высокая кафедра. По правую руку прокурор, весь в черном, по левую -
защитник в белой мантии поверх кафтана, внизу, в углублении, - подсудимый
под охраной стражников. А сзади - писцы. Погодите, Картьен еще покажет
себя, я не собираюсь всю жизнь проскрипеть в писцах, как старина Поннер.
Вот наступит осень - и я подам прошение на имя бургомистра, сдам экзамен
на первый чин, а там... Буер ведь тоже начинал когда-то писцом. Правда, у
него, говорят, были сильные покровители. Они у него и сейчас есть, недаром
же шеф камаргосов с ним так любезен и даже временами выпивает кружку пива
у него в кабинете. Но в конце-то концов, кто мешает завести влиятельных
покровителей мне? Если люди, имеющие вес, убедятся, что я способен на
большее, чем унылое переписывание документов, мне точно так же откроются
все пути наверх. Надо только проникнуть в их среду, немного пообтереться
там, подождать, пока ко мне присмотрятся, а потом уж и показать кому
следует, что и Картьен кое на что способен. Главное - не упускать шансов.
Взять хотя бы это приглашение на обед к Ронгсам - там ведь, говорят, будет
сам господин Дуорро. Вот только Марта...
умеет в приличном обществе. Неизвестно еще, как ее там примут. Дочь
садовника, крестьянка. Да будь она обыкновенной городской барышней, пусть
какой угодно дурой и уродиной, - все было бы в сотню раз проще. А так...
Можно, конечно, пойти и одному, но как ей объяснить это? Тем более теперь,
когда она стала такой нервной. И дуется по малейшему поводу, хоть домой не
приходи. А что еще начнется, когда родится ребенок? И так уже жить почти
что не на что. И еще кошмар этот проклятый! И так мне вдруг стало тоскливо
и муторно, что я даже застонал и открыл глаза.
рукой. Но этого хватило для того, чтобы разбудить Марту.
лицом.
не отрываясь смотрел в потолок, туда, где прямо над моим изголовьем
темно-бурой запекшейся кровью был начертан знак дракона.
вскрикнула.
чьи-то шаги, и это сразу привело меня в чувство.
все об этом узнали?
кровати, спустил ноги на пол, нащупал туфли. И только тут почувствовал,
что весь дрожу. Значит, сон-то в руку. И не зря болтали о знамениях. Вот
ведь беда-то какая. Я еще не думал тогда, что бывают беды и похлеще, я
думал только о том, как бы поскорее, пока никто не узнал, не увидел,
скрыть, замазать, соскрести с потолка этот знак. Знамение! Хорош бы я был,
заяви я сейчас про это знамение! И именно сегодня, когда листки, что дал
мне почитать Фраци, лежат в кармане сюртука. А я-то, дурак, еще и обещал
зачем-то их переписать. Тоже, смельчак нашелся. Будто не соображал, что
все это не игрушки, будто не знал, чем все это может закончиться. Да
пронюхай о чем камаргосы - и все, крышка. В такое время никто особенно
церемониться-то не будет. Нет уж, к черту! Чтоб я еще хоть раз во что-то
ввязался! Сегодня же отдам листки обратно Фраци, и попробуй тогда докажи,
что я хоть к чему-то причастен. Тогда, в конце концов, мне и на знак
дракона наплевать будет. Вот только бы Марта не проболталась.
повернулся к ней. Она все еще лежала, не в силах оторвать взгляда от
знака, начертанного на потолке. Она была очень красива, еще красивее, чем
год назад, когда мы встретились и вообразили, что без ума влюблены друг в
друга. Если бы ее отец не был садовником!
и готовь завтрак.
дракона широко раскрытыми от ужаса глазами. Мне пришлось подойти и
приподнять ее за плечи, и, только когда мне удалось наконец усадить ее на
кровати, она отвела взгляд от знака.
занимайся делом. И никому, слышишь, никому ни слова.
видел, что она с трудом удерживалась от того, чтобы снова не взглянуть на
потолок, но я, отойдя к окну, неотрывно следил за ней, и она не решилась
поднять глаза под моим взглядом. Когда она наконец вышла в коридор, я
закрыл дверь на задвижку и принялся за дело. Прежде всего я скатал перину
на кровати, положил ее прямо на пол у окна и, стараясь как можно меньше
шуметь, поставил на голые доски наш единственный приличный стул. Вставать
на него, конечно, было просто кощунством, но табуретка могла попросту
развалиться под ногами, и я не стал рисковать.
разглядеть знак. Возможно, он и в самом деле был начертан кровью - я плохо
разбираюсь в таких вещах, - а может быть, это была обыкновенная краска. На
ощупь знак был еще немного влажный, и, хотя он уже не мазался, меня долго
не оставляло потом ощущение того, что я запачкал руку. Я слез со стула,
взял из кармана сюртука перочинный нож и хотел уже снова забраться наверх,
когда дверь дернулась. Я весь похолодел и замер на кровати с поднятой
ногой. Дверь дернулась еще раз, потом кто-то осторожно постучал. Я тихо
спустился на пол, на цыпочках подошел к ней и приложил ухо. В дверь снова
постучали.
мог быть? Я с облегчением вздохнул, впустил ее в комнату и снова запер
дверь.
добавил я, снова забираясь на стул.
как я соскребаю знак. Я лишь раз взглянул на нее - некогда мне было
отвлекаться, - и взгляд ее показался мне чем-то странным. Я не стал
задумываться над тем, что он означает, но почему-то мне неприятно было
ощущать его на себе, и я старался побыстрее закончить работу. Лезвие я,
конечно, загубил, да и на потолке остались следы, придется еще объяснять
домохозяину, откуда они взялись, но через десять минут можно было наконец
вздохнуть свободно. Знака дракона больше не было.
принялся наводить порядок. Марта не сдвинулась с места, чтобы помочь мне,
она все так же сидела на табурете и молча смотрела на меня, и постепенно
это ее молчание стало меня раздражать. Я наспех смел остатки мусора прямо
на пол, со злобой швырнул обратно на кровать перину и повернулся, чтобы
сказать какую-нибудь резкость, но она меня опередила.
губ, чем услышал, что было произнесено мое имя, и инстинктивно застыл в
неподвижности, чтобы услышать то, что она скажет дальше, - Картьен, ведь
это же был знак дракона.
Мое раздражение вдруг куда-то улетучилось, и я почувствовал себя под ее
взглядом, как нашкодивший мальчишка. Так, будто я совершил какую-то
гадость, совершил ее просто так, бесцельно, и теперь делаю вид, что мне
все нипочем.
знак дракона.
рынке вчера говорили о знамениях.
случайно не говорили?
и от этого почувствовал себя увереннее. - Бабьи разговоры. Дракона этого
никто еще не видел. А камаргосы - тут они, рядом. Вот на этой самой улице,
а если ты будешь болтать понапрасну, то будут и в этом самом доме! - Я так
распалил себя, что даже трахнул что есть силы кулаком по столу и чуть не
закричал от боли. - Ты что, думаешь, они тогда тебя пожалеют, меня
пожалеют? Ты на это надеешься?
делать. Потом подошел, кое-как примостился рядом с ней на табурете -
когда-нибудь он, ей-богу, развалится в самый неподходящий момент, - и она
вдруг обняла меня за шею, уткнулась мокрым лицом мне в грудь и так и
продолжала тихо, почти беззвучно плакать. И я, держа ее в руках, вдруг
стал почему-то казаться себе таким гнусным и подлым, что хоть в петлю
полезай.
Потом встала, поправила волосы перед зеркалом, обернулась ко мне и со
слабой, виноватой какой-то улыбкой сказала:
спустился во двор по нужде, на обратном пути захватил кувшин воды для
умывания и вернулся в комнату. Дом проснулся, по коридору то и дело ходили
взад и вперед соседи, и кумушки нашего квартала, как им и положено,
перекликались через улицу, делясь последними новостями. Я вылил воду в