громко.
старик с добрым домашним лицом. Он и весь был какой-то домашний, даже
докторская мантия выглядела на нем словно уютный ночной халат. Доктора
Агеля любили в городе, считая врачом особо искусным в женских и детских
болезнях, и, пожалуй, один только Юстус знал, сколько людей отправил на
тот свет этот добряк, назначавший кровопускания при лихорадках и иных
сухих воспалениях.
большую палку.
Агель.
закрыл глаза и забормотал молитву.
отточенности чувств, благодаря которому он успешно проводил сложнейшие
операции. И только потом горячка и операционная гангрена уносили у него
половину пациентов.
рассек кожу на еще не пораженной гангреной части ноги. Комнату наполнил
истошный, сходящий на визг вопль.
кричал, голова его моталась по плотной кожаной подушке, он отчаянно дергал
ремни, стараясь освободить руки с намертво зажатой в побелевших пальцах
палкой. Господин Анатоль что-то неслышно бормотал сзади. А Юстус продолжал
работать. Рассеченные мышцы округлыми буграми вздувались у основания
бедра, мелкие артерии вспыхивали фонтанчиками крови. Наконец, обнажился
крупнейший сосуд бедра - ответвление полой вены. Он туго пульсировал под
пальцами, напряженный, болезненный. Перерезать его - значит дать пациенту
истечь кровью.
был зажат багрово-светящийся штырь. Железо коснулось зашипевшего мяса,
вена сморщилась и опала, крик пресекся. В нахлынувшей тишине нелепо
прозвучал голос доктора Агеля, державшего больного за свободную руку:
розовую кость и шагнул в сторону, уступая место мастеру Базелю, ожидавшему
с пилой в руках своей очереди. Мастер согнулся над столом и начал пилить
кость. Безвольно лежащее тело дернулось, наемник издал мучительный
булькающий хрип.
зубьев и мгновенно намокала алым. Наемник снова кричал тонким вибрирующим
голосом, и в этом крике не было уже ничего человеческого, одна
сверхъестественно огромная боль. Детрюи ненужно суетился около стола,
отирая несчастному влажной губкой пот со лба. Доктор Агель сидел, положив
для порядка пальцы на пульс больному, и поглядывал в окошко, за которым
виднелись круглые башенки городской стены.
страшная судорога, потом оно вытянулось и обмякло. Белые от боли глаза
остекленели.
добавил: - Аминь.
Зачем, в таком случае, все они здесь? Милая тупица доктор Агель,
цирюльники, аптекарь со своим негодным вином, он сам наконец?.."
стенки скорчился господин Анатоль. Господину Анатолю было худо. Но он
быстро справился с собой и поднялся на ноги, пристально глядя в лицо
Юстусу. Юстус молча ждал.
- Мясником вам быть, а не доктором!
ноги гудели и подкашивались, и, что хуже всего, дрожали руки. Две операции
пришлось передать другим, и мэтр Фавори, вероятно, режет сейчас этих
бедняг под благожелательным присмотром доктора Агеля. Ну и пусть, он тоже
не железный, к тому же врач не обязан сам делать операции, для этого есть
цирюльники.
двумя руками достал из его глубин костяной ларец.
лекарств излечивается здоровым смехом. Поднятие же черной желчи следует
врачевать спокойным созерцанием. Ничто так не успокаивало доктора Юстуса,
как редкостное сокровище, хранящееся в ларце. Осторожно, один за другим
Юстус раскладывал на черном бархате скатерти потускневшие от времени
медные ножи, долота, иззубренные ударами о кость, погнувшиеся шила, пилу
со стершимися зубьями. Странно выглядела эта утварь, отживший свое
инструмент на роскошной бархатной ткани. И все же для Юстуса не было вещи
дороже. В ларце хранились инструменты Мондино ди Люцци, великого
итальянца, воскресившего гибнущую под властью схоластов анатомию, первого
доктора, отложившего книгу, чтобы взять в руки скальпель.
удивленный взгляд Юстуса, он поспешил объяснить:
клиентов. Пусть немного заработает.
любившего больничные операции, так как за них, по его мнению, слишком мало
платили.
ростовщик уверяет, что спал и ничего не видел. Врет, конечно.
разглядывая разложенные на скатерти инструменты. Ему было непонятно, что
делает здесь этот никуда не годный хлам, но он боялся неосторожным
замечанием вызвать вспышку гнева у экспансивного доктора. Наконец он
выбрал линию поведения и осторожно заметил:
плотник.
"Введение" к Галену? И он работал таким барахлом? - глаза Фавори
затянулись мечтательной пленкой, он продолжал говорить как бы про себя: -
Жаль, что меня не было в то время. С моими методами и инструментом я бы
затмил всех врачей того времени...
Возможно, поначалу вам удалось бы удивить ди Люцци и даже затмить его в
глазах невежд, но все же Болонец остался бы врачом и ученым, ибо он мыслит
и идет вперед, а вы пользуетесь готовым. И звание здесь ни при чем. В
вашем цехе встречаются истинные операторы, мастера своего дела, которых я
поставил бы выше многих ученых докторов. Но это уже не цирюльники, это -
хирурги, прошу вас запомнить это слово.
обижен.
отворилась снова, и в кабинет вошел господин Анатоль. Он был уже вполне
спокоен, лишь в глубине глаз дрожал злой огонек. Взгляд его на секунду
задержался на инструментах.
баульчик, раскрыл, начал перебирать его содержимое.
Хватит, я ухожу, здесь невозможно работать, сидишь словно в болоте...
сказал:
необходимы две вещи: анестезия и асептика.
скоро драгоценный баул исчезнет навсегда. Потому и ждет господин Анатоль
вопросов и жалких просьб, на которые он, по всему видно, уже заготовил
достойный ответ. Жалко выпускать из рук такое сокровище, но что он стал бы
делать, когда баул опустел бы? Два дня назад Юстус обошел всех городских
стеклодувов, прося их изготовить трубку с иглой, какой пользовался гость.
Ни один ремесленник не взялся выполнить столь тонкую работу.
сами, основываясь на многочисленных наблюдениях больных и прилежном чтении
древних авторов? И медикаменты, воистину чудесные, изготовили, исходя из
минералов, трав и животных, путем сгущения, смешения и сублимации? Или, по
крайней мере, дали опытным аптекарям точные рецепты и формулы?