единственного места - но там была не ошибка, там был сознательный подлог.
Когда я вновь дошел до того злополучного интеграла, я знал уже наверняка:
если в теории, мною построенной, и есть слабое звено, то оно именно здесь.
Профессор же занимался дальнейшим анализом информации, пару раз слетал на
Гавайи и в Симеиз, чтобы проконсультироваться с работающими там
специалистами, но пока что не раскрывал никому причины своего столь
пристального интереса к определенного рода солнечным данным. Конечно,
оставалась еще значительная неопределенность, но в общем и целом выводы
казались зловещими. А пульсации протонов в солнечном ветре снова нарастали
в полном соответствии с теорией, так что теперь даже наиболее
оптимистичные оценки показывали, что резкий спад в светимости Солнца
должен произойти не позже, чем через пять лет.
наконец, на признание.
просто вспоминать тот день. Но у меня не оставалось иного выхода. Либо
признаться, признаться лично, с глазу на глаз, либо ожидать неизбежного
последующего разоблачения. Потому что в тот день профессор объявил об
окончательном своем решении обнародовать полученные нами результаты.
Медлить, по его мнению, было уже нельзя, чем раньше люди узнают о
надвигающейся беде, тем лучше смогут к ней подготовиться. Хотя, по чести
говоря, трудно было придумать, как может огромное человечество,
разделенное многочисленными барьерами непонимания и вражды, подготовиться
и сплотиться даже перед лицом такой вот всеобщей и неотвратимой беды. Но
это вопрос уже другого порядка.
ударом, и немалым - он привык сам быть всегда абсолютно честным в своих
выводах, привык так же относиться и к результатам своих учеников и коллег.
И мое признание так потрясло его, что некоторое время - не меньше получаса
- он сидел, не в силах вымолвить ни единого слова. Потом, конечно, слова
полились рекой, потом я такое услышал...
вспоминать, Тем более, что свидетелей не осталось.
прогнал бы меня, не желая больше иметь дела со своим недостойным учеником.
И был бы совершенно прав - науку нельзя делать, используя подлог как метод
достижения цели. Наука тем и отличается от остальных видов человеческой
деятельности, что имеет дело с объективными, не зависящими от конъюнктуры
реальностями, и любой обман рано или поздно раскрывается, даже если для
его сокрытия наворачивают все новые и новые горы лжи. Слава богу, я сумел
вовремя остановиться и не стал прикрывать один обман другим.
результате оказались, той, от которой сумели уйти.
построения, выводам которых он доселе безоговорочно доверял - как своим
собственным. Раньше подобное скрупулезное копание с его стороны показалось
бы мне оскорбительным. Но теперь права оскорбляться у меня не осталось, и
я лишь старался как только мог помочь ему во всем быстро разобраться. К
счастью - а, может, и к несчастью - иных ошибок, кроме уже названной выше,
он не обнаружил. Ну а что касается злополучного интеграла... Здесь он
получил весьма неожиданные выводы, до которых я в свое время не додумался.
Или просто не мог - по объективным обстоятельствам - додуматься. Но об
этих обстоятельствах позже.
результатам лишь при одном-единственном условии - если этот злополучный
интеграл имеет выбранное весьма произвольно значение, равное двум третям
пи. При любом другом его значении в рамках данной теории не может
существовать устойчивой модели Вселенной, и, если подходить с позиций
здравого смысла, то никакого подлога я не совершал. Ведь мы, как я уже
писал выше, определили, что интеграл этот относится к классу интегралов
Лаггера, имеющих произвольное значение, и я вправе был выбрать именно то,
которое позволяло сделать теорию непротиворечивой.
пока сама жизнь не преподнесла его неоспоримого объяснения. Если бы я сам
в свое время не проверял получаемые результаты на непротиворечивость. Но я
проверял их, используя те же подходы, что и профессор. Я подставлял самые
разные значения этого интеграла, и получал вполне осмысленные результаты и
при значениях, равных нулю, единице, два пи. Я это прекрасно помнил!
заново? Так я думал всегда - но, оказывается, мир устроен иначе. Мир
устроен совсем не так, как мы думаем, и я часто вспоминаю теперь того
индийского математика, который интуитивно предсказал массу интересных
закономерностей в области теории чисел, не затруднив себя доказательствами
и в течение десятилетий ставя в тупик последующих исследователей, пока
кому-нибудь не удавалось, наконец, выстроить все промежуточные звенья в
необходимом порядке и показать, что он был прав.
некие законы, которые мы можем лишь раскрывать.
этих законов.
выдумываем в процессе познания законы, движущие этим миром.
сами занять его место. Не готовы - потому что это слишком страшно. Потому
что любой шаг творца может грозить непредсказуемыми последствиями. Мы,
ученые, привыкли лишь изучать мир, в котором живем - мы не привыкли
творить окружающую нас реальность. А те немногие из людей, кто внутренне
готов к этой великой миссии - они творят эту реальность, но творят ее
иначе. В своих книгах, картинах, фильмах, в мире образов, далеких от
научной картины мира. Они не подготовлены к тому, чтобы реально помочь
нам, ученым - и в этом, возможно, величайшая наша беда.
которому в конечном счете пришли мы с профессором Ранкором, когда иных
объяснений происходящему не осталось. Но отброшу хронологию событий - не
для того пишу я эти заметки. Ни к чему описывать весь тот путь проб и
ошибок, который в итоге привел нас к такому выводу. Все равно, несмотря ни
на что, мы до самого последнего момента не могли до конца в него поверить.
До того, как пришлось нам подвергнуть этот вывод экспериментальной
проверке.
не нас с профессором Ранкором. Мы знали, как найти им объяснения -
возможно, вскоре до этого додумался бы кто-нибудь еще. Молчать дальше было
бы не просто бессмысленно, а уже и безнравственно, ведь речь шла теперь не
просто о научном приоритете - о судьбе всего человечества. Но и решиться
сказать все было слишком тяжело, хотя надежд на какой-то благоприятный
исход не оставалось.
не опубликована - результаты профессора вообще пока не предназначались для
публикации. Потом мысли потекли в каком-то ином направлении - и вдруг
догадка блеснула в моем сознании.
профессором достояние. Потому что есть надежда, что мы сумеем найти
какой-то выход, изменив их должным образом.
мне после этого, что телепатии не существует!
мы хоть немного помедлили, обдумали возможные последствия - результат,
несомненно, оказался бы иным. Но нет, нам казалось, что беда, угрожавшая
человечеству, слишком страшна, чтобы медлить. И мы использовали первую же
возможность предотвратить ее.
экспериментально связи между различными явлениями окружающего нас мира.
Они верны, пока эксперимент не обнаруживает расхождения - и тогда
приходится придумывать методом проб и ошибок новые законы, пытаясь
выстроить логически непротиворечивую картину мира. Но если боги и сами не
знают, как построить мир, или если они спят, то человек может выдумывать
эти законы самостоятельно - лишь бы они не противоречили тому, что уже
открыто.
богом - увы, этого человеку не дано.
внутренне непротиворечиво и вполне логично объясняло периодические
колебания интенсивности протонов в солнечном ветре, появившиеся в
последнее время. И оно, в общем, мало отличалось по форме от прежнего
решения, предсказывавшего катастрофу - только теперь колебания,
возникавшие в конвективном слое Солнца и аналогичных ему звезд должны были
постепенно затухать, не приводя к изменению светимости.
был признан сенсационным. Хотя, конечно, прежняя теория приобрела бы
гораздо большую известность, ибо касалась не только специалистов, мы не
жалели об этом. Два месяца мы почивали на лаврах, не понимая в полной мере
того, что произошло. Спутниковые и наземные измерения полностью
укладывались в рамки предсказаний нашей теории, ее проверка теоретиками
всего мира пока не привела к обнаружению сколько-нибудь существенных
изъянов, и мы с профессором даже позволили себе уйти в отпуск после
изматывающей зимней и весенней работы.