священный трибунал. Преступников привозили отовсюду, а потом отправляли в
город для аутодафе. Одни отделывались покаянием и позорным столбом,
другие, более опасные, вырывались из лап дьявола, пройдя через цепи костра
или виселицы.
об этом пути, которым ходили судьи. Рено побрел в коридор и снова
прислонился к стене. Из-за непослушных ног приходилось то и дело
останавливаться. К тому же, к зелени в глазах присоединилось дикое
ощущение, что все это уже было с ним, что это не в первый раз. Рено даже
мог сказать, что сейчас произойдет: снизу поднимется добрый отец Де Бюсси
и скажет что-то очень важное, от чего сразу переменится жизнь.
дрова, а нам привезли несчастного, погубившего свою душу. Срочно принеси
дров в дальнюю камеру. Враг уже там, но я разрешаю тебе войти.
Бюсси. - Знаю и скорблю с тобой вместе. Но даже скорбь не может угасить
священного гнева при мысли о ее грехе. И о твоем грехе тоже, Рено. Где ты
ее закопал?
то епитимья не будет слишком суровой.
жить, если она никогда ко мне не вернется?
сказал: "Встань и иди", - и мертвый ожил. Если молитва твоя будет горяча,
как моления первых праведников, то господь может явить чудо и дать твоей
дочери возможность искупить грех. А теперь ступай и принеси дров.
шелест плыл в ушах, сливаясь в причудливую мелодию, звуки проходили сквозь
него, теряя свою привычность, касались мозга таинственной значительностью
и исчезали, не оставив в памяти следа. Только голос Де Бюсси еще звучал, и
Рено знал, что потом он вспомнит и поймет, что ему было сказано. Туман,
ядовито-зеленый, с просинью, кисеей закрывал глаза, смазывал очертания
предметов, обтекал тело, щекотал, вылизывал колени, заставляя их дрожать;
Рено обратился в марионетку, которую ему приходилось дергать за нити,
чтобы она, шаркая, переставляла ноги.
рев Шуто - пыточных дел мастера:
ускорил шага. Он твердо знал, что все это уже было, а потом будет снова,
что это навсегда.
пытки.
голос называл его по имени!
Рено!
туман и, казалось, резал уши. Рено повернулся спиной к углу, нагнулся,
путаясь пальцами в петлях ремешка.
немедленно подними голову!
Ссутулившись и шаркая ногами, Рено пошел прочь.
звенели усталостью, но были своими, послушными. Рено выбрался из подвалов
и, сойдя с дороги, перелесками, прячась среди кустов, двинулся к дому.
разбросаны по полу, а большое посеребренное распятие исчезло совсем. Рено
поднял табурет и уселся. Вот здесь он должен молиться горячо, как первые
праведники. Молиться и поминутно ожидать удара в спину. Он должен
покаяться. В чем?.. Солгать? Какое же это будет покаяние? А правда положит
конец и молитве и самой жизни. И разве не молился он вчера? Да от его слов
небо должно было обуглиться. И все-таки, молитва не была услышана. Легко
было первым праведникам, они видели Христа, могли схватить его за одежды и
стоном заставить себя выслушать. А он? Далеко до неба...
угодно трудно, но он пойдет к краю земли, туда, где она кончается, он
поднимется на небо, дойдет до врат и припадет к стопам Спасителя. Он будет
молиться богу у его ног, и, когда вернется назад на землю, Рената встретит
его, и они вместе споют хвалу Всевышнему.
Он начал собираться.
привычно сидели сабо. Башмаки и праздничная куртка уложены в узелок вместе
с несколькими кусками хлеба. Тощий кошелек крепко привязан к поясу и
хорошенько прикрыт полой. Золото Рено перепрятал еще раз. Все двадцать две
монеты он вшил в грудь старой куртки и надел эту драгоценную кольчугу.
чердак. Он не поднимался туда с той страшной ночи. Но теперь и здесь все
изменилось. Так и не разобранная постель Ренаты сброшена на пол, сундучок
с ее приданым разбит. И только с потолка по-прежнему свисает обрезанная
веревка.
качнулся на фитиле, лизнул веревку и перескочил на нее. Он полез вверх, на
чердаке стало светлее, и было видно, как веревка поднимается под потолок к
балке и обнимает ее, раздвигая потемневшие пласты старой дранки.
отбрасывая на стены пляшущие тени.
живая Рената будет его ждать. Оглянулся Рено только выйдя на дорогу и
поднявшись на первый холм. Его дом горел. Издали казалось, что это просто
большой костер.
неприятно сознавать, что он, имевший право доступа в лес, должен
скрываться, что он больше не зажиточный крестьянин, а преступник, бежавший
от своего сеньора, бездомный бродяга, каких ловят, секут плетьми и кладут
на щеки клеймо.
появления лесничих можно было не бояться. До дороги тоже было далеко,
значит и дозоры сюда не заглядывают. Рено набрал сухих сучьев и разложил
костер. Он сидел, смотрел на низкое бездымное пламя и ни о чем не думал.
Ни о чем не думать оказалось очень легко и приятно. Черные ветки ложились
на угли, и угли вокруг чернели, словно потухая. Но вот ветка начинала
куриться белым паром и вдруг вспыхивала. Желтые языки танцевали в воздухе,
постепенно опадая, пока от ветки не оставалась цепочка длинных угольков, а
пламя не превращалось в голубой мерцающий огонек. Тогда Рено клал новую
ветку.
шуршали тысячью осторожных шагов, то были шаги осени, и из-за них Рено не
расслышал шагов человека. Старуха, сгорбленная, морщинистая, такая
древняя, что казалась бесформенным узлом, перетянутым шалью, возникла из
отблесков огня на трепещущих ветвях и шагнула к костру. Рено заметил ее,
когда она уже садилась, тихо постанывая и с трудом сгибая ноги.
прутьев. Пламя взвилось, осветив лицо старухи: морщинистые щеки,
провалившуюся пуговицу носа, острый подбородок в редких длинных волосинах,
черную яму рта и какое-то драное тряпье, надвинутое на самые глаза,
поблескивающие двумя искрами.
вернулись на место.
вдруг заговорила:
не придется, разве что в аду. А в теплых краях нынче голодно, там не
подадут. Хорошо, у кого свой домок есть, забился в него - и зимуй. И чего
тебя, дурачок, дернуло из дома в такую пору уходить?
и много чего знаю. Ну зачем ты удрал? Перезимовал бы, а по весне - беги,
коли ноги чешутся. Только куда бежать? Свою могилу все одно не
перепрыгнешь.
Обо всем: о себе, об умершей Анне, убитой Ренате, о том, как нельзя стало
жить. Старуха, почти слившаяся с воздухом, молча слушала, глаза ее
светились красным, как у бездомной собаки. Рено увидел эти огни и замолк.
поднял и далеко несешь. Только не туда ты пошел! - старуха вскинула
голову, раскаленные глаза описали дугу над потухающим костром. - Не туда!
- выкрикнула она. - Дочь твоя не у него! Проси настоящего хозяина, того,
кто правит миром! Он добр, он отдаст. Проси!..
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Ковальчук Вера
Распопов Дмитрий
Андреев Николай