Лицо у него болело, словно он получил несколько пощечин, на правом плече
сочились кровью три параллельные линии - следы когтей, а на левом,
неизвестно откуда, появился двадцатилетней давности шрам от пулевого
ранения. Тщательно его ощупав, Велимир вздохнул и неожиданно понял, что
ему - все равно.
на месте - тоже действие. Так какая разница?
Велимир стал его исследовать и неожиданно нащупал дверную ручку. Не
испытывая ничего, он повернул ее и открыл дверь, за которой виднелся самый
настоящий коридор. Чувствуя, как яркий свет ламп режет глаза, Велимир
вышел, нажал видневшуюся неподалеку кнопку тревоги и сейчас же провалился
в беспамятство...
костюмах тащили мимо огромную стиральную машину, из сливного шланга
которой стекала желтая жидкость. Слышался крик: "Кран, перекрой кран! А,
стерва, кусается!" Потом что-то взорвалось и зазвенело. Неожиданно сирена
смолкла. Наступила тишина.
аварийной кнопкой. Рядом перемазанный сажей аварийщик, чертыхаясь,
обматывал бинтом пораненную руку. Закончив перевязку, он закурил и не без
интереса стал рассматривать Велимира.
со значением добавил. - Вот так-то, это тебе не мелочь по карманам тырить.
это удалось. Чувствуя в коленях противную слабость, он вошел в
диспетчерскую и остановился.
копоти. Пара аварийщиков сворачивала туман, словно бумагу, и складывала
получившиеся рулоны в штабеля. Другая пара ползала по полу и деловито
вынимала из него лиловые следы тигриных лап. Прежде чем взяться за новый
след, они делали над ним несколько пассов, произносили вполголоса какие-то
наговоры и только потом вынимали, для того, чтобы тотчас же его спрятать в
голубую сумку с красной надписью на боку "Ади даст". Еще один аварийщик,
вооружившись совком и неторопливо орудуя веником, сметал в кучу
рассыпанные по полу осколки хрустальной гадюки.
же направился к пульту, по которому бегали разноцветные огоньки. Впрочем,
пульт Велимира сейчас не интересовал. Он шел посмотреть на сидевшего возле
пульта, в кресле, диспетчера Лапонога. Мертвого.
тихо напевая песенку про Меры и ее веселого эпиорниса, раз в столетие
несшего яйца, из которых появлялись новые галактики. А один раз даже
вылупился старый эмалированный тазик, совершивший паломничество в Китай и
ставший благодаря этому священным тазом на ста двух планетах. Потом
песенка смолкла, руки поставили Птица на землю и, совершив над ним
прощальное благословение, отправили побираться. Целыми днями он сидел в
полутемной нише и протягивая прохожим обрубок чьей-то руки, ловил в него
мимолетные наслаждения, воспоминания о куске рождественского пирога, пять
минут курения дорогой сигары, первый поцелуй с девушкой, теперь
превратившейся в добропорядочную, в меру глупую жену. А мимо шли рабочие,
возвращавшиеся с работы, их хозяева, предававшиеся веселью и праздности,
иногда, ради развлечения устраивавшие дуэли на языках, а также хорошенькие
девушки, торговавшие в будни и праздники белозубыми соблазнительными
улыбками.
все это чепуха. На самом деле он просто проваливается в пространственную
дыру. Но когда начиналось утро, он просыпался и снова протягивал навстречу
прохожим все тот же пятипалый обрубок...
понял, что может пролететь нужное ему место, и вскочил.
ударил ногой по торчащему из асфальта перископу подводной лодки. Потом
посмотрел на небо, где собирались стаями недельной давности котлеты,
тревожно совещавшиеся с помощью азбуки Морзе, очевидно, составлявшие планы
по захвату этого мира и созданию очередной котлетной диктатории.
и медленно уносилась вверх. Пожалуй, это был конец пути. Птиц пожалел о
том, что так долго нищенствовал, хотя мог заглянуть к бабушке, раз уж
выпал такой случай. Она бы его напоила чаем с мятой и сидела напротив,
подперев морщинистую щеку узкой, в пигментных пятнах рукой. Птиц бы у нее
спросил, как она поживает. Бабушка бы вздохнула и ответила, что,
собственно говоря, только после смерти, случившейся лет пять назад, стала
жить по-настоящему.
становилась золотистой полосой... все более узкой... узкой...
коврижки! Хотя, действительно, если подумать, положение у него было
аховое..
все было хорошо. Золотая лента, на которой он стоял, тянулась из
бесконечности в бесконечность. И окна миров все так же заманчиво
светились. Правда, сейчас ему не хотелось в другие миры, ему хотелось
пройтись по этой дороге. Просто пройтись.
сейчас он неожиданно подумал, что дорога, действительно, забавная штука. И
так ли уж правильным было решение пройтись по ней? Чтобы понять?! Можно ли
понять что-то необъяснимое и бесконечное? Особенно если никак не можешь
понять даже себя? Ну хорошо: он идет по этой дороге три года. А раньше что
было? Кто он такой и откуда взялся? Нет, были, конечно, какие-то
воспоминания. Но являлись ли они истинными? Он в этом сомневался, особенно
если учесть, что время от времени в его памяти неизвестно откуда
появлялись странные слова: комплекс, дорожники, диспетчер... Что они
означают, Птиц не знал.
"туда". Соответственно, слева - "оттуда". Что ж, теперь он знал
направление. Можно было идти дальше. Вот только надо немного отдохнуть.
произошло. Он вытащил из сумки на животе большой медный ключ и, недолго
думая, швырнул его вниз. Через полминуты этот же ключ свалился сверху.
Отлично!
воды перед пресной, усатые каракаты. За ними во главе двух десятков своих
молодцов протопал граф де Ирбо. Его дружинники распевали песню о том, как
молодой воин собрался на войну и что ему на это сказала родная матушка. А
он ей на это ответил. И появившаяся неизвестно откуда невеста сказала, что
он "сам такой!", перед тем, как укатить в Большие Бобры к миленькому,
одетому во все "сфирма". За последним дружинником, красивым рыжебородым
молодцом, кралась тень его жены. Временами она доставала блокнот и
записывала в него комплименты, которые он говорил встречным девушкам.
раков или грабить фражских купцов. Главное - вместе. Эх!
усталость. Он встал на краю дороги, чуть пошире расставил ноги и, сунув
голову под мышку, почти сразу же уснул...
ошарашенно огляделся по сторонам и только через некоторое время понял, что
находится на краю дороги миров и перед ним стоит вооруженный метлой
выворотень. Огромный, на толстых неуклюжих ногах, медленно и неумолимо
надвигаясь на Птица, он подметал дорогу. Лицо у него было совершенно
безмятежное, глаза пустые.
еще поспать, даже глаза закрыл. Но тут же открыл, потому что выворотень
резко повернулся и, ткнув ему в грудь пальцем, сказал:
этом, попадет прямиком в ад, то есть в самое ее начало.
получается, что с хождением вперед надо повременить. Да и миры вокруг
неплохие, заманчивые. А вдруг действительно я уже и не живой вовсе, и это
та самая дорога, по которой души в ад идут?