дух!..
большую шахту с соседней, и, не мешкая, приступил к делу. К счастью, в
углу потолка рудничного двора земля не насыпалась вплотную к стенке, и
мы без особого труда проползли через узкую щель в другой ход. Этот ход
привел нас к маленькой шахте, которая не была засыпана полностью. На
небольшой глубине от устья шахты было сделано деревянное перекрытие,
сверху потом заваленное. Вверх и вниз в черную тьму уходил квадратный
колодец около двух метров в поперечнике. К этому времени мы сильно
углубились в склон плато, и нависшая над нами толща горных пород была
уже большой.
шахтой.
отчетливый всплеск: внизу была вода. Разочарованно я посмотрел на
штейгера, но лицо Поленова было спокойно.
надо.
я тебе говорил, будет шахта, через которую придется прыгать, - эта
самая и есть. Двадцать четыре аршина ниже будет большой штрек среднего
горизонта, нам на него выйти надо. Спервоначалу я думал спускаться
большой шахтой - тогда надо было через эту перепрыгнуть. Ну а теперь
ты спустишься вниз, раскачаешься и заскочишь в рудничный двор второго
горизонта. Веревку петелькой за пояс прикрепи, чтобы не утерять. Да
тебя уж учить не надо, практику хорошую прошел. Понял мой план?
брусок навязал петлю и продел в нее сложенную вдвойне веревку для
спуска известным альпинистам способом, называемым дюльфером.
наставлял меня на дальнейший путь. Основной моей задачей было
проникнуть в грандиозные выработки глубочайших шахт района -
Щербаковский рудник.
совещались на краю черного отверстия старой шахты. Глубочайшая темнота
и тишина окутывали нас. Мы уже настолько привыкли к ним, что, когда
где-то в конце пройденной нами сбойки возник негромкий звук, он
показался оглушительным. Я повернулся, едва не опрокинув фонарь;
штейгер приподнялся, упершись руками в песок. Вытянув шею, вглядывался
он в беспросветную черноту, заполнявшую другой конец хода. Звук
напоминал шуршание большого куска сминаемой бумаги. Усиливаясь, он
перешел в заглушенный гул и закончился тупым ударом. Через несколько
секунд волна воздуха зашипела по ходу и донеслась до нас, погасив
фонарь и свечу. После этого все стихло, и снова беззвучная тьма
воцарилась в подземелье. Догадываясь уже, что произошло, я торопливо
нащупывал в кармане спички.
хрипло, неуверенно.
сдвинутые брови и сжатые губы говорили о надвинувшейся на нас
опасности.
поднялся и взял свечу. - Пойдем, Васильич, поглядим... Только
потихоньку.
шаги наши заглохли в мягком песке, толстым слоем устлавшем пол
выработки. Я посмотрел на Поленова, он кивнул головой. Слой песка все
утолщался, в нем показались крупные глыбы породы. Мы сгибались все
ниже и ниже, продвигаясь вперед, и наконец уперлись в насыпь из песка
и камней, закрывшую наглухо отверстие штрека.
заваленной шахте. Сотни тонн земли, обрушившись сверху, отрезали нам
путь назад... Мы находились в одном краю огромной, площадью во много
километров, системы подземных ходов, уходивших в глубь степного плато.
Чем дальше, тем шахты становились все глубже и все были завалены. Да
если бы некоторые из шахт и были открыты, разве можно было бы
подняться через них из стометровой глубины? Чувство смертельной
опасности, охватившее в тот момент, когда я услышал шорох обвала, не
оставляло меня. Быстро пронесся рой мыслей о жизни, работе, близких, о
прекрасном, сияющем, солнечном мире, который я больше никогда не
увижу. Я закурил папиросу и жадно затянулся. Табачный дым низко
стлался в сыром и холодном воздухе. Овладев собой, я повернулся к
Поленову. Он был хмур, спокоен и молча следил за мной взглядом.
сердито хмурясь, сказал Поленов. - Это мы растревожили, когда
прокапывались. Видно, давно уж на волоске висело. Делать нечего, не
прокопаешься, опять засыпать будет... Ну, пойдем назад, к шахте. Что
мы здесь корячимся.
меня, хоть я и понимал, что за свой долгий рабочий век он много
перевидал и не раз испытывал серьезную опасность.
старик - в глубокой задумчивости, я - нервно покуривая. И я невольно
вздрогнул, когда Поленов неожиданно нарушил молчание:
помирать не страшно - годом раньше, годом позже, а тебе неохота, да и
нельзя: полезный ты нашему делу человек. Свечей сколь прихватил с
собой?
спустимся, вторую свечу гаси - путь длинный... А меня сумеешь ли
спустить? Я ведь тяжел. - И на суровом лице старика чуть мелькнула
улыбка.
мы выберемся из глубин Рождественского или Щербаковского рудника?
Здесь-то, может быть, и разыщут...
в степи. Не сказались ведь, куда пойдем. А тут дело вот какое: пройдем
мы до Старо-Ордынского - это дорога верная; от Горного, почитай,
километров шесть будет, но зато по старым сухим выработкам. А дальше
был наверх единственный ход через Андреевский Девятый - этим ходом
Андрей Шаврин первый прошел. Он его и обнаружил - рудаши потом по его
имени этот отвод назвали. Кроме него, меня да еще одного, никто там и
не был, а это ведь семьдесят лет тому назад было. Ну, собирайся:
спервоначалу меня опустишь, потом сам. Веревку-то выдерни опосля -
пригодится...
Медленно выпуская веревку из-под ноги, я следил, как фонарь,
прицепленный к груди старика, опускался все ниже.
выпусти!..
уперся ногами в стенку шахты, раза два качнулся и исчез. Едва заметный
след мерцал где-то внизу, на противоположной стенке шахты. Потом
веревка ослабла, освобожденная от груза. Я спустил вниз мешок, а затем
начал спускаться сам, отталкиваясь ногами от стенок шахты, пока не
достиг уровня двора среднего горизонта. Далеко внизу, на нижнем
горизонте, плескалась вода, в которую сыпались кусочки породы.
Подражая штейгеру, я раскачался и прыгнул в освещенное фонарем начало
штрека. Штейгер стоял, прислонившись к песчанику, и тяжело дышал.
Только что проделанный спуск отнял у него все силы. Я не спеша
освободил и смотал веревку, медленно надел заплечный мешок, приготовил
компас и наконец закурил, чтобы дать время старику оправиться. Штрек
был большого сечения и, не в пример прочим, довольно высок. Мы
свободно пошли, не сгибаясь, в далекую дорогу в подземной глубине,
отрезав себе всякую возможность возвращения. Я безусловно доверял
старику. Сложнейший лабиринт разновременных выработок где-то мог вновь
приблизиться к поверхности. При знании всех подробностей расположения
древних и новых выработок мы могли спастись. И это знание было у
Поленова, последнего из оставшихся в живых мастеров горного дела
прошлой эпохи.
большие и правильные выработки Александровского рудника, мы долго
пробирались ползком в частично обрушенных и низких работах
двухсотлетней давности, пока наконец не выбрались в длинный штрек
английской концессии. Пройдя этот штрек, мы попали в систему больших
камер на месте незначительных гнезд сплошь вынутой руды, где должны
были разыскать квершлаг - ход, соединяющий эти выработки с выработками
соседнего Щербаковского рудника. Щербаковский рудник остоял от поселка
Горного по поверхности около четырех километров, мы же проделали путь
под землей много больший, и к этому времени старый штейгер совершенно
выбился из сил. Я постелил на сырой пол камеры свою кожаную куртку, и
Поленов в угрюмом молчании опустился на нее. Однако после того, как мы
поели и я дал старику шоколаду с добрым глотком коньяка, Поленов
заметно приободрился. Я решил не торопить старика, зажег еще одну
свечу и с удобством устроился на мешке, покуривая и поглядывая кругом.