контрольно-пропускной пункт. Дежурный сержант был очень вежлив,
попросил меня подождать у телефона, все проверил и сказал, что Мортимер
Синтакис ни 25-го, ни 26-го, ни 27-го октября из ОП не выходил и не
выезжал, и к нему никто не приезжал, и на территории поселка никаких
происшествий не зарегистрировано. Вот и все, отец Дики.
Кэрол Синтакис как-то сразу осела в кресле, плечи ее опустились, глаза
потухли. Видимо, пока она говорила, в ней еще жила надежда, но стоило
ей высказаться, как она сама увидела, что надеяться-то, собственно, не
на что. К сожалению, я это видел тоже.
Я еще раз достал из кармана фотографию Мортимера Синтакиса, которую мне
дала его сестра. На меня смотрело вполне банальное лицо молодого
мужчины с чуть сонным выражением.
Если у сестры была хоть какая-то индивидуальность, то брат мог вполне
быть изготовлен на конвейере из стандартных и не слишком дорогих
деталей. Я спрятал фото в карман, вздохнул и пошел к соседнему домику,
точно такому же, как и дом Синтакисов.
Мне открыла дверь пышногрудая усатая дама в высшей степени
неопределенного возраста. Едва увидев мою желтую одежду, она
взорвалась, если не вулканом, то уж гейзером наверняка.
- Ах, помон к нам пожаловал! Евнух из Первой Всеобщей! Христопродавец!
Предали Христа нашего, спасителя, сменяли на железки и проволочки!
- Мадам, - как можно спокойней сказал я, - я осмелился потревожить вас
не для теологических бесед. У вашей соседки Кэрол Синтакис...
- А, и эта такая же нечестивица. И она Христа предала...
Я с трудом удержался, чтобы не ответить ей, как она того заслуживала.
Сколько раз я это уже видел: люди исходят злобой, понося налигию. Им
кажется, что мы сменяли их полную любви и понимания религию на сухой
алгоритм. И эти любвеобильные христиане готовы распять нас, в том числе
и эта усатая дама с гигантской грудью.
- Простите, мадам, я позволю себе еще раз заметить, что не хотел бы
обсуждать с вами преимущества той или иной религии. Я пришел к вам как
полицейский монах, чтобы задать вам, с вашего разрешения, несколько
вопросов о вашей соседке Кэрол Синтакис. У нее, как вы, может быть,
слышали, несчастье - исчез брат.
- Ну и что? - спросила усатая дама и, слегка прищурившись, посмотрела
на меня. - Вы рассчитываете найти эту сонную крысу у меня?
Я подумал, что живого Мортимера я у нее вряд ли смог бы обнаружить,
как, впрочем, и мертвого.
- Я хотел спросить у вас, не заметили ли вы чего-нибудь необычного,
подозрительного в день, когда Мортимер Синтакис исчез из дому?
- Заметила. Заметила, что мир катится в лапы сатане, что Христа люди
забыли, что нет больше жизни честной христианке, - усатая дама
возбуждалась от собственных слов, как от наркотиков. Зрачки ее
расширились, а на шее вздулись жилы. - Ироды! - вдруг крикнула она, -
Христопродавцы! На железки нашего возлюбленного спасителя сменяли!
Ничего! Попадете вы еще в геенну огненную и будете корчиться, тогда
опомнитесь, но будет уже поздно...
Сосед Синтакисов с другой стороны в теологические дискуссии со мной не
вступал. Это был тихий, вежливый старичок. Он не знал, что Мортимер
исчез, не знал, что у мисс Синтакис есть брат, вообще плохо представлял
себе где, когда, рядом с кем и зачем он живет. Я вынужден был мысленно
признать, что старичок довольно успешно изолировался от внешнего мира.
В его выцветших и чуть слезившихся глазках мерцала упрямая
отрешенность. Я подумал что если бы рядом стреляли из пушек, то он и
канонады не услышал бы.
Я сел в машину, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Не только
ниточки пока нет, но даже и намека на ниточку. Мортимер Синтакис исчез,
растворился, распался на атомы, обогатив слегка воздух и почву ОП-7. Но
я не огорчался. Нас, помонов, учили, что в конечном счете важен не
результат, а подлинное усилие, направленное для достижения этого
результата. Если ты делаешь все, что в твоих силах и даже немножко
больше, ты уже можешь быть спокоен. Так учат отцы-программисты, так
учит Священный Алгоритм. А пактор Браун формулировал это положение еще
четче: "О длине пройденной дистанции, - говорил он. - надо судить не по
столбикам с милями, а по гудению в ногах".
Подведем итоги, брат Дики, сказал я себе. Странная семейка, хотя сестра
и не лишена некоторой привлекательности. И где он все-таки работал?
Впрочем, вряд ли это имеет значение. Как же его искать? Что с ним
вообще могло случиться? Ну, во-первых, его могли похитить или убить.
Однако он сам спокойно вышел из дому, погасил свет и запер дверь. В
этом случае похитители или убийцы должны быть жителями поселка, или же
они проникли в ОП, не называя фамилии Мортимера. Если Мортимер сам
каким-то образом покинул ОП, значит, он не отметился на КПП. Так или
иначе, все нити ведут к контрольно-пропускному пункту. Надо ехать туда.
Я нажал на педаль реостата и направил свой "шеворд" к центральному проезду.
Мне сказали, что дежурный сержант свободен, я постучал и вошел в его
маленькую комнатку.
- Здравствуйте, сержант, - поклонился я и протянул вперед правую руку
ладонью кверху. К моей радости сержант улыбнулся и ответил мне тем же
жестом.
- Полицейский монах Дин Дики, - сказал я.
- Сержант Джеймс Нортон. Чем могу служить брат Дики?
- Кэрол Сиртакис вознесла молитву Священному центру об исчезновении ее
брата Мортимера Синтакиса.
- Да, мой сменщик сообщил мне об этом.
- Никаких следов?
- Нет, брат Дики. Можете проверить книгу регистрации сами.
- Для чего? Скажите, а почему вы регистрируете движение через КПП в
книге? Ведь обычно, насколько я знаю, это делает автомат: посетитель
или житель ОП прижимает пальцы к определителю, который удостоверяет
личность и фиксирует имя на пленке.
- Это верно, брат, но как раз позавчера, 25-го, наш автомат сломался.
Определитель личности уже починили, а регистратор до сих пор неисправен.
Может быть, простое совпадение, подумал я. А может быть, и нет.
- Вы не могли бы мне дать имена и адреса стражников, которые дежурили
позавчера во второй половине дня?
- Пожалуйста, брат Дики.
Стражник второго класса Питер Малтби жил в стареньком кирпичном доме,
который наш двадцатый век, казалось, ухитрился обойти стороной.
Выщербленный кирпич, на стенах подъездов автографы многих поколений
детей, желтые голые лампочки в коридорах, неистребимый кошачий запах,
нарк с остекленелыми глазами на лестнице. А может быть, это и есть
стигматы нашего века? Впрочем, мне ли, рядовому помону, судить об этом?
Я вырос в таком же доме, и мир, каждодневно наполненный до краев
ссорами, скандалами, упреками, завистью и злобой, был моим привычным
миром. Иногда мне казалось, что этот мир постыдный, недостойный, что
настоящие люди не могут жить здесь.
И часто мне в голову приходила такая мысль - вот завтра явится некто и
позовет нас всех в ОП. И все будут счастливыми и равными. И мир тех.
кто живет на холмах, станет моим миром. Но никто не приходил и не звал
нас за собой. Как и все, чего я желал в детстве, это было мечтой.
Мечтой неисполнимой. Потом уже я узнал: равенства у людей быть не
может, ибо достижение равенства обозначало бы всеобщую энтропию,
уравнивание энергетических уровней общества и смерть его. Так учит
Священный Алгоритм. Поэтому я не смотрел на этот кирпичный ковчег
свысока, как те, кто вырос под чистым небом охраняемых поселков. Нет, я