Чтение 3–й страницы книги ~Катали мы ваше солнце~

- В двух ликах, - строго добавил дед, поднимая корявый палец.

- Это понятно... - торопливо поправился Кудыка. - Четное, стало
быть, и нечетное... Но ведь оба лика-то - все равно светлые!.. Как же
оно тогда отвернуться может? Чем оно отвернется-то?..

Дед открыл было рот, но, видно, и у него тоже в голове захлестнуло
- так ничего и не ответил старый...

А что до двух солнечных ликов, то тут дело было тонкое. Всякий
берендей точно знал, четное сегодня солнышко на небесах или же
нечетное. Ежели, скажем, выйдешь на заре, когда раскаляется оно еще не
добела, а только докрасна, и увидишь, что плавает по тресветлому
этакое темное пятнышко, то, стало быть, день ныне - четный. И хотя
волхвы твердили неустанно, что оба солнечных лика одинаково
благосклонны к добрым берендеям и разнятся лишь затем, чтобы легче
было дни отличать, - разве что дурачок какой решился бы при четном
солнышке затеять новое дело: пиво там затереть или, скажем, соху новую
изладить.

И, что хуже всего, вставать сегодня не желало именно нечетное,
счастливое солнышко, при котором хоть резные чурки-берендейки волхвам
неси, хоть обоз снаряжай за пеплом да золой к Теплынь-озеру...

- Да нет, - возмутился вдруг дед Пихто Твердятич. - Не за что ему
на нас гневаться... Это, видать, сволочане нагрешили - с них станется!
А мы-то теплынцы!..

- А!.. - Кудыка в ответ лишь рукой махнул. - Что совой об пень,
что пнем об сову... Солнышко-то и нам, и им светит...

- Да как это ты говоришь: все едино? - вскипел дед. - Они, значит,
виноваты, а мы в темноте сиди?..

Тут где-то неподалеку на заснеженной улочке свистнуло, гаркнуло, и
Кудыка вскинул голову.

Либо пойти взглянуть?.. - боязливо пробормотал он, встал и затянул
потуже опояску.

* * *

Свистнуло, гаркнуло, гулким эхом [Эхо (греч.) - лесная
баснословная девка, повторяющая что скажут; отголосок тож.] отдалось
за черной Вытеклой. И полезла с огнем, подвывая, из подворотен и
калиток на заснеженные улочки опростоумевшая от страха слободка.
Въевшись глазами в черный, как сажа, восток, заголосили бабы,
растерянно рявкнули на них мужики. Велик был народный вопль...

Те берендеи, что проснулись раньше всех и хватились жен, заслышав
общий крик, опомнились, закрутили головами. Остановился, как в лоб
поленом озадаченный, боярин Блуд Чадович, не дойдя каких-нибудь двух
переплевов [Переплев (берендейск.) - мера длины.] до ветхой Докукиной
избушки. Тоже, видать, сообразил, что племянница-то в терем вернется,
а вот солнышко...

Стужа стояла такая, что зубы смерзались. Вспомнилось даже
присловье: "Лешие, чай, озябли, не ровен час греться придут".
Присловье, понятно, шутейное: в лесу дровец куда больше, чем в
слободе, - и все же Кудыке почудилось и не однажды в свете съежившихся
на холоде огней, что метнулась за сугроб косматая серая тень.
Лешие-то, как известно, шастают в вывороченных наизнанку шубах. Обычай
у них такой...

Ужаснувшиеся берендеи сбивались в толпы, кричали наперебой и все
порывались идти кого-то бить, только вот никак не могли решить, кого.

- Пустили погорельцев? - надрывался некто и сам не слишком
отличавшийся от выходца из Черной Сумеречи - дыры сплошь да заплатки.
- А они вон ворожат, воду в ложке замораживают, порчу наводят!.. Что?
Не так?.. Мы-то солнышко Ярилом зовем! А они что Ярилом зовут? Сказать
стыдно! Кляп мужской... Да как же ему, солнышку, то есть,
добросиянному, не обидеться?..

- Берендеи! - не дослышав, о ком речь, бухнул кто-то, как в
колокол. - Потопим всех греков в Вытекле!..

- Я те потоплю! - зычно прикрикнул подоспевший с дружиною боярин
Блуд Чадович. - С греков пошлина в казну идет!..

- А им, толстопузым, мошна дороже солнышка! - прозвенел в ответ
молодой дерзкий голос.

Запахло смутой. Храбры нахмурились, сдвинулись поплотнее вокруг
боярина, подергали на всякий случай сабельки в ножнах - вдруг
примерзли? Трепетали огоньки в скляницах греческих ламп, трещали
запрещенные смоляные светочи. До смуты, однако, не дошло.

- Да чего гадать? Волхвов спросить надобно! - сообразил вдруг
Кудыка.

- Вер-рна! Тащи сюда волхвов! Мы их, понимаешь, кормим-поим, а у
них вон и солнышко не встает!..

- Ну ты с волхвами-то... побережней!..

- А чего их теперь беречь? Солнышка-то так и так нетути!..
Проспали солнышко!..

Заполошно взвыла какая-то баба, а за ней и все прочие.

- Тихо! - орал, продираясь сквозь толпу на дырявых локтях, Шумок,
прозванный так давно и неспроста. - Ти-ха!.. Виноватых ищете? Сами
виноватые!.. Солнышку от вас жертвы надо, а вы что ему жертвуете?
Чурки резные?..

Толпа ухнула нутром, заворчала угрожающе.

- Ну ты полегче, насчет чурок-то!.. За чурки, знаешь...

- Берендеи! Да что ж это? Идольцев резных чурками зовет!..

- На чертоплешину [Чертоплешина (берендейск.) - удар плашмя по
голове.] давно не нарывался?

- Да погоди, может, что дельное скажет!..

Шумок полез на плотный сугроб, то и дело проваливаясь, ища места
повыше и покрепче.

- Куколок-берендеек режете? - зловеще спросил он, утвердясь. - А
что они означают, куколки-то? Берендейки-то!

- Берендеек и означают, - сердито ответили из толпы.

- Вот! - закричал Шумок, заслоняя звезды воздетыми над головой
мохнатыми рукавицами. - Вот она, жадность-то людская! В прежние
времена для солнышка берендейку выбирали, и не абы какую, а самую что
ни на есть молодую, пригожую!..

- Да это когда было?

- Да когда бы ни было!.. А теперь? Что ж оно, солнышко-то, слепое?
Идола деревянного от живого человека не отличит? И ладно бы хоть в
рост в берендейский резали, как раньше, а то ведь совсем уже стыд
потеряли - режут куколок с локоток!..

В запальчивости Шумок отрубил на правой руке размер куколки, и
толпа взревела от обиды. Очень уж оскорбительным вышло у него это
движение.

- Да отшелушить его на обе корки!..

- Вот из-за таких-то и солнышко вставать не хочет!..

- Боярин, чего смотришь? За виски да в тиски!..

Блуд Чадович стоял в раздумье, уперев бороду в грудь, отчего и
вовсе стал похож на зубра. Ежели, конечно, сбоку смотреть.

- Ты... - начал он, бросив на Шумка из-под тяжелой боярской брови
недобрый взгляд, и толпа стихла. - Ты давай не петляй. Прямо говори:
куда клонишь-то?..

Шумок приосанился, огляделся. Шеенка - тонкая, сам сморчок
сморчком, весь вывихнутый, изломанный. А горло, не иначе, луженое...

- Человеческой жертвы хочет солнышко! - объявил он ликующе.

Толпа оторопело моргала заиндевелыми ресницами. Ойкнул девичий
голос.

- Вот тебя и принесем сейчас, - кровожадно пообещала Шумку
богатырского сложения баба, и все неуверенно взгоготнули. Потом вдруг
задумались, переглянулись и, приподняв смоляные светочи, пристально
всмотрелись в Шумка.

- Эй! Вы что это?.. - Он попятился и тут же провалился в сугроб по
пояс. - Нашли берендейку!.. Кто ж мужиков-то в жертву приносит?..

Нет, в жертву, конечно, Шумка приносить бы не стали, а вот
потоптать, как водится, потоптали бы. Спасло чудо. На мохнатые снежные
крыши с замороженным над трубами дымом лег внезапно нежный розовый
отсвет. Шумно выдохнув по клубу пара, повернулись к востоку. Там, над
обозначившейся вдруг зубчатой синеватой цепью Кудыкиных гор уже
разгоралось алое зарево, а через несколько мгновений явилось, взмыло в
небо долгожданное солнышко.

Все так и ахнули. А приглядевшись - охнули. По алому шару бродило,
то появляясь, то исчезая, темное пятнышко. Хотите верьте, хотите нет,
а только солнышко восходило четное. Второй день подряд.

Глава 2. УТРО ЯСНОЕ

За ночь выстыли не только горенки. Неслыханный мороз сковал
округу. Разве что на границе с Черной Сумеречью случалась накануне
весны такая стужа. Зеркальная Вытекла опушилась туманом, лес на том
берегу стоял белый, косматый. Уносящееся ввысь солнышко плясало от
холода, а плавающее по нему темное пятно было отчетливым, как никогда.

Жуткая выпала ночка, да и утречко не лучше. Отродясь такого не
бывало, чтобы два дня подряд оказались четными. На торг, понятно,
никто не поехал: какие уж тут торги! Двинулись было всей слободкой