Чтение 3–й страницы книги ~Homo super~

здании категории <<охраняется государством>> -- сопоставляй, дурашка!..

Собственно, ночь начиналась, как одна из лучших в его жизни. За
бронированной дверью девятой квартиры обнаружился райский, хорошо прогретый
уголок с камином, в котором пылали настоящие березовые дрова (а не
прессованные брикеты из крошки); тяжелые шторы ограждали от зимы за окнами;
дубовая мебель была теплой на ощупь; очаровательные безделушки будто попали
сюда из другого века; звучала старая музыка из фильма <<Лифт на эшафот>> --
и
даже холодная труба Майлса Дэвиса не замораживала, а всего лишь
отстраняла...

Буколическая седовласая бабулька (очевидно, прислуга) с аурой
легендарной Арины Родионовны приготовила гостю грог, но Эд уже и без того
достиг вершин кондиции. Понятливая бабушка вскоре ускользнула куда-то
через боковую дверь; Пыляев остался наедине с Элеонорой.

Он бросил взгляд на швейцарские маятниковые часы. Маятник кромсал
вязкий воздух, зловеще мерцая в полутьме. Было два часа после полуночи.
Что-то назревало... Если Эдик и ощущал какое-то напряжение, то лишь внутри
себя. С Элкой ему было легко. Ни малейшей неловкости в отношениях. Они
молчали -- говорить было не о чем. Что же это, если не родство душ? На
подобное он давно не рассчитывал. Последние двадцать лет он заимствовал
немного тепла у других тел и отдавал долги жизненной силой.

Дэвиса сменил кто-то из современных минималистов. Звуки падали, будто
капли бесконечного дождя -- слишком гулкие для снежинок, слишком прозрачные
для человеческих прикосновений. Легкий и приятный транс. Время, когда не
нужно ничего доказывать -- ни себе, ни женщине, сидящей рядом. Кажется,
они выкурили один косяк на двоих... Живая бархатная тьма клубилась в углах
комнаты, подкрадывалась на мягких искрящихся лапах, растворяла в себе
музыку, обволакивала многогрешный шарик...

Когда Элка подняла руки, чтобы снять лифчик, он заметил лиловое клеймо
у нее подмышкой -- эмблему скандально знаменитого Евгенического* Союза.
<<Ну и ну, -- подумал Пыляев, блаженно закатывая зрачки. -- Во что это я
вляпался?>> Он уже увидел ее грудь, и ему стало безразлично почти все.
Это была грудь, созданная для НЕЖНЫХ ласк. Не та, которую мнут руками,
как остывающее тесто, и терзают зубами в порыве страсти. О, нет. Он провел
языком линию вокруг правого соска. Почувствовал благодарную дрожь... Он
умел и хотел быть сегодня нежным. Что поделаешь -- обстановка располагала...

----------------------------------------------------------------------------
-
* Евгеника (от греч. eugenes -- хорошего рода) -- теория о наследственности
человека и путях ее изменения. Явилась основой фашистской расовой
доктрины.
Изучает влияния, которые могут улучшить наследственные качества (здоровье,
физические, умственные и паранормальные способности, одаренность) будущих
поколений.
----------------------------------------------------------------------------
-

Ковер с длинным ворсом шевелился под ними, словно оживший зверь. Эдику
казалось, что весь дом раскачивается, превратившись в огромный флюгер. Он
ощущал тепло оранжевого света, падавшего со средневековой картины на стене.
Свеча в руке какого-то толстого голландца... Жаркая пульсация в чреслах...
Он стянул с девочки колготки, как змеиную шкуру, которая тут же съежилась
в огне. Поцеловал впадину пупка. Его губы осязали младенческую гладкость
ее бедер. И нежнейший пух... Он потянул вниз узкие белые трусики...

Его лицо смерзлось в брезгливую уродливую маску.

Он протрезвел почти мгновенно. Будто кровь отхлынула от головы и
очистила мозг от помоев. Реальность вновь засверкала леденяще опасными
гранями...

<<Что за черт? Что за черт?>> -- повторял Эд про себя, пытаясь понять,
что же он видит. Понять было просто, но не просто расставаться с приятными
иллюзиями.

...Ее лобок был абсолютно гладким, безволосым, и из него торчали две
трубки телесного цвета -- снизу тонкая, сверху чуть потолще. Пыляев даже
знал, из какого материала они сделаны. Впечатляющая упругость, идеальная
совместимость с живыми тканями, бессрочная гарантия... Верхняя трубка была
как раз такого диаметра, что он, пожалуй, мог бы получить удовлетворение...
если бы не увял, как проколотый воздушный шарик. Более того, его тошнило.
В обоих отверстиях подрагивало что-то розовое...

Похоже, Элку не смутило шоковое состояние партнера. Ее пальцы
продолжали
мягко массировать его скальп. Эдику казалось: именно там, в корнях седеющих
волос гнездится холод.

-- Что-то не так, милый? -- промурлыкала она. От этого голоса
переворачивалось сердце, но отнюдь не представление Пыляева о том, ЧТО
должно находиться у женщины между ног...

-- Почему ты остановился?

<<Почему я остановился?!>> Хороший вопрос! Он и сам хотел это знать.
Однако куда больше ему хотелось, чтобы все происходящее оказалось пьяным
кошмаром. Из тех, что снятся иногда на горбатом диване в кабинете
Вислюкова. Если подумать, тут было над чем посмеяться. Но смех вибрировал
где-то далеко отсюда; его никак не удавалось втиснуть в глотку.
<<Девственница, все еще девственница!>> -- хихикал кто-то посторонний на
темной стороне сознания. Пыляев не мог сбить с толку самого себя, хотя
искренне старался. Картинка перед глазами отличалась безжалостной наводкой
на резкость.

Он медленно поднял голову, боясь чего-то не вполне определенного.

В отблесках каминного пламени ее кожа выглядела, словно расплавленное
золото. Соски сморщились, высохли, превратившись в изюм. Против ожидания,
лицо Элки не было ни злым, ни презрительным. Оно выражало только тоску... и
жалость. Пыляева охватил озноб. Он понял, что впереди у него действительно
ничего нет, кроме приближающейся импотенции и одинокой старости. Даже в
хаосе все в конце концов оборачивается прозябанием...

-- Не нравится? -- спросила она без сарказма.

-- Какого черта? -- только и сумел он произнести.

-- Тогда проваливай! -- посоветовала она мягко.

Он стал молча одеваться, чувствуя себя дерьмом в проруби.

В эту минуту дверь, за которой исчезла <<Арина Родионовна>>, снова
распахнулась. В комнате появился холеный мужик в тысячедолларовом костюме,
скрадывавшем опрятное брюшко. Пыляев, которому было не до шуток, тем не
менее сразу же окрестил его про себя <<адвокатом мафии>>. И, как выяснилось
впоследствии, не слишком ошибся.

Глаза печального спаниеля глядели на Эда с укоризной. Седеющая бородка
представляла собой маленький шедевр парикмахерского искусства. Новый
персонаж потирал ухоженные лапки -- примерно так, как это делает
муха-дрозофила. На мизинце поблескивало кольцо со свастикой.

<<Адвокат>> устало улыбнулся, изобразил на физиономии сожаление и
сказал:

-- Э, нет, детки, так дело не пойдет!

<<Ты же знал, что так будет, родной?>> -- спрашивал Эд у самого себя.
И тут же отвечал: <<Да знал, знал, пропади оно все пропадом!>> Пальцы с
трудом находили пуговицы. Что-то в облике опечаленного <<адвоката>> мешало
Пыляеву сразу послать его подальше. Потом, с застегнутой ширинкой, он
почувствовал себя гораздо увереннее. Он даже решал, не свалить ли отсюда
без всяких послесловий. И догадывался, что свалить не дадут. Почему-то
он вспомнил Глаза, оставшегося в <<джипе>>.

Эллочка одевалась без всякого стеснения -- как дошкольница или
исполнительница стриптиза в артистической уборной. Когда безобразие
исчезло под трусиками, Пыляев готов был все ей простить и разрыдаться
от ее чистой красоты.

<<Адвокат>> по-хозяйски прошествовал к дивану, попирая неоскверненный
ковер дорогими туфлями, включил лампу с зеленым абажуром и звякнул
колокольчиком. Когда в проеме возникла бабуля-одуванчик, бородатый
дядя буркнул:

-- Принеси чего-нибудь горло промочить.

Оказалось, что горло в этом доме можно было промочить на выбор: бренди
<<хенесси>>, вином <<шато-марго>> 1982 года, минеральной водой <<перрье>>.
<<Адвокат>> выбрал минеральную воду, набулькал себе полстакана, выпил,
достал пачку <<труссарди>>, закурил и бросил сигареты на столик.

Эду отчаянно хотелось унять прогрессирующую сухость во рту, но он
сдержался. Бутылка <<хенесси>> выглядела так маняще... Для успокоения
нервов он стал рассматривать рисунок тушью на шелке, висевший над диваном.
Это был едва обозначенный кистью пейзаж в стиле <<сумие>>. От предметов и
людей веяло невыразимой фальшью.

Элка подошла к столику и нацедила себе вина в бокал. Стала пить
маленькими глотками. Эдик плюнул на последствия и расположился в кресле.
Теперь его подташнивало от этого совсем не дешевого спектакля.

<<Адвокат>> взял Элеонору за руку и вложил ее кисть в свою пухлую
ладонь. Ободряюще пожал и отпустил.

-- Выйди, пожалуйста, девочка, -- попросил он ласково.

-- Хорошо, папа.

У Пыляева полезли на лоб его мутные глаза. Если бы он мог взглянуть на
ситуацию со стороны, то наверняка уже давился бы от смеха. Оказалось, что
быть героем анекдота не очень-то весело. И выпить хотелось нестерпимо.

-- Слушай, может изложишь претензии письменно? -- предложил Эдик. -- Я
адрес оставлю.

-- Не хами, сынок, -- сказал <<адвокат>> без всякого выражения, и