это очень просто: это когда на площади торгуют цветами,
когда границы не закованы в бетон, когда на бульварах есть деревья и
скамейки, а президент приезжает во дворец утром и уезжает домой по
вечерам. Домингес не смог бы высказать все это вслух - и в то же время был
почему-то уверен, что Корабль его понимает, и Корабль, видимо,
действительно понимал, потому что почти сразу спросил:
а значит, ничего не было зря, и стоило идти сюда через перекрестки, и
пухом земля Абуэло Нуньесу, потому что старик был прав: все в конечном
счете упиралось в Корабль, а тем самым - и в него, Домингеса! И была
правда в том, что он не взорвался вместе с Паком, и отпустил джинсовых
ребят с Энрикесом, и не переписывал тетрадки Такэды!
сумеет взять... если только Корабль поверит ему. Но Корабль поверит, это
точно! Он не сможет не поверить! Ведь каждое слово Домингеса - это святая
истина, потому что Домингес не может солгать, он не солгал же тогда, когда
отказался участвовать в Социальной Критике, - и за это его макали в
дерьмо... и безразлично, знает Корабль или нет, что такое дерьмо, - он все
равно должен поверить!
лезть в душу... Впрочем, Такэда не навязывался: Домингес сам пришел тогда
к нему, это было нехорошее время, в те дни Домингесу вдруг показалось, что
все бессмысленно и надежды больше нет. Они никогда не были особенно близки
с Такэдой, хотя уважали друг друга, и когда Домингес пришел в халупу на
окраине седьмого сектора, Такэда слегка удивился, но ненадолго: он достал
толстые книги из-под половицы и стал объяснять, писать формулы, увлекаясь
и все чаще ударяя кулаком по столу, словно отметая этим жестом все
возможные возражения. Все в этих книгах было логично, и у рассуждений
Такэды нельзя было отнять логики, но все же Домингеса не оставляло
чувство, что Такэда знает, куда вести людей, а в свое время угрястый тоже
знал... И в мозгу Домингеса плясали, сплетаясь, сиреневые каллы и
смешивались улыбки людей, вышедших из многоэтажек.
и навсегда, что самое главное - чтобы не стало Президента, а дальше люди
разберутся сами. Да, люди смогут сами разобраться во всем и сами
переделать все - вот только нужно решиться начать, нужно, чтобы не стало
именно этого Президента, и тогда все пойдет проще. А сам Домингес знает,
что такое хорошо, но не знает, как это сделать, и не хочет знать, потому
что в отдельности этого не может знать никто, даже Такэда со своими
толстыми книгами. Только люди, все вместе, могут понять такое! И снова
Корабль услышал его раньше, чем он успел ответить...
летим к звездам. А пришел ты.
полетим. Я покажу тебе звезды, которых ты не видел!
требовать платы за помощь. Все оказалось очень просто: Корабль хотел
лететь к звездам, а Домингес хотел, чтобы не стало Президента. Их желания
сплетались - и одно было невозможным без другого, а вокруг был город,
рассеченный бульварами, в многоэтажках копошились люди, и на десять миль в
округе не было сиреневых калл, потому что цветы не растут на бетоне.
одного и того же - счастья, и он еще ничего не ответил, он думал даже, что
не знает, как ответить, но Корабль понял его - и в стенах распахнулись
широкие полукруглые окна. В них хлынула Площадь, она была вся в
гвардейцах: плотные шеренги окружили Корабль, базуки истерично дергались,
снаряды, прочерчивая воздух огненными хвостами, били по Кораблю, но
Домингес не чувствовал толчков.
игрушечные фигурки, и Домингес увидел, как откуда-то сверху возник синий
луч, он уткнулся прямо в шпиль с флагом, скользнул ниже - и Дворец поплыл,
истекая сероватым дымом, а через секунду Дворца уже не было вообще. Луч
качнулся по сторонам, стирая с бетона пирамидки, а потом Корабль почти
незаметно дернулся, и на окна упала блестящая тьма.
Орловский Гай Юлий
Василенко Иван
Буджолд Лоис
Куликов Роман
Панов Вадим
Херберт Фрэнк