без легенд и излишнего коварства... зачем я вообще это сделал? Черт его
знает... Полицейский тряс бутылкой, силясь добыть еще хотя бы каплю. Я
встал - тело ныло, как после тяжелой продолжительной болезни, сердце
неслось куда-то в третьем режиме, - и достал литровую бутыль "Хасана".
Это, конечно, пойло, травяной настой, но он хорош тем, что после него не
болит голова. Вот - русский человек! - воскликнул проводник, простирая
руки. - Он понимает душу любого - русского, немца - любого!.. Я не
русский, сказал я. Я полуполяк, полуиспанец. У меня мама - Родригес. Все
равно, ты русский! - настаивал проводник. - Ты думаешь по-русски, и ты
понимаешь русскую душу. Разве что, согласился я. Теория крови - это блеф,
веско сказал полицейский. Партия разобралась и дала бредням Розенберга
суровую оценку. Бредни Розенберга разоблачены, разоблачен и сам Розенберг.
Верно, Зепп, все люди братья, подхватил проводник, давай на брудершафт!
Стали пить на брудершафт. Полицейский с проводником, я с Р-147. От таких
губ тоже должно бить током. Но почему-то не било. Р-147 откинулась назад и
издала слабый стон - будто где-то далеко, в каменной пустыне, взывает о
помощи живое разумное существо. Налили еще по одной, теперь была моя
очередь целоваться с проводником. Это оказалось не так ужасно, как
представлялось. Глазки у проводника были уже как у вареного поросенка.
Р-147 целовала полицейского взасос, правая рука ее скользнула вниз по
мундиру, нашла ширинку - и замерла в восхищении. За окнами прогрохотали
фермы моста - мы переезжали Тобол. Гроза осталась позади, из-за туч
выскользнуло солнце и заплясало на зеркальном куполе "Евразии"; из
светящегося тумана проступил похожий на перевернутую букву "у" силуэт
"Самсона" - знаменитого курганского небоскреба. В прошлом году мы работали
в нем и вокруг него: "Дети Адольфа" пытались добраться до сейфов
"Сибнефти", захватили заложников... В простоте душевной они считали, что
снять их со сто четвертого этажа будет трудно. Так... пришел мой черед
целоваться с полицейским. Он уже ничего не понимал. Р-147 заставляла
проводника слушать, как у нее бьется сердце. Братские чувства ее просто
переполняли. Колеса снова застучали на стрелках, и тут в проводнике
шевельнулись профессиональные навыки. Едем, что ли? Ну да, едем... Он
подобрался к окну. Поезд задрожал и остановился. Неверными шагами
проводник двинулся в коридор, но тут же появился вновь, пятясь, сжимаясь
во что-то маленькое и незаметное. Вошли и замерли в глубокой растерянности
три полицейских офицера. Наш полицейский встал, оправил мундир, нашел
фуражку и с третьей попытки надел ее. Повернулся ко мне, покачал толстым
пальцем перед носом, сказал строго: Зепп Клемм не оккупант! Запомни и
передай всем - Зепп Клемм не оккупант! На вот - чтобы помнить... Он снял
часы и стал надевать их мне на руку. Не оккупант, повторял он, не
оккупант, не оккупант...
жеребятину? Ну, в самом-то деле - зачем? Дурака валял? Воистину дурака...
Пытался расслабить тело и заставить мозги подумать о деле - тоже не
получалось. Тот мизер информации, что у нас был, уже давно усвоен, и
нового из этого ничего не выжмешь. Надо просто там, на месте, натянуть
хорошую паутину, сесть поудобнее и ждать. И все. Техника заброшена, люди
все на месте, времени у нас вагон... Р-147 как прилегла в Кургане, так и
не пошевелилась до сих пор. Я прикрыл ее пледом - она сморщилась обиженно,
и все. Интересно, какая у нее в этой игре роль? Если, конечно, в этой
игре... и если я не обознался. Я тихонько встал, наклонился над ней.
Спит... но как-то странно... не пойму... Я вдруг понял, что она на меня
смотрит. Веки не сомкнуты, только опущены... и волосы за ухом как-то не
так лежат... Я протянул руку, коснулся волос, и тут они все легко
скользнули вверх, обнажая гладкий зеленоватый череп, глаза страшно
распахнулись, а вокруг моих ног захлестнулось и обвилось что-то упругое и
сильное, отлетел плед - ко мне тянуло руки чешуйчатое хвостатое
существо...
тоже перехваченный голос. Купе, горит настольная лампа, сердце опять в
третьем режиме. Р-147 без косметики, в том же черном свитере и трусиках, и
пахнет от нее мылом и зубной пастой - встала, умылась...
гнездится где-то: вот однажды посмотрю в зеркало, а там - крокодил, или
оскаленный череп, или старик... или женщина. Что не менее ужасно.
увидел. Р-147 лежала с открытыми глазами. Свитер ее очень небрежно и очень
заметно валялся на столике. Эти немецкие женщины...
лечиться у Бонгарда.
замолчала и приподнялась на локте. - Хотите попробовать? - страшным
шепотом спросила она.
бодрой. Слопала какой-нибудь стимулятор? Допустим. Ну и что? Не везу я ни
оружия, ни фальшивых паспортов, и даже денег у меня кот наплакал. Залезть
же в память раухера невозможно.
папочку с материалами по "Пятому марта", сказала: все здесь, Игорек, нет
больше ничего, будто и не люди это, а мороки. И Командор бушевал, что идти
на акцию с такой информацией - это просто подставлять задницу. Бушевал он,
впрочем, наедине со мной, в подвальчике того самого, на углу Авиаторов и
Денисюка, хлопнув предварительно для расслабления полбутылки "Кедровой". В
кабинете же Тарантула он вел себя лояльно и делово и даже изображал
повышенное внимание, когда Тарантул с мужественной сдержанностью и
простыми словами заливал нам, насколько от успеха этой акции зависят
судьбы нашей цивилизации и даже самое существование оной. И здесь в
который раз проявилось замечательное свойство мимики Тарантула: какую бы
святую истинную правду не говорил он - вплоть до цитирования таблицы
умножения - видно было: врет. Может быть, потому, что когда-то зубы съел
именно на дезинформации. Взять, скажем, сибирскую атомную бомбу: сделали
ее в металле только в семьдесят втором, но уже с пятьдесят восьмого весь
мир был убежден, что она существует. Прошла большая серия дез: будто бы
Гринсгаузен передал Сибири документацию по ультрацентрифуге для разделения
урановых изотопов (он так и сидел бы до сих пор, если бы не умер от
лейкоза), и будто бы где-то в пустыне Намиб наши егеря захватили трейлер с
обогащенной урановой рудой (трейлер действительно пропал, но без нашей
помощи - но очень кстати), и за немыслимые деньги везде, где только можно
было, скупали плутоний, и даже загрузили в глубокую шахту и подорвали
полторы тысячи тонн аммонита - и Тарантул потом, очень довольный собой,
говорил, что атомная бомба, существующая только в головах противников,
сдерживает их не хуже настоящей, а обходится раз в сто дешевле... поэтому,
слушая его, я все старался понять, в чем же заключается истинный смысл
операции - но так, конечно, и не понял.
бесчувственным... я не понимаю.
потом быстро шагнула ко мне и забралась под плед. Это невозможно, шептала
она, это невозможно, это... Да, подумал я, невозможно... а если невозможно
избежать насилия, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие...
семнадцать - домой (адрес, телефон - все записал, да, позвоню, конечно),
мне - на улицу Гете, двадцать шесть - в консульство. Носильщик уложил наши
чемоданы в багажник такси, видавшего виды "блауфогеля", я расплатился с
ним, сел рядом с Кристой, таксфарер переспросил адрес, тронулся - поехали.
Через центр поедем или по кольцу? Как вам удобнее. Тогда по кольцу, в
центре сейчас можно надолго застрять. И полиции там - в жизни такого не
видел. С послезавтра, говорят, вообще внутри кольца только с пропусками
можно будет ездить - во жизнь начнется веселая! Ну, это ненадолго, сказал
я, дней десять, не больше. А сколько бензина лишнего сожжешь за это время,
а? Да, это верно...
Таганской асфальт кладут, сказал фарер, ночью, видно, не успели, я только
что оттуда, с Павелецкого... Нет разницы, сказал я. Есть небольшая,
возразил фарер, с километр разница есть, но так надежнее... вы сами-то
откуда? Из Томска, сказал я. Я слышу, выговор, вроде, не наш, сказал он. И
Лукин Евгений
Корнев Павел
Флинт Эрик
Василенко Иван
Володихин Дмитрий
Журавлев Владимир