взгляд и торопливо заговорила: - Бабуленька, ты подумай, о чем тут
беспокоиться? Я чувствую себя прекрасно, а роды при современной-то технике
- это почти не больно и совершенно безопасно. Зато потом будет
маленький...
Лайма Орестовна. - Вырастила бы сначала их.
надо, еда всегда готова, а если вдруг понадобится уехать на день или на
два, то есть где оставить малышей... И даже не это главное! Тут есть
другое. Вот ты пришла звать меня с собой, чтобы я поехала в Пиренеи. Ты в
горы собираешься, в восемьдесят шесть-то лет! И во всем остальном тоже
никакой молодой не уступишь. К тому же ты красавица, а я так, серединка на
половинку...
хочется быть молодыми. Но ведь молодая женщина в наше глупое время - это
женщина, ждущая ребенка. Поняла?
на Юкки. Потом вздохнула и сказала:
ним, чтобы пытаться обманывать себя глупыми надеждами. Правда, она и на
этот раз старалась не замечать его охлаждения, хотела оттянуть разрыв, но
дожидаться, чтобы любовь перешла в ненависть, она не могла и потому
однажды сказала ему:
глупо спросил:
чем-то уже чужой и ненавистный. Он хотел что-то сказать, но только жевал
губами. И наконец выдавил:
пойми, я ведь тебя люблю, по-настоящему люблю, я никогда никого так не
любил, но...
лица, скулы выступили вперед, щуки ввалились, и только под глазами, словно
от многодневной усталости, набухли мешки, и в них часто и зло забились
жилки.
гравилету, дожидавшемуся у порога дома. Она упала лицом и руками в
клавиатуру, гравилет взмыл и, выполняя странный приказ, вычертил в
утреннем небе немыслимую по сложности спираль.
истерика. Она билась о пульт, царапала его, обламывая ногти о кнопки,
сквозь губы протискивались обрывки каких-то фраз, и среди них чаще всего
одно:
получающий множество противоречивых команд, не отбрасывал те, которые
могли привести к гибели машины. Из остальных он пытался составить подобие
маршрута. Гравилет метался и дергался в воздухе, начинал и не заканчивал
десятки никем не придуманных фигур высшего пилотажа, срывался на
гигантской скорости, но тут же замирал неподвижно, а потом падал к самой
земле и, чуть не коснувшись ее, принимался стремительно вращаться вокруг
своей оси, и эта развеселая карусель, бездарное машинное воплощение
женского горя, уносилась ввысь, теряясь в синеве.
неудержимой икотой. Гравилет, перестав кувыркаться, медленно потянул
вперед, время от времени вздрагивая в такт своей хозяйке.
битыми камнями. Справа и слева довольно круто поднимались склоны, с
которых когда-то сорвались эти камни. Было холодно, снег, лежащий на
вершинах, казался совсем близким.
камень. Камень неприятно леденил ноги, дыхание вырывалось изо рта облачком
пара.
пилочкой осторожно поддела крышку браслета индивидуального индикатора.
Прищурив глаз, вгляделась в переплетение деталей и той же пилочкой
принялась осторожно соскребать в одном месте изоляцию. Закончив, она сняла
браслет. Индикатор не отреагировал. Сатат невесело усмехнулась. Когда-то
на одном из технических совещаний она выступала против именно этой
конструкции индикатора, говоря, что его слишком легко испортить. Но
комиссия сочла фактор злой воли несущественным. Что же, тем лучше. Теперь
индикатор будет вечно посылать сигнал о хорошем самочувствии. А главное,
не выдаст ее убежища.
возвращения. Она долго глядела ему вслед. Сейчас он еще раз спляшет меж
облаков нескладную историю ее последней любви и забудет этот необычный
маршрут. Теперь ее могут хватиться, только если кто-то вызовет ее, а она
не ответит на вызов. Но захочет ли кто-нибудь из бесчисленных миллиардов
людей говорить с ней?
подтаивает, рыхлые массы его срываются вниз в облаках непроницаемо-белого
тумана. Место, по которому проходил десять минут назад, может стать
ненадежным, а ярчайшее испанское солнце непрерывно угрожает снежной
слепотой. Может быть, поэтому особенно интересно совершать восхождения
именно в июле. Романтические опасности приятно щекочут нервы, и
единственное, что новоявленные альпинистки знали совершенно точно - в
горах нельзя громко говорить. Вот только как удержаться?
прежде чем ты залезешь на них!
Лайма Орестовна. Отдуваясь, она добралась к своей подруге и огляделась.
убеждаюсь, что если мы и дальше будем ползти по этому уступу, то никогда
не выйдем ни к одной приличной вершине. По-моему, мы просто ходим кругами.
Час назад снежники были близко, сейчас они тоже близко. Спрашивается, чем
мы занимались этот час?
моток веревки, которую захватили, чтобы идти в связке, потом очи подобрали
брошенные палки и пошли. Но пройти успели от силы сотню метров. Сяо-се
остановилась и шепотом сказала:
подруги, двинулась за ней. Они вскарабкались на небольшой обрывчик, пройдя
по карнизу, обогнули какую-то скалу, и тут Сяо-се остановилась. Теперь уже
и Лайма Орестовна отчетливо слышала всхлипывания.
сидела и плакала девушка. Через мгновение Лайма Орестовна, решительно
отстранив растерявшуюся Сяо-се, подбежала к ней.
не знаю, отчего ревешь, а все равно не надо! Ну-ка накинь штормовку. Надо
же, на такую высотищу влезла в легком платьице.
расселась на ледяном камне, а у самой даже чулочки не надеты. Давай
быстренько поднимайся, а то простудишься. Вот у меня внучка - во что
только пузо не кутает, лишь бы ребенка не застудить.
расплакалась.
никогда не будет... детей... никогда-никогда!..
Орестовну, сказала неестественно спокойным голосом:
будет? Что он не может оставаться со мной просто так. И ведь он не хотел
детей, а все равно ушел. И другие потом тоже. А теперь я сама ушла, а он
отпустил. И все из-за этого.
будет, то получается как-то не всерьез. А им это обидно, они же мужчины.
Вот и выходит, что для всех любовь, а для меня так... мелкий разврат.
раз повторило ее возглас. - Ну скажи, могу я сейчас себе друга найти? Да
сколько угодно! Так неужели он стал бы от меня детей требовать? Ни в
жизнь!
Сертаков Виталий
Лондон Джек
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур
Круз Андрей
Самойлова Елена