своему Педелю.
меня из неуча в полноправного члена вашего высокоинтеллектуального общества.
отнюдь не возражает против такого самоопределения, как "неуч".
примусь за науку с упорством египетского раба.
торопливость не коснулась процесса еды. Но зато, как я понял, обеденное
время стало теперь и временем отдыха. Сразу же после еды все возвращались на
рабочие места. Как при такой системе Патери Пат умудрялся оставаться
толстым, для меня было загадкой. Что касается меня, то бессонница и
постоянное наблюдение Элефантуса и Патери Пата благотворно сказывались на
стройности моей фигуры. Я с невольной симпатией посмотрел на Элефантуса.
Гибким и легким движением он принял у "боя" блюдо с жарким и, как истый
хозяин дома, неторопливо разрезал великолепный кусок мяса. Натуральное вино,
только земные фрукты. Олимпийское меню. А вот Патери Пат, как ни странно,
вегетарианец. Между тем. я нисколько бы не удивился, если бы увидел его
пожирающим сырое мясо с диким чесноком. Словно разгадав мои мысли, он
исподлобья глянул на меня. У, людоед: обсасывает спаржу, а сам, наверное,
мечтает...
желез...
"Овератора"?
него.
хотелось бы, чтобы за эти одиннадцать лет Земля неузнаваемо изменилась,
появились бы фантастические сооружения, висячие бассейны величиной с
Каспийское море или подземные сады в оливиновом поясе... Но вы ведь этого не
обнаружили, не так ли, Рамон?
изменилась Земля. Космодром, и тот остался прежним.
прекрасно управляемые на расстоянии, были перенесены на Марс, а Венера была
отдана под плантации естественной органики, Земля несет на себе функции
интеллектуального центра Солнечной. И, надо отдать ей справедливость, она
прекрасно для этого приспособлена. Вы знаете, сколько веков трудились над
этим люди и машины. Вряд ли будет целесообразно менять что-либо в корне, так
что нам остаются лишь доделки.
стороны -- идеальный земной интеллигент в идеальных для него условиях.
сто сорок три. Вы знаете? Я снова кивнул.
связан -- он директор австралийской базы подопытных животных. И прекрасный
пловец.
задал вопрос в лоб:
долголетия?
пятьдесят -- двести лет. Но лишь после возвращения "Овератора" все силы
ученых были направлены на то, чтобы эти двести лет человек проживал не
дряхлым старцем, а полным сил. Так что готовых рецептов мы не получили, и
мое личное мнение, что это даже к лучшему. Зато мы научились по-настоящему
ценить две вещи: время и здоровье. И я думаю, для этого стоило запускать
транспространственный корабль.
принесет". Меня вдруг покоробило оттого, что какие-то тайны Элефантуса были
открыты этому фиолетовому тюленю.
повторить? Элефантус улыбнулся мне, как ребенку.
одиннадцать лет, которые прошли с момента этого запуска, человечество так и
не смогло разрешить эту проблему. К тому же есть основания полагать, что
неизвестное излучение, под которое попал ваш буй, было следствием
возвращения "Овератора" в наше... пространство. -- Патери Пат снова вскинул
на него глаза, и я понял. что Элефантус все время чего-то не договаривает.
-- Я в этой области не силен, но если вас этот вопрос заинтересует, я
запрошу у специалистов все гипотезы относительно нового излучения.
стремительно падала. Сейчас мы уже судим о нем лишь по вторичным эффектам. А
они весьма любопытны -- для нас, медиков, во всяком случае. Вот, в сущности,
и все, что я могу сообщить вам для начала. Но позже мы к этому еще вернемся.
Обдумайте все на досуге, но не советую вам терять на это много времени.
Примите мое старческое ворчанье, как дружеский совет. И не расспрашивайте
вашего робота об "Овераторе" -- он ничего о нем не знает. Используйте его по
назначению.
бормотал, бормотал, бормотал... Я научился отключаться и не обращать
внимания на его лекции, но он быстро перестроился и начал проецировать
чертежи и схемы установок на стены моей комнаты. Мне не оставалось ничего,
как только покориться. Сначала у меня возникала озорная мысль: доказать ему,
что кое в чем я сильнее его -- как-никак одиннадцать лет я только и
занимался тем, что монтировал и ремонтировал установки, высасывая для них из
собственного пальца энергию, из двух "гномов" делал одного, и наоборот. Но
он спокойно выслушивал меня или смотрел, что я делаю, а потом бесстрастно
констатировал:
возымело никаких последствий. Он очень спокойно проинформировал меня, что
курс обучения рассчитан на четыре года. Я остолбенел. Четыре года? Еще
четыре года здесь?.. К чертовой бабушке! Я решительно направился к двери.
Тем же бесстрастным тоном мой Педель посоветовал мне не обращаться к
указанной бабушке, а продолжать занятия с ним, ибо, несмотря на мои скудные
теоретические познания, он, учитывая богатый мой практический опыт, надеется
закончить программу к новому году.
и велел ему исправить мой фон, который, хоть и был подключен, но ничего,
кроме музыки, не передавал. Педель послушно захлопотал около аппарата и
через некоторое время доложил мне, что фон абсолютно исправен. Я подсел к
верньерам, включил алфограф настройки. Треск, шорохи, матовое мерцание
экрана. И четкая музыка в очень узком диапазоне.
все подозрения в том, что это он испортил аппарат. Шутки шутками, и дело не
в его голубой шкуре -- я почувствовал волю человека, по непонятным причинам
стремящегося оградить меня от всего мира. Какая-то дичь. Средневековье. Еще
посадили бы меня в комнату с решетчатыми окнами!
почему при абсолютной исправности фона нет связи с остальными станциями,
кроме одной; во-вторых, определить, где находится станция, передающая
музыку.
проворно выскользнул в соседнюю лабораторию, где у нас с ним проходили
занятия по энергоснабжающей аппаратуре, и вскоре появился, нагруженный
какими-то приборами. Захватив переносный фон, он молча укатил в сад. Не
успел я улечься с книгой, как Педель уже вернулся.
экрана непробиваемо. Радиус экрана -- шестнадцать километров. Музыка
транслируется станцией, находящейся в двухстах тридцати метрах на юг отсюда.
выноса фона за пределы действия экрана.
вынос фона невозможен.
гостеприимный дом,