раздался щелчок, будто с дорожки соскочила игла, и птица крикнула снова. И
пошло. Она хрипела и щелкала, щелкала и давилась звуками. Она сыпала год
за годом, но никто уже не считал, всем уже расхотелось. Зискинд, тот
вообще вставил в уши пальцы, а Пучков поднял саквояж и отправился к
"самоедке".
поворотов начиналась древняя вырубка, и на ней меж оплывших пней сидели
двое.
рукавом рот, когда "самоедка" поравнялась с сидящими.
Он толкнул в бок сидящего на соседнем пне Кишкана. - Мертвую пьем? - Тот
качнулся, но не упал, мотнул опущенной головой и, не разлепляя век,
вытащил из-за спины нож. Сделав им вялый взмах, он вернул нож на место.
Жданов посмотрел на Анну Павловну и повторил, уронив голову: - Мертвую.
этого ты где подцепил?
Только сейчас все заметили, что на нем Кишкановы шаровары. - Спокойствие,
смотреть никому не советую, особенно, козочка, тебе. - Он приподнял мешок:
легко - весу в нем было не много. Что-то выпуклое и круглое проступило
сквозь натянувшуюся холстину. Он тряхнул. Резкий, сухой стук. - Зискинд,
ты слово "ксениласия" знаешь?
государства от иностранцев.
господа, мне тут путем обмена штанов кое-что удалось выяснить. В мешке,
как вы уже догадались, обыкновенные человеческие черепа...
усмехнувшись, поправился: - Наших.
тонзурку и безразмерные Кишкановы шаровары.
Сизый. От этого я и плясал. Тебе, Зискинд, как любителю исторической
точности скажу вот что. Кишкан работал в замке Цепеша пивничером - завом
винными погребами. А вино из погребов графа считается лучшим в Европе. И
это странно, потому что виноград на его земле, я извиняюсь, говенный.
Способ приготовления, естественно, хранился в великой тайне, а наемные
мастера-виноделы загадочным образом исчезали.
приличный пьяница считает себя писателем. Сочинение, которое он крапает
последние десять лет, называется "Вехи жизненного пути". Я нашел рукопись
в шароварах, когда мы поменялись штанами. Почерк такой, что текст почти не
читается, но кое-что я разобрал. Например, секрет Цепешева вина.
Оказывается, делать его так просто, что узнай об этом Европа, Цепеш
быстренько бы пошел по миру. Всего-то умения - добавляй к мере вина
четверть меры человеческой крови.
трубку, по виду схожую с градусником. На одном из ее концов была навернута
резиновая присоска. Размахнувшись, он пришлепнул прибор к багровой полосе
кожи между воротом и заросшей скулой Кишкана.
носом.
спрашивал про шаровары. Их я не то чтобы обменял, просто убедил его
спьяну, что в Европе, куда он собрался драпать, мода на шаровары прошла.
защита от мух. И потом - не обменяйся я с ним штанами, как бы мы получили
рукопись? Вот ты, Анютка... Постойте, а где Анютка?
дороге.
обшарил кусты, покричал, поаукал и ни с чем вернулся к машине. - Чертова
баба. Леший ее что ли унес?
Он стоял вон за тем дубом.
уйти и думаешь, так и надо?
когда она его увидала. Я с детства не помню такого счастливого света. Если
бы женщина когда-нибудь вот так на меня посмотрела, я... - Улыбка его
стала печальной, а голос тихим. - Я не то что год, я бы всю жизнь отдал за
такой взгляд.
ни на грош.
побольше вашего знаю. И злой я потому, может быть, что не на меня она
посмотрела. Обидно, просто сдохнуть хочется, так обидно.
виски. - Этот через минуту проснется, а мы тут сопли пускаем. Уходить
надо. Забыли? - Он с размаху поддал мешок. - И вообще, все, что есть на
свете, все это плотской обман и прельщение. Чьи это слова, Зискинд?
сматываемся.
сбоку и покачал пристяжной бак. - Пусто. Испарилась она что ли? Пробоин
нет. - Он достал из-под сиденья канистру. - Пустая. Был же целый галлон.
Что за дела, товарищи?
вслед широкой спине Жданова к ближайшему дубу-великану.
леса. Его посадили свиньи. Те самые, которыми Иисус пленил бесов и сбросил
их с кручи в море. На самом деле свиньи не утонули. Буря их выбросила на
берег, и они, гонимые страхом, долго бежали по миру и, пробегая Валахией,
выбросили из себя те желуди, которыми кормились в земле Гадаринской. И
там, где упали желуди, выросли эти деревья. Те из них, что стоят бескорые,
- самые высокие среди всех - они-то и есть свидетели времен Иисусовой
славы. Внутри они пустые как выпитая бутылка, и причина этого - штопорный
червь, который подкапывается из-под корней и выедает ствол до самой
вершины. Помните, фокус Кишкана? Дерево еще не успело сбросить кору, червь
его только что пробуравил и... Скорее, доскажу после. - Он схватил за руку
Зискинда, тот Пучкова, Пучков послушного Капитана, и вот они очутились в
высоченной дубовой башне, в темноте, и у всех, кроме, может быть, Жданова,
жизни оставалось час, полчаса, минута или и того меньше.
темноту.
Не верю.
- Ох, - повторил он через пару секунд, потому что ударился о что-то
тяжелое и большое опять. Когда его зренье понемногу стало привыкать к
темноте, он увидел подвешенную на цепь бадью или, скорее, необычайно
больших размеров шайку, наподобие банной. Приглядевшись внимательно,
Пучков обнаружил, что цепь наворачивается на блок и два конца ее, один
параллельно другому, уходят вверх, к маленькому пятнышку света, едва
видному, словно первая звездочка в умирающем свете зари.
торчащую из зубчатой шестерни. - Подъемник, - прошептал он радостным
шепотом и принялся накручивать рукоятку.
стоял и ждал.
поднимались вверх, и с каждым скрипом подъемника вокруг становилось
светлее. Когда звездочка света сделалась величиной с блюдце, а кожу у
Пучкова на лбу стал разъедать трудовой пот, внизу послышался шум. Жданов
свесил вниз ухо, прислушался и сказал Пучкову: "Поднавались!" Тот только
помотал головой, было видно, что он устал.
которую ты мне за штаны обещал? Ясак-харача, илла лахо, бакшиш давал?
Брудершафт-воду пил? Где баба Анютка-джан?
Орловский Гай Юлий
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Белов Вольф
Майер Стефани