и чопорная тетка отца альдетта Жанессилья; как нахмурила выщипанные
накрашенные брови альдетта Радлисса -- мать альда Карраганта; как вздернул
голову и выставил перед собой вилку отец Карраганта альд Беонаст; как робко
повела плечом всегда молчаливая и грустная кузина Элиния... В полной тишине
все принялись за еду и только потом, когда уже принесли горячий зеленый
напиток, альд Фалигот с усмешкой сказал в пространство: "Что-то
расползались, однако, оползни. Приползет вот такой -- и не уползешь от
него, враз доползаешься". Шутка у него явно не получилась, никто не
улыбнулся в ответ и Фалигот принялся с излишним усердием дуть на горячий
напиток, обхватив бокал обеими руками.
успевшему разогреться солнцу, в город Имм, где надлежало ему предупредить
главного турнирного трубача турнира Звездных Мечей о том, что нужно искать
замену альду Карраганту. Конь резво бежал по утренней прохладе, в спину дул
попутный ветерок -- и еще задолго до полудня юноша добрался до города.
Попетляв по старинным центральным улицам, он отыскал дом трубача и передал
просьбу отчима. Задерживаться там особо не стал и от приглашения к столу
отказался; посидел из вежливости на террасе вместе с хозяином, выпив за
короткой беседой бокал темного, с приятной горчинкой, пива, и откланялся.
Оставив коня пастись на Конских лугах, побродил немного по городу, заглянул
в Оружейный клуб -- узнать последние новости. А проходя мимо торжища,
вспомнил просьбу альда Фалигота и свернул к длинным торговым рядам; дядя
матери любил, сидя за книгой в садовой беседке, нюхать табак, но не всякий
табак, а только черный илонский, без примесей, от запаха которого
шарахались кони и глаза вылезали на лоб -- насчет глаз Аленор знал точно,
потому что как-то раз угостился у родственника. И больше уже не решался
пробовать.
было наверняка устроить придирчивого в этом вопросе весельчака Фалигота, и
начал проталкиваться к выходу, придерживая меч, который в этой кутерьме
запросто могли ненароком оторвать вместе с ножнами. Рассудив, что он
быстрее выберется с торжища, если пойдет кружым путем, в обход толпы, юноша
свернул к рядам менял и направился вдоль забора, где лохматыми клубками
грелись на солнце беззлобные собаки. Обходя пятнистую мерийскую палатку, он
услышал громкую ругань. На скамейке у палатки были разложены пучки
высушенных трав, стояли мелкие разноцветные блюдечки с разными семенами и
небольшие узкие сосуды с целебными смесями. На высокой подушке у скамьи
сидела молодая мерийка в традиционном черном платке, скрывающем волосы и
завязанном на затылке, и длинном черном платье; на груди ее тепло сияло на
солнце ожерелье из крупных лазурных камней, и это значило, что мерийка
здешняя, иммская, а не пришедшая откуда-нибудь из Мелковолья или с
Пустынного берега. Из палатки высовывалась чумазая от синих ягод девчушка,
тоже черноглазая и тоже в черном наряде, и с ожерельем поменьше. Она
испуганно таращилась на плечистого приземистого орра, увешанного кинжалами
чуть ли не с ног до головы и смахивающего на разукрашенный куст праздника
весеннего равноденствия, который с песнями и плясками пускают вниз по реке
переселенцы-доляне. Орр то ли не отошел еще после вчерашнего, то ли успел
набраться с утра. Он тряс бритой наголо, исцарапанной на макушке головой,
грозил кулаком сидящей напротив с каменным лицом мерийке и, покачиваясь,
поносил ее на чем свет стоит.
-- Что ты мне говорила вчера, проклятая? Я просил у тебя средство от
изжоги, а ты мне что подсунула? Весь вечер промаялся животом от твоего
снадобья, а сегодня изжога еще сильней! Решила посмеяться над Кронком Пять
кинжалов? Или отравить меня вздумала? Отвечай немедленно!
тебя схватило живот, -- невозмутимо ответила мерийка, но Аленор заметил,
что она побаивается разгневанного, крепко нетрезвого орра. -- Меня не было
здесь вчера, я только сегодня на рассвете поставила палатку. Иди своей
дорогой, не цепляйся ко мне. Всякое снадобье надо...
распалившийся орр, выкатив глаза и хватаясь за кинжал. -- Вместо того,
чтобы признаться в подлом умысле!
во входном проеме палатки, сидя на корточках и не сводя блестящих, полных
слез глаз с вошедшего в раж орра. Толпе не было никакого дела до этой
стычки и только Аленор остановился неподалеку и наблюдал за происходящим.
скамейку с травами и семенами и принялся топтать и месить сапогами
посыпавшиеся на утрамбованную землю снадобья, ожесточенно приговаривая: --
Сама теперь жри! Сама теперь жри свою отраву! Сама! Сама!
она беспомощно огляделась. Девочка в палатке уткнулась лицом в колени и
тихо заплакала; ее острые плечики затряслись, словно она оказалась на лютом
морозе. Посетители торжища обходили стороной разбушевавшегося вооруженного
орра -- убить-то, конечно, не убьет, но порезать спьяну может.
-- собирательницами трав. На каменистой равнине его конь, оступившись, до
кости рассек ногу. Рана загноилась и уже не конь вез Аленора, а Аленор вел
коня -- и если бы не мерийки, пришлось бы юноше пешком шагать по безлюдным
просторам и тоскливым болотам Мелководья. Аленор знал, сколько труда и
времени тратят мерийки на то, чтобы разыскать нужные растения, обработать
их и приготовить целебные снадобья.
шагнул к опрокинутой скамейке и крепко схватил за плечо бритоголового орра,
под подошвами которого хрустели раздавленные блюдца. Впрочем, юноша
вмешался бы, даже если бы и не знал, как достаются мерийкам их снадобья.
поворачивая к себе пошатнувшегося скандалиста.
это посмел помешать излиянию его справедливого гнева.
Аленора и багровея еще больше. -- Пять, а не три! Понял, молокосос? Что, не
терпится схлопотать дюжину оплеух?
ответил, стараясь не давать воли клокочущему в душе возмущению:
острых побрякушек, ты знаешь.
все-таки хвататься не стал. Видно, имел уже дело с альдами и вовремя
сообразил своей бритой головой, даже и переполненной парами горячительных
напитков, что прежде чем успеет добраться до оружия, Аленор выбьет дробь
мечом -- пускай и плашмя -- на его и без того поцарапанной макушке. И
вновь, только теперь уже не с похмелья, будет болеть голова. Не хотелось
орру связываться с альдом -- знал, что ничего приятного это ему не сулит, а
впереди еще целый день, и в ближайшем кабаке хватит для него кувшинов с
терпким оссойским вином. Да и небезопасно затевать стычку на оживленном
торжище.
достоинства. Сжав кулаки, он прошипел в лицо юноше:
дело.
коренастого орра и медленно произнес:
сейчас же не соберешь все, что здесь разбросал, клянусь, я переломаю тебе
ребра. Ты не уйдешь отсюда своими ногами -- тебя унесут. Я тебе это обещаю,
я, альд Аленор, сын альда Ламерада!
за руку.
живущих; только для защиты от чужого меча доставай меч свой". Мы сами все
подберем.
юноша отпустил рукоять меча. Орра уже и след простыл: воспользовавшись
вмешательством мерийки, он исчез в толпе. Инцидент был исчерпан,
относительная справедливость восстановлена, и Аленор собрался идти дальше,
к выходу с торжища, но мерийка не отпускала его руку. Ее черные глаза под
тонкими черными бровями теперь светились благодарностью.
твои грядущие дни.
проку от их путаных туманных слов. "Очень скоро, альд, будет ждать тебя
удача". "Остерегайся кривой дороги до тех пор, пока красная звезда Лит не
скроется за северным горизонтом". "Не подходи к открытой воде в третий день
прощения и не говори "да" -- накличешь беду"... А если не сбудется
предсказание или вместо обещанной скорой удачи выйдет как раз наоборот --
например, в пух и прах расколошматят твою двадцатку на турнире и ловко
срежут перья с твоего шлема -- у них тут как тут готово оправдание: мол,
неожиданное вмешательство высших сил изменило линию твоей судьбы. Да и что
такое судьба? Путь наугад, во мраке, в неведомое. Ведь справедливо сказано:
"Шаги к завтрашнему дню -- шаги по болоту; и не остановиться, и не
повернуть обратно. Как не осторожничай -- надо делать следующий шаг.
Куда?.."
просто отмахнуться от чужой благодарности.
меня?
Акунин Борис
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Березин Федор
Мороз Александра
Орлов Алекс