молочно-белого или же ярко-красного цвета, она чувствовала, как внутри у
нее все замирает.
могла уже сама приготовить и развесить на порции некоторые простые
лекарства. Вот когда пригодилось ей умение писать и считать! Не все
давалось одинаково легко, но теперь она стала настойчивой и упорной. И как
же благодарна была она за все покойной тетушке Йеле...
вокруг него. Только теперь поняла она, почему Крейону удалось довольно
быстро найти лекарство от черной лихорадки: он искал не наугад, он знал,
что именно ему нужно! На мысль использовать ирубею его натолкнуло то, что
в селах ее листьями кормили при некоторых болезнях скот. Сперва он начал
пить отвар сам, а когда убедился, что лекарство помогает, стал давать его
другим.
Крейона, труд его мысли и его рук.
раны, ходить за тяжелобольными. Она видела мужество и выдержку Крейона
даже в самых сложных ситуациях, прониклась к нему еще большим уважением и
старалась во всем ему подражать.
правитель, Сутар, и настали иные времена.
только такая удалась? Куда ни пойдешь, за тобою золотые вербы растут.
Непременно куда-нибудь встрянешь..."
выразительно звучит. Знала бы мама... Непременно сказала бы, что такое
только с ее Виткой и могло случиться. Ну ладно, что теперь делать-то? Как
из этой очень странной истории теперь выбираться? И Вита решила в конце
концов во всем положиться на чернобородого. Уж если кто и может ей помочь,
так только он один.
карабкались вверх, иногда чуть ли не ползли; песок осыпался им на головы,
лез в глаза, скрипел на зубах. Часть пути пройти пришлось по щиколотки в
воде. Чернобородый взял Виту за руку, но она все равно поскользнулась и
сильно ушибла ногу о камни на дне. Вновь начался крутой подъем. Отдохнуть
бы хоть минутку! Но ее спаситель не останавливался. Наконец он убавил шаг
и погасил об землю факел - впереди пробивался свет.
придерживал ветки, чтобы те не хлестали ее по лицу. Они пробрались сквозь
заросли и очутились на задворках покинутого полуразрушенного дома.
пыль и грязь с ее плаща и накинул его на нее так, чтобы прикрыть лицо;
жестами дал понять, что сандалии придется снять. Девушка видела: он
спешит, беспокоится, а потому быстренько расстегнула пряжки, кое-как сбила
землю с подошв, запихнула обувь в свою небольшую, но вместительную сумку и
снова забросила ее на плечо под плащ.
стояли довольно высокие - в три и четыре этажа - дома, выкрашенные в яркие
цвета: синий, зеленый, красный... Какой пестрый поселок, подумала Вита.
Только почему же людей не видно?
деревьев, только жухлая трава возле стен домов. Ставни прикрыты. И тишина,
мертвая тишина.
металла. Большой круг висел на нем чуть выше человеческого роста. Она
невольно вздрогнула, когда подошла поближе: уродливая маска - лицо демона,
воплощение слепой ярости, смотрело на нее. Такой, должно быть,
представлялась древним голова Медузы Горгоны, чей взгляд обращал все живое
в камень.
застыло. Он сделал резкое, досадливое движение рукой: не успели!
людей в синих, зеленых, красных, фиолетовых, коричневых плащах высыпало из
них. Вита, в чужом плаще и босиком, не выделялась в этой толпе. Она
повернула голову в ту сторону, куда смотрели все, и заметила, как вдалеке
над крышами плывет что-то блестящее, похожее на большую лодку, точнее -
ладью с круто выгнутыми вверх носом и кормой.
протягивали руки к небу, тела их ритмично вздрагивали, а возгласы десятков
уст постепенно слились в громкое скандирование: "Би-се-хо! Би-се-хо!"
Ощущение неведомой опасности, словно струйка ледяной воды, поползло по
спине девушки. Никто уже не обращал на них внимания, и чернобородый
подтолкнул ее к ближайшему дому. Они заскочили внутрь, прижались к стене и
замерли. Однако золотая ладья притягивала к себе глаза, словно магнитом.
Ее видно было сквозь круглое оконце над дверью, и Вита даже на цыпочки
привстала, чтобы лучше ее разглядеть. На мачте, возвышавшейся, посередине,
вместо паруса - большой желтый диск. На фоне его виден чей-то силуэт.
Ладья медленно плыла над головами толпы, и Вита успела хорошо рассмотреть
лицо того, кто в ней стоял. Она узнала зловещую маску, виденную недавно на
столбе. Значит, то была не просто порожденная воображением химера. Это
чудовище существует на самом деле... Мелькнула мысль, что все происходящее
- только гнетущий сон, что такое невозможно, невероятно, стоит лишь
проснуться - и все кончится... Но исступленные возгласы толпы вновь
коснулись ее слуха, и девушка почувствовала, что не выдержит больше, что
вот-вот выскочит на улицу, протянет к небу руки и закричит вместе со
всеми... Тут на плечо ее легла уже знакомая твердая ладонь, и страшное
напряжение, сводившее судорогой все тело, сразу же исчезло.
пока не стих совсем. Вита с чернобородым снова вышли на улицу. Люди начали
расходиться. И Вите вдруг захотелось только одного: упасть где стоишь - и
спать, спать, спать... Но спутник ее шел дальше, и она из последних сил
заставляла себя переставлять ноги. Узкий извилистый переулок, в который
они свернули, вывел их на заброшенный двор, где царили беспорядок и
запустение. Под ноги попадал разный хлам. Покинутые дома - многие носили
следы пожара - неприветливо глядели на них темными пустыми окнами.
упрямство помогало ей держаться на ногах. Она не в состоянии была сделать
еще хотя бы шаг, и ее спутник, похоже, это понял. Он повернулся к ней,
ободряюще похлопал по плечу, а затем вдруг подхватил на руки и понес. Вита
протестующе завертела головой и сделала слабую попытку освободиться. Ей
стало стыдно: ведь он устал не меньше, чем она! Но глаза чернобородого
утратили блеск стали и смотрели с таким теплом и сочувствием... Она
положила отяжелевшую голову на грудь этому все еще непонятному, но уже не
чужому ей человеку, прислонилась щекою к грубой ткани желтого плаща и
провалилась в сон, словно в пропасть.
кому он помог и кого спас, в городе было немало. Благородные горожане
смотрели сквозь пальцы на то, что считали его слабостями и причудами, в
том числе и на присутствие в его доме Эрлис, которая была уже не
девчонкой, а девушкой. В Гресторе знали: он ее учит. В отсутствие Крейона
ей даже пришлось несколько раз оказывать первую помощь пришедшим больным,
и он потом похвалил ее: все было сделано верно.
обязанностью было помогать ему и учиться у него. Все остальное не имело
значения. Потому она не замечала изменений в жизни Грестора, но сразу
отметила новое в поведении Крейона.
время меньше пациентов, спрашивала себя Эрлис. Да нет, не похоже, он,
наоборот, всегда радовался, если люди реже болели.
было безусловное превосходство над другими лекарями, и это давно признали
жители Грестора, отдавая ему предпочтение, однако завистников у Крейона
как будто не было - он никогда не отказывал своим коллегам в совете, а
когда этот совет приносил успех, позволял им присваивать и славу, и
вознаграждение.
знала об этом. Нет, его странная подавленность, убеждалась Эрлис, могла
быть связана только с одним - с новым правителем Грестора Сутаром, который
возобновил древний культ Бисехо - Грозного бога, бога власти и кары. Два
этих имени все чаще возникали на устах у горожан, и всегда их произносили
со страхом и уважением. Откуда-то появились забытые изображения Грозного
бога, теперь они были в каждом доме, а на улицах поставили столбы, с
которых смотрело на прохожих свирепое лицо сурового божества.
появилась сверкающая ладья, в которой во всем своем грозном величии стоял
Бисехо. Старые люди узнали его чудовищный лик. Так повторялось изо дня в
день, в одно и то же время. Прежний правитель, не больно усердствовавший в
почитании ужасного пришельца, скоропостижно скончался. Говорили, что это
Бисехо покарал его. А на смену ему пришел ранее никому не известный Сутар
- он был угоден Грозному богу.