Чтение 3–й страницы книги ~Ордынец~

- Я же тебя не трогал, - прошептал Васенцов чуть не плача.

В следующую секунду место, где он только что стоял, опустело.

Ордынец закинул за спину свою видавшую виды сумку; все, кто был в тот
момент поблизости, поспешно расступились перед ним широким коридором.
Ордынец прошествовал по нему, как лайнер по взлетной полосе; у самой
лестницы вдруг обернулся к Юльке:

- Ну, ты идешь?

И она пошла.

Она ходила за ним везде, как собачка. Книжные истории о первой любви
выглядели совсем иначе, о пионерской дружбе - тем более, а потому Юлька не
могла найти слова для обозначения их с Ордынцем отношений.

Он был ниже ее на голову, белобрысый, веснушчатый, щуплый; Юлька
прекрасно сознавала, как смешно выглядит рядом с ним здоровенная дылда в
круглых очках. Впрочем, в школе над ними не смеялись.

Уже в конце апреля Степка Васенцов подловил ее как-то возле
раздевалки:

- Ты... Фетисова... Не водись с ним!

- Очень я тебя испугалась, - ответствовала уверенная в себе Юлька.

Степка поморщился, как от боли:

- Да не испугалась... Ты что, не видишь... Не видишь, КАКОЙ он?

В Степкиных глазах стояла самая настоящая, не в книжках вычитанная
мольба. Юльке сделалось не по себе.

- Фетисова... Он... Ненормальный какой-то. На фиг он тебе нужен?

Юлька не знала.

Он был жестокий; он забывал о ней на три-четыре дня, смотрел сквозь
нее, как сквозь пустое место - и тогда она маялась в одиночестве под
злорадными взглядами одноклассников, которые и обидеть ее боялись, и
водиться особенно не желали.

Смилостивившись, он таскал ее за собой везде и всюду - в особенности
на Плотину, которая тянула его, будто магнитом.

Он мог говорить как угодно и о чем угодно; он высмеивал любимые
Юлькины фильмы и потешался над ее литературными пристрастиями; она
обижалась до слез - но не умела противоречить.

Он жить не мог без "барбарисок"; Юлька постоянно таскала в портфеле
серый конфетный кулек.

Он действовал на нее, как наркотик. Войдя утром в класс и не застав
там Ордынца, Юлька маялась и беспокоилась. Когда он не приходил к началу
урока, она испытывала почти физическую тоску; когда он, наконец, просил
разрешения войти, равнодушно выслушивал положенный выговор и и проходил
мимо Юльки к своей последней парте - радость ее была сравнима только с
первым прыжком в теплое летнее море.

Когда он говорил, Юльке хотелось закрыть глаза, потому что детская
рожица вопиющим образом не вязалась с его манерой выражаться. Она
поводилась прогуливать с ним уроки, и о грозящем "уде" в четверти думала
отстраненно, как о бесчинствах режима Претории. Иногда Ордынец был
настроен благодушно, и тогда Юлька спрашивала.

- Откуда ты знаешь про Плотину? - спросила она однажды.

Плотина лежала перед ними, огромная, жутковатая - как челюсть
мертвого великана.

Он поднял белые брови:

- Что я знаю про Плотину?

- Ну, двенадцать сел... Десять церквей... Шесть кладбищ...

- Пять кладбищ.

- А откуда ты знаешь?

- Это не вопрос. Вопрос - откуда ты не знаешь.

- А мне никто не говорил.

- А мне сказали.

- Кто?

- Дядя в спортлото.

Юлька обиделась. Ордынец прекрасно понял, что она обиделась - но не
пошевелил и пальцем, чтобы загладить обиду. А чего там - никуда не
денется. Переживет.

Юлька посопела уныло - и пережила. Над серой водой кружились мелкие,
как семечки, серые чайки.

- Значит, могилы так и остались? На дне?

- Их смыло.

- Как смыло? Вместе с покойниками?

- А что тебе до покойников? Там живые люди тоже были...

- Их выселили. А покойников так просто не выселишь, да?

Ей показалось, что Ордынец усмехается. Она никогда не понимала, когда
он усмехается ей, а когда - своим мыслям. Да и жуткое это зрелище -
усмешка желтобрюхого варана.

- Покойников не выселишь, - подтвердил он с непонятным
удовлетворением. Юльке показалось, что этот малоприятный факт почему-то
доставляет ему удовольствие. Ей стало не по себе, она отвернулась.

- Знаешь, что такое капище? - спросил Ордынец за ее спиной.

- Идолы? - предположила Юлька неуверенно.

Далеко за плотиной истошно заорал пароход. Странно заорал, тоскливо,
как живое существо.

Ордынец молча поднялся с травы и, будто забыв о Юльке, побрел по
направлению к автобусной остановке.

Иногда ей бешено хотелось получить от него знак внимания. Ну, хоть
вялую ромашку. Хоть одуванчик с газона, что ли! Или билет в кино - хотя бы
и на мультсборник... Зря она, что ли, таскается за ним, как на веревочке?!

Однажды она специально запихнула в портфель четыре тома детской
энциклопедии. Старенький портфель из клеенки под крокодила едва не
разошелся по швам - крокодиловые бока раздулись, будто рептилия заглотнула
слона. Юлька шла в школу, скособочившись и выкинув в сторону левую руку -
Ордынец удивленно пожал плечами, однако и движения не сделал, чтобы ей
помочь.

А на перемене он стоял с девятиклассницей Неведовой. Глупенькая
Неведова нависала над щуплым собеседником, и глаза ее казались удивленными
и перепуганными одновременно; тихая двоечница, она полностью
сформировалась к пятнадцати годам, и ее тесная школьная форма лоснилась в
наиболее выпирающих местах. Неведовские одноклассники кружили вокруг, как
стадо пираний.

Вечером Юлька поклялась, что больше не заговорит с Ордынцем. Никогда.

Несколько дней она упивалась горечью покинутой Джульетты. Хулиган
Саенко выждал момент и нарисовал на обложке Юлькиной "Математики" смачную
когтистую фигу.

А после уроков она застала Неведову в умывальнике - глупенькая
девятиклассница рыдала.

Она рыдала, размазывая по лицу слезы, горячую воду из умывальника и
потеки чего-то красного - не то помады, не то (подумалось испуганной
Юльке) крови. Неведова не замечала ничего вокруг, она пребывала в глубокой
истерике, и глаза ее в рамке воспаленных век казались белыми и слепыми.

Через полчаса - Юлька задержалась в пионерской комнате и видела все
отлично - в умывальню поспешила медсестра.

Кто знает, что случилось в тот день с девятиклассницей Неведовой. Кто
знает, что привело ее в столь плачевное состояние - однако Юльке сделалось
почему-то тоскливо и не по себе.

На другой день Ордынец подошел к ней с обычной покровительственной
улыбкой; Юлька не смела противиться и вслед за ним слиняла с труда. Это
было тем более глупо, что к труду-то Юлька готовилась, у нее был реферат
по домоводству, форменные передник с косынкой - и заданные на дом
недошитые трусики.

Спустя пару дней в класс ворвался возбужденный Саенко - по его
словам, пацаны из девятого "Б" класса заловили Ордынца в мужском туалете и
в настоящий момент делают ему "темную". Все посмотрели на Юльку - она с
безучастным видом перерисовывала в тетрадь по зоологии выпотрошенного
дождевого червя. Картинка получалась вполне натуралистичная; карандаш в
руке дрожал.

Спеша насладиться небывалым зрелищем, орда пятиклассников ринулась
вслед за ликующим Саенко, и Юлька осталась одна в опустевшем классе.

Стиснув зубы, она дорисовывала червяку пищевод, когда распахнутая
дверь закрылась и шум перемены отдалился. Ордынец стоял у входа и казался
веселее, чем обычно - сытый желтобрюхий варан. Юлька разинула рот.

Как ни в чем ни бывало, Ордынец прошествовал к своей парте и бросил в
Юльку тетрадью:

- Нарисуй мне тоже червяка... У тебя, блин, хорошо получается.

Девятнадцатого мая, в день рождения пионерской организации, шефы
устроили прогулку на катере. Юлька стояла на корме, подставив ветру
незаплетенные волосы, и воображала себя дочерью капитана Гранта. Ордынец
сидел к ней спиной, сосал "барбариску" и тупо глядел в жиденький пенный
хвост, тянущийся за речной калошей.

После истории с девятым "Б" Ордынец окружен был не столько
презрением, сколько славой, и отблеск этой славы падал на Юльку. Характер
его к тому времени сделался совсем уж невыносимым, но Юлька терпела,
потому что с прочими он вообще не разговаривал. Ни о чем. Никогда.

Гремел магнитофон; на корме толпились девчонки с бутербродами, Саенко
портил речное судно крышечкой от закупоренной бутылки "Буратино", Степка
Васенцов, окруженный толпой прихлебателей, разглядывал берег в театральный
биноклик; Юльке подумалось, что он похож не на морского волка, как
ожидалось, а скорей на завсегдатая оперы.