зеркальцами слюды он тогда добрался до идущей наискось второй жилы. Но
дальше - дальше пути не было. Он попытался ползти по крутому склону,
извиваясь, как червяк. Склон оказался покрытым мелкими кусочками
щебня, катившимися от малейшего прикосновения, как дробь, и не
дававшими ни малейшей опоры. Здесь чуть было и не произошла
катастрофа...
Нет, ничего не выйдет, не обойдешь вот эту крутизну. Если бы одолеть
северо-западное ребро, то оттуда почти до самого Рога ровная
поверхность склона. А какими силами удержишься на ребре? Кто спустит
веревку с самого пика? Усольцев проследил взглядом за протянутым
мысленно канатом и вдруг заметил у основания белого зубца небольшую
площадку, вернее, выступ нижних черных пород, примыкающий к отвесной
белой стенке. Поверхность площадки понижалась к зубцу и почти не была
видна снизу.
не имеет значения: добраться до нее - это значит добраться до зубца".
глаз с горы.
ожидании чая.
дней дует сильный ветер оттуда. - Уйгур махнул рукой в сторону Или. -
Бывает совсем холодно.
другой? - Уйгур засмеялся мелким смешком, но глаза остались
серьезными. - Я понимай, начальник Ак-Мюнгуз любит. Скоро ехать
Ачинохо, как бросать будет? Баба лучше - собой тащить можно. Ак-Мюнгуз
нельзя!
успехом шутки, Арслан продолжал:
интересом прораб.
Арслан.
уселся, скрестив ноги, и, прихлебывая чай, начал рассказ.
вниманием. Воображение его наделяло легенду яркими, горячими красками.
Такой она, вероятно, и была на самом деле у этих поэтических жителей
Семиречья.
сравнительно недавно - лет триста назад. Легенда так отвечала его
собственным мыслям, что геолог не переставал думать о ней, когда все
улеглись спать. Сон не шел. Усольцев лежал под яркими, близкими
звездами, вспоминая рассказ Арслана и дополняя его новыми
подробностями.
народ обладал многочисленными стадами, постоянно умножавшимися
благодаря удачным набегам на соседей. Однажды хан предпринял с большим
отрядом далекое путешествие и дошел до Таласа. Недалеко от древних
стен Садыр-Кургана хан наткнулся на целую орду свирепых джете[Джете -
в древности так назывались крупные разбойничьи отряды или племена.].
Завязался кровопролитный бой. Джете были разбиты и бежали. Хану
досталась богатая добыча. Но больше всего радовался хан одной из
пленниц, женщине необыкновенной красоты, возлюбленной побежденного
предводителя. Она была похищена джете в Ферганской долине, на пути из
какой-то далекой страны к своему отцу, служившему при дворе
могущественного кокандского повелителя. Ее красота, совсем иная, чем у
здешних женщин, околдовывала и зажигала сердца мужчин. Хан привез
пленницу к родным горам, и здесь она, по древнему обычаю, стала
любимой наложницей его и двух его старших сыновей.
хан раскинул свой лагерь у края зеленой глади Каркаринской долины. К
нему съезжались на пир владыки соседних дружественных племен. Все
большее количество юрт вырастало на равнине.
совершенно один, не на коне, а на огромном белом верблюде с короткой,
мягкой, как шелк, шерстью. Странен был и наряд его: лицо обвязано
черным платком, на голове - золоченый плоский шлем со стрелой, широкая
кольчуга спадала почти до колен, обнаженных и стянутых черными
ремнями. Меч, два кинжала, маленький круглый щит и большой топор на
длинной рукоятке были его вооружением. Приезжий потребовал, чтобы его
провели к хану. Неторопливо сложил он на белую кошму свое оружие,
опустил на шею платок, закрывавший лицо, почтительно и смело
поклонился владыке.
жизненного пути - пути воина и начальника, пути храбреца, неспособного
на низкие поступки. Хан невольно залюбовался чужеземцем.
жаркой страны, где страшный пламень солнца жжет мертвые пески на
берегах горячего Красного моря. Трудны были мои поиски. Целый год
блуждал я по горам и долинам от Коканда до синего Иссык-Куля, пока
слухи и рассказы не привели меня к тебе. Скажи, у тебя ли находится
девушка, прозванная вами Сейдюруш, взятая у джете Таласа?
никакие силы неба и ада не разлучат меня с нею. Три года воевал я на
границах Индии и в страшной пустыне Тар, вернулся и узнал, что родные,
не дождавшись меня, послали ее к отцу. Снова пустился я в далекий и
опасный путь, сражался, погибал от жажды и голода, прошел множество
чужих стран - и вот я здесь, перед тобою. Быстро мчится река времени
по камням жизни. Я уже не молод, но все по-прежнему бесконечно сильна
моя любовь к ней. Скажи, о хан, разве не заслужил я ее этим трудным
путем? Верни мне ее, могущественный повелитель, - я знаю, не может
быть иначе: она тоже долго и верно ждала моего возвращения.
почетном ряду. И после, вечером, тебя проведут ко мне, и сбудется, что
начертал аллах.
Наконец появились певцы. После любимой песни хана о горном орле
зазвучали песни, восхваляющие Сейдюруш, возлюбленную хана и его
сыновей. Хан украдкой взглядывал на чужеземца и видел, как все больше
мрачнело лицо воина. Когда старый певец - гордость народа - пропел о
том, как любит и ласкает Сейдюруш своих повелителей, чужой воин
вскочил и крикнул старику:
недостоин даже ползать в ногах?
оскорбленного певца. Пылких юношей возмутило презрительное высокомерие
воина. Двое джигитов яростно бросились на чужеземца. Сильной, не
знающей пощады рукой он отбросил нападавших, и вот на пиру хана
засверкали мечи. Воин огромным прыжком метнулся к своему оружию,
схватил щит и длинный топор. Прижавшись спиной к стене, встретил толпу
врагов. Они разбились о него, как волны о твердый камень, отхлынули,
бросились вновь. Два, три, пять человек упали, обливаясь кровью, а
воин был невредим. С быстротою молнии рубил он направо и налево,
повергая лучших джигитов. Все более грозным становилось лицо воина,
все страшнее удары его топора. Но тут хан властным окриком остановил
нападавших.
чужеземец и стал перед лицом врагов, неподвижный и страшный,
обагренный кровью.
крови? - гневно спросил хан.
слова, говорю тебе: все, что пели певцы, - истинная правда!
стало его лицо.
арабский клинок.
двенадцатилетний цикл, каждый год которого называется по имени
животного.], - обратился он к гостям. - Помните пророчество,
написанное над входом древнего гумбеза, который стоит вблизи
Ак-Мюнгуза? "В год быка кто положит свой меч на рог каменного быка,