становился сентиментальным, мечтательным, галантным. Прекрасно
держался, непосвященный и не скажет, что он опустошил сегодня
две белой. Внешне он мне не очень нравился, хотя при
определенном освещении, иногда, он был ничего.
нарочно, не позвонила ей заранее, просто была в том районе и
решила зайти. Окно в кухне было разбито. Я прибавила шагу. Дверь
была распахнута настежь. Я прошла на кухню - грязь
невообразимая, осколки повсюду, кровь, следы от грязных туфель
вели в спальню. Игорька я нашла там, на кровати, с окровавленной
рукой, в этих туфлях, спящего беспробудным сном. Я нашла в
аптечке йод, бинт, и как смогла перевязала порез. Он оказался
довольно глубоким. Когда я приподняла его руку, края раны
разошлись, и кровь опять закапала на постель, на Игорька и
теперь уже на меня. Надо зашивать, но я не могу звонить в
больницу, Игорька все там знают, я и сама не видела его таким.
Не хватало еще, чтобы на работе узнали об его подвигах. Я для
новичка довольно хорошо перебинтовала ему руку, сняла туфли и
пошла звонить маме Лизы. Она оказалась там. Я рассказала подруге
об увиденном и вот что услышала:
всем. Я же наоборот, была возбуждена увиденным. Моя новая юбка с
застиранным кровавым пятном сушилась на окне. Я все рассказала,
как было и пожалела об этом.
доброго, обчистят вас.
Мне все равно, что там будет.
мокрая, я уйду не раньше, чем через час, за это время я приберу
здесь немного.
разговаривать не буду. А за юбку не беспокойся, потом заберешь,
одень что-нибудь мое.
совершила еще одну глупость.
прическу. Сзади подошел Игорь. Он обнял меня. То ли от
усталости, то ли от неожиданности, но я не сопротивлялась. У
меня лишь промелькнула мысль, что ни Лиза, ни Антон не должны
этого знать. Это было с налетом авантюрности, запретности и от
этого довольно мило.
своим ключом и прямиком в спальню. Увидев мою одежду, закричала:
ничего не будет, он ей не нравится; да разве такие разбирают,
нравится - не нравится! Это она в ванной?
я поступила. Да ведь и Игоря понять можно - полгода без бабы.
Выходит из спальни, а я в блузке и трусиках.
может быть, кого я захочу. Кто угодно. Лиза сама ушла.
Почему я не оделась сразу? Юбка давно высохла. Сейчас бы
проскользнула к двери и - пусть докажут, что в ванной была я.
Конечно, она ворвалась ко мне, стыдила и ругала, и меня, главным
образом. Игорька, видно, оставила на десерт. Я, едва сдерживаясь,
прошла в спальню, оделась и на прощание все же вставила ей.
Мамаша присела от неожиданности. Пусть радуется, что только
словами.
даже боялась подходить к телефону. Антону говорила, чтобы он не
звал меня. Лиза ему все рассказала. Но я отрицала это, и,
по-моему, довольно умело убедила его, что мамаша все поняла не
так. Моя же бывшая подруга дошла до того, что позвонила моему
начальнику, рассказала этот случай, домыслив то, чего не знала
наверняка. Я не знала, что делать, едва не уволилась. Антон
убедил меня забыть. По его словам, в жизни случаются подобные
стечения обстоятельств, при которых всем видится то, чего нет в
реальности. Он все же душка. Тем не менее, я опять заболела.
Такие потрясения не для меня. Я взяла недельный отпуск и
провалялась все дни, то впадая в это неприятное состояние, то
выходя из него. До этого случая, когда у нас с Лизой были
хорошие отношения, она делилась со мной своими опасениями -
беременность длилась долго, почти десять месяцев. Она боялась,
что ребенок будет слишком большим, и она не справится. Я во время
облегчений просила Антона звонить и узнавать, не родила ли она.
Хотя я и ненавидела Лизу за те гадости, которые она причинила
мне, за то, что она оскорбляла меня по телефону, а я молчала, мне
была небезразлична ее судьба. Однажды, когда я была одна,
зазвонил телефон. Я не хотела подходить, думая, что это Лиза с
новой порцией ругательств. Но телефон звонил уже минуты три.
Может, это мама? Это оказалась тетка Лизы. Не обращаясь ко мне по
имени и не здороваясь, она сказала:
неотложку.
сознания задать еще один вопрос. - А ребенок?
звоню. А то хватит наглости - придешь.
вспоминала эпизоды из детства, школьной жизни, что мы провели с
Лизой. Наплакавшись вдоволь, я ощутила такую слабость, что тут
же заснула, проспав почти сутки. Проснулась я с удивительной
легкостью в голове и теле. Позже сходила на кладбище, отыскала
могилу и положила цветы. Видимо, слезы кончились, так как
плакать уже не хотелось.
диван. Но что-то не лежалось. Я включила телевизор, ни по одной
из программ не было ничего, заинтересовавшего меня. Взяла
газету, пробежала глазами заголовки. Все не то. Почитать, что ли?
Подошла к стеллажу с книгами. Долго выбирала, наткнулась на
поваренную книгу. Полистала, почувствовала голод, вспомнила об
остывшем уже чае. Забрела на кухню, но неожиданно и это желание
пропало.
заснуть. Собралась и пошла побродить по ночному побережью. Люди
на улице, приезжие в основном, заполнили все кафе и ресторанчики
под открытым небом. Слышалась негромкая музыка, веселые
разговоры. От этого всеобщего веселья мне сделалось еще
тоскливей. Я почти бегом возвратилась домой.
биения сердца подступила тошнота. Неужели это из-за ссоры с
Антоном? Ночь была мучительно долгой. Иногда мне казалось, что я
сплю, но одновременно слышу шумы, звуки ночи - тикание часов,
проезжающие машины, какую-то ночную птицу. Очнувшись, я
осознавала, что именно сейчас я бодрствую. Я дотрагивалась до
своего тела и произносила: "Сейчас я не сплю, не сплю." Затем
закрывала глаза и опять оказывалась во власти наваждения,
которое из всех моих чувств милостиво оставляло мне лишь слух.
Этот мнимый сон вымотал, забрал оставшиеся силы. В очередной раз
открыв глаза, я заметила солнечные блики на подоконнике. Я
обрадовалась утру и поднялась с постели. Была половина пятого. Я
прошла на кухню, поставила чайник. Стоя под прохладным душем, я
гадала, сколько продлится такое мое состояние.
занятие, но ничего не доделав, оставляла.
он хочет остаться со мной. Дрожащим от волнения голосом я
ответила:
пляже. А ты как?
"Он переживает, сочувствует мне?"