подножья из-за расстояния и узости щели все время меняло форму, и глаз
уставал смотреть. Можно было расширить щель, но получать пулю в лоб из-за
собственного нетерпения не хотелось.
ножницами, возник всего на мгновенье. И в пролившемся лунном свете...
Ничего не было. Был отсвет на песчаной стене. Или игра теней. Или морок
усталости, породивший навязчивый образ. В пролившемся лунном свете я
увидел лицо Родионовой. Живое. Губы полуоткрыты. Волосы рассыпаны по
плечам. Глаза... Такие я видел ночами, когда она была со мной рядом.
слушались. О смерти я больше не думал. Глаза смотрели вперед на смутную
глыбу бархана. Под ногу что-то попало. Ребристый след от подошвы пролег по
мертвой ладони. Я даже не оглянулся.
откинулась в сторону, а в руке, в разжавшихся пальцах, я увидел жогинский
пистолет.
помятой одежды, обвивавших тело, как пелена, стоял капитан Зайцев и в упор
смотрел на меня.
пустоте между пальцами темнели бурые запекшиеся рубцы.
бросил. Сейчас я позавидовал мертвым. Они не видели Лазаря.
взял. Тело его перегнулось и лицо налилось кровью. Я мог бы выстрелить,
мог изрешетить его пулями, мстя за собственную неудачу. Но только поднял
пистолет и сразу же его опустил. Сзади за спиной Зайцева рядом со
спасательным шлюпом - малым подобием "Ласточки" - темнел злополучный
контейнер. Пустой, никому не нужный.
палец - пальца ей показалось мало! Она приложило все тело, приволокла с
орбиты и приложила. Не побрезговала, подлая тварь. И кому в результате
досталось бессмертие? Тебе, мертвая кукла с вытаращенными от страха
глазами? Мне, дураку, который тебе поверил? Трупу! Мертвому капитану
Зайцеву, оживленному энергией воскрешения! И стреляй в него, не стреляй,
смерть ему уже не страшна.
медленно пошел на восток. Было тихо. Скрипел песок. Я шел по нему,
спотыкаясь, потому что не было света.