Чтение 3–й страницы книги ~Усатый-полосатый~

- Классно поете, ребята, - послышался откуда-то извне грубый
прокуренный бас.

Народ вскинулся, уставясь на дверь. Там, в дверях, светился сержант
Пенкин при всей своей двухметровой красе.

- Нет, правда, здорово. Даже прерывать жаль. А придется. Что
поделаешь, работку вам привел. - Ну, давай входи, чего жмешься-то? -
обернулся он к кому-то.

И сержант легким пинком направил в комнату невысокого мальчишку в
потрепанной школьной куртке и измазанных рыжей глиной брюках.

- Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант, - продолжал Пенкин
уже по-уставному. - Вот, пацана изловили. Дрых на товарном складе между
контейнеров, грузчики там его обнаружили и сдали мне с рук на руки. Кто,
откуда, не говорит. Так что фрукт по вашей части.

- Ясно, сержант, - коротко кивнул Сашка. - Можешь быть свободным. Да,
Васильеву привет передай, не забудь.

...Сколько ни наблюдал Сергей _п_р_о_ц_е_с_с_, а все никак не мог
привыкнуть. Вот только что сидели, пели негромко, и не было ни службы, ни
лейтенантских погон, ни решеток на окнах, а была Песня, и они, четверо, в
ней, и казалось, души их сплетаются и пробивают канал в сером облачном
слое, возносясь в какое-то хрустальное измерение - и вот все как веником
смело. Не друзья сидят на диване, а _с_о_т_р_у_д_н_и_к_и_, не гитарист
Сашка, а старший лейтенант Кондрашев, и глаза у него быстро глупеют и
стекленеют.

Сергей понимал - злится Сашка, что сержант песню услышал. Конечно,
рапорт писать не будет, Пенкин парень вроде бы свой, но дурашлив и
болтлив, ляпнет еще где не надо - и привет, пошло крутиться. Узнает Чачин,
дойдет до Бугрова...

- Сережа, - обернулся к нему Кондрашев, - сделай милость, унеси
гитару и сядь на свое место.

На свое место - это возле двери. Чтобы задержанный не попытался
сбежать. Далеко, конечно, не ускачет, но считается прокол в работе
Инспекции.

Усевшись на стул, Сергей вновь взглянул на пацана. Тот оказался
весьма запачканной и оборванной личностью. Куртка его расходилась по швам
сразу в нескольких местах, грязь въелась в штаны и неуклюжие, размера на
два больше, чем следует, ботинки. Глаза у парнишки были светло-серые, а
встрепанные волосы, ежели их хорошенько вымыть, наверняка приобрели бы
соломенный цвет.

Следы от мальчишкиных ботинок мокрой цепочкой линией протянулись от
самого порога.

- Опять уборщицы возникать будут, - нарушила общее молчание Марьяна.

- Весьма вероятно. Такая уж у них судьба, - холодно отозвался
Кондрашев и некоторое время сверлил мальчишку глазами. Тот, опустив
голову, переминался с ноги на ногу.

- Ну, голубь мой, - весело произнес, наконец, Сашка, - что скажешь?

- А что говорить-то? - невнятно буркнул пацан.

- Ну, поведай хотя бы, откуда ты к нам приехал такой обаятельный и
привлекательный? А?

Мальчишка хлюпнул носом, но ничего не ответил.

- Ну что ж, подождем, пока ты с мыслями соберешься. Нам спешить
некуда. Как говорится, солдат спит, а служба идет.

В комнате вновь повисла ватная тишина. Кондрашев продолжал сверлить
парня глазами. Это у него был такой прием. Сперва надо объект слегка
ошарашить, а потом измотать ожиданием неприятностей. Иначе со страху тут
же наплетет с три короба, и весь этот бред придется сперва записывать в
протокол, а потом долго и обстоятельно опровергать. А Сашка такого не
любил. Он любил краткость.

- Ну, из Москвы я, - сказал наконец пацан. В голосе его не было
слышно особой уверенности.

- Как интересно! - восхитился Кондрашев. - Столичная, значит, штучка.
То есть получается, кореш, земляки мы с тобой? Любишь Москву-то?

- Люблю, - уныло подтвердил пацан.

- А не подскажешь ли, дорогой, как от Арбата к "Детскому Миру"
пройти? - ангельским голосом осведомился Сашка.

Парень молчал, уставясь в бледно-зеленый линолеум пола.

- Зря смотришь, там ответ не написан. В общем, все с тобой ясно, ты
такой же москвич, как я японский летчик-камикадзе.

- А что, Саша, в тебе есть что-то такое... самурайское, - некстати
подала голос Марьянка.

Кондрашев посмотрел на нее точно удав на мышь и сухо обронил:

- Не знаю, не знаю, Марьяна Алексеевна. Этот вопрос мы с вами
провентилируем после. А сейчас не надо отвлекаться. Ну так что? -
повернулся он к мальчишке. - Будем соловья баснями кормить? Или наконец
честно все скажем?

Пацан внимательно разглядывал свои ботинки.

- Ну вот что, гвардеец, в ногах правды нет, ты присядь, -
распорядился Сашка. - Нет, не туда, диван у нас чистый. Вон, на стульчик,
- кивнул он в сторонку. - Значит, так. Сейчас, друг мой, заполним мы
протокольчик. Учти, чистых бланков у меня мало, за каждый отчитываюсь
полковнику. Стало быть, придется писать правду. А то, юноша, сделается
тебе очень хреново. Усек?

Сергей хмыкнул про себя. Вот ведь врет лейтенант, как булку режет.
Немудрено, что его тяжеловесная супруга до сих пор убеждена в мужниной
верности. Никаких специальных бланков в природе не существовало, были
обычные листы бумаги, на которые Кондрашев нашлепал печать Инспекции.
Приемчик, однако же, иногда действовал, некоторые малолетние на это
покупались.

- Итак, понеслась. Начнем с твоего имени.

- Ну, Володька.

- Значит, пишем Владимир. Не Ильич ли часом?

- Нет, Николаевич, - неулыбчиво отозвался пацан.

- Итак, Владимир Николаевич, - протянул хищно оскалившийся лейтенант,
- поведай нам фамилию свою.

- А зачем?

- Да видишь ли, хотел грибы засолить, да не уродились. Вот вместо
грибов твою фамилию заготовим. Годится такая версия?

- Ну, Орехов.

- Орехов Владимир Николаевич, - четко продекламировал Сашка,
наслаждаясь звучанием фразы. - Сколько же лет тебе, Владимир Николаевич?

- Четырнадцать скоро будет.

- Значит, пишем тринадцать, - уточнил старший лейтенант. - И откуда
же ты родом?

Мальчишка не ответил.

- Зря запираешься. Ты не партизан, а здесь тебе не гестапо. Здесь
тебе наша советская милиция, которая тебя, дурака, бережет.

- От кого это? - чуть ухмыльнулся пацан.

- От тебя же самого, - наставительно произнес Кондрашев. - В общем,
не тяни, Вова, кота за хвост. Все равно узнаем. В отделение попадать
случалось?

- Ну, было, - нехотя кивнул парнишка.

- Было. Значит, просвещенный. Знаешь, что с нашей системой лучше не
шутить. Поэтому перейдем к делу. Откуда сбежал?

- Из Казани.

- Смотри, Владимир, я пишу, но не дай Бог, если придется из-за тебя
протокол переделывать. Станет тебе мучительно больно и обидно за
бесцельно... Кстати, - он очень натурально встревожился, - за разговорами
про все на свете забудешь. Давай, Полосухин, произведи личный досмотр.

Сергей неохотно поднялся. Ужасно он не любил этого дела - обыскивать.
Сперва, в прошлом году, его даже тошнить начинало, и он принципиально
отказывался. Что еще за издевательство над человеком? Где декларация прав?
И вообще, может ли порядочный интеллигент шарить у кого-то по карманам,
проверять швы, подкладку? Стыдно и подумать.

Да, одно слово, желторотый он тогда был. Кондрашев и Семен
Митрофанович с ним даже вроде и не спорили, а попросту показали коллекцию
изъятых при обыске предметов. Имелись там и бритвы, и кастеты, и папиросы
с травкой. Да, - сказал ему в тот день Сашка, - с точки зрения гуманизма,
конечно, низ-зя. Пускай в КПЗ вены себе вспорет или наркотой травится.
Пускай в детприемнике кого послабее перышком порисует. Это будет гораздо
человечнее, Серый?

Да и просто болтались подчас в карманах "уличающие предметы", как
пишут в протоколе. По ним, предметам, иногда и без документов можно было
понять, откуда прибыл задержанный.

Сергей подошел к Володьке сзади и осторожно ощупал его бока. Пацан
поначалу дернулся от прикосновения сильных натренированных ладоней, но
потом покорился и обмяк. А Сергея, как всегда, окатило мутной серой
волной. Впрочем, он уже неплохо умел преодолевать стыд.

Ножей и кастетов у мальчишки не оказалось. Нашелся лишь мятый
автобусный билет. Кондрашев развернул его и громко зачитал вслух:

- Заозерскавтотранс... Вот как полезно оплачивать проезд в городском
транспорте. Вижу, мальчик ты сознательный. От имени МВД выражаю
благодарность. Да, такая вот у нас с тобой, братец, Казань получилась.
Ведь чуяло сердце - даром бланк порчу. Да, зарвался ты, парень. Зарвался и
заврался. А зря. Хуже от этого только тебе. Нарисовать дальнейшую
перспективку?

Парнишка хмуро кивнул.

- Изволь. Значит, если не висит на тебе ничего, и ни из каких
спецзаведений ты не сбежал, то поедешь к себе домой в Заозерск, к маме с
папой в нежные объятия. Но не сразу. Поначалу надо все про тебя разузнать,
личность установить. Придется уж, пока суд да дело, пожить в детприемнике.
Если будешь в молчанку играть, то установление твоей немытой личности