Чтение 3–й страницы книги ~Не верь глазам своим~

и надбровье. Другое - голубенькое, наивное - было едва намечено и как бы
необязательно.

Поражала также рука, держащая кисть, - сухая, мощная, похожая на
крепкий старый корень.

В остальном же Федор почти не изменился, разве что полнота его слегка
увеличилась, а рост слегка уменьшился. Пожалуй, это было эффектно: нечто
мягкое, округлое, из чего грубо и властно проросли Рука и Глаз.

Сидоров вдохновенно переносил на холст часть тропинки, скрупулезно
заменяя камушки глазами и не замечая даже, что в траве и впрямь рассыпаны
не камушки, а глаза и что сам он, наверное, впервые в жизни не творит, но
рабски копирует натуру.

Актер и поэт подошли, храня угрожающее молчание. Федор - весь в
работе - рассеянно глянул на них.

- Привет, мужики! Меня ищете?

- Тебя! - многообещающе пробасил Григорий.

Художник удивился, опустил кисть и уставился на соседей по турбазе.
Пауза тянулась и тянулась. Линзообразно поблескивающее синее око Федора
отражало то сдвоенный профиль Чуского, то зоб Персткова.

- Мужики! - обретя дар речи, проговорил художник. - Что это с вами?

- Он спрашивает! - загремел Григорий, но Федор уже ничего не слышал.
Незначительный левый глаз его увеличился до размеров правого. Художник
завороженно оглядывался: розовый березняк, тысячеокий, словно Аргус,
кустарник, черное небо над светлым прудом...

- Не прикидывайся! - закричал Перстков. - Твоя работа, твоя!

Рука с кисточкой, взмыв на уровень синего ока, заслонила сначала
верхнюю часть лица Персткова, затем нижнюю.

- Ай, как найдено!.. - еле слышно выдохнул художник. - Характер-то
как схвачен, а?.. Гриша, ты не поверишь, но я его видел именно так!

- Так?! - страшно вскрикнул Перстков, тыча себя пальцем в кадык. -
Вот так, да?!

Он угодил в яремную ямку и закашлялся.

Григорий, не тратя больше слов, двинулся на Федора, и тонкое чутье
художника подсказало тому, что сейчас его будут бить.

- Мужики, вы сошли с ума! - вскричал он, прячась за мольберт. - Вы
что же, думаете, что это я? Что мне такое под силу?

Григорий остановился. Стало слышно, как Перстков сипит: "...плевать
мне, как ты там меня видел!.. Мне главное, чтобы другие меня так не
видели!.."

Григорий задумался. Они стояли на поляне, подобной огромному
солнечному зайчику, над ними прозрачно зеленел зенит, а с тропинки на них
с интересом смотрел праздно лежащий глаз, из-за обилия ресниц похожий на
ежика.

Так что был резон в словах Сидорова, был.

- Хотя... - ошеломленно сказал художник. - Почему, собственно, не под
силу?

- Ты что сделал с миром, шизофреник? - просипел Перстков, держась за
горло.

Синее око Федора мистически вспыхнуло.

- Мужики, - сказал он. - Есть гипотеза.

И далее - с трепетом:

- Что, если видение мира - условность? А, мужики? Простая условность!
Принято видеть мир таким и только таким. Принято, понимаете? Но
художник... Художник все видит по-своему! И он влияет на людское
восприятие своими картинами. Мало-помалу, капля по капле...

Праздно лежащий посреди тропинки глаз давно уже усиленно подмигивал
Чускому и Персткову: слушайте, мол, слушайте - мудрые вещи мужик говорит.

- ...И вот в один прекрасный миг, мужики, происходит качественный
скачок! Все начинают видеть мир таким, каким его раньше видел один лишь
художник!.. Творец!..

Перстков растерянно оглянулся на Чуского и оробел. Григорий Чуский
стоял рядом - чугунный, зеленоватый. Земля под ним высыхала и трескалась
от неимоверной тяжести. Таким, надо полагать, видел Федор Сидоров своего
друга в данный момент. Наконец актер шевельнулся, вновь обретая более или
менее человеческую окраску.

- Да вы кто такой будете, Феденька? - бурно дыша, проговорил он. -
Врубель - не повлиял! Сикейрос - не повлиял! Федор повлиял, Сидоров!..

- А это? - Рука с кисточкой, похожая на крепкий старый корень,
очертила широкий полукруг, и Чуский оцепенел вторично, пофрагментно
зеленея и превращаясь в чугун.

- Да здесь же ничего на месте не стоит! - К Персткову вернулся голос.
- Шаг шагнешь - все другим делается!

- Но ведь и раньше так было! Иной угол зрения - иная картина!

- Неправда!

- Было-было, уверяю тебя! Как художник говорю!

- А ну, тихо вы! - дьяконски гаркнул Чуский. - Подумать дайте!..

Минуты две он думал. Потом спросил отрывисто:

- Ты полагаешь, это надолго?

Сидоров развел неодинаковыми руками. Он был счастлив.

- Боюсь, что надолго, Гриша. Предыдущий-то мир, сам знаешь, сколько
существовал...

В перламутрово-розовом березняке раздалось карканье, и слипшиеся на
переносице глаза Персткова радостно вытаращились.

- Гри-ша! - приплясывая, завопил он. - Кому ты поверил? На слух-то
мир - прежний! На ощупь - прежний!..

Похожий на ежика глаз встревоженно уставился с тропинки на Федора.
Тот задумался, но лишь на секунду.

- Не все же сразу, - резонно возразил он. - Сначала, видимо, должно
приспособиться зрение...

Перстков отступал от него, слабо отмахиваясь, как от призрака.

- ...потом - слух, ну и в последнюю очередь - осяза...

- Врешь!! - исступленно закричал Перстков. Он прыгнул вперед, и его
легкий кулачок, описав дугу, непрофессионально ударился в округлую скулу
художника.

Небо шарахнулось от земли и стало насыщенно-синим. Березы побледнели.
Линия штакетника распрямилась.

- У-у-у!.. - с ненавистью взвыл Перстков, опуская пятку на праздно
лежащий посреди тропинки глаз.

В следующий миг поэт уже прыгал на одной ножке. Осязание говорило,
что в босую подошву вонзился крепкий, прокаленный на солнце репей. Николай
вырвал его, хотел отшвырнуть...

Репей! Это был именно репей, а никакой не глаз! Николай стремительно
обернулся и увидел, что у Григория Чуского снова всего один профиль. Синие
домики за оградой выстроились по ранжиру, как прежде. Чары развеялись!
Колдовство кончилось!.. Или нет? Или еще один шаг - и все опять исказится?

Шаг... другой... третий...

- А-а! - демонски возопил Перстков. - Получил по морде? Ну и где он
теперь, твой мир, а?!

Выражение лица Чуского непрерывно менялось, и Григорий делался похож
то на левую, то на правую свою ипостась. Сидоров все еще держался за
скулу.

- Что? Ушибли, да? - пятясь, выкрикивал Перстков. - Синяк будет,
да?.. Будет-будет, не сомневайся!.. Ты меня так видел? А я тебя так
вижу!..

"Да ведь это же я! - холодея, осознал он вдруг. - Я ударил, и все
кончилось! Нет-нет, совпадения быть не может... Это мой удар все
изменил!.."

После таких мыслей Перстков уже не имел права пятиться. Он
выпрямился, повернулся к ним спиной и твердым шагом двинулся вдоль
штакетника. Но непривычно плоская земля подворачивалась под ноги, и
Николай дважды споткнулся на ровном месте.

Тем не менее сквозь ворота под фанерным щитом с надписью "Турбаза
"Тишина" он прошел, как сквозь триумфальную арку.

Возле коттеджа N_9 пришлось прислониться к деревянной стенке домика и
попридержать ладонью прыгающие ребра. Он смотрел на пыльную зеленую траву,
на серый скворечник над коттеджем N_8, на прямые рейки штакетника, и,
право, слеза навертывалась.

"Гипноз, - сообразил он. - Вот что это такое было! Просто массовый
гипноз. Этот проходимец всех нас загипнотизировал... и себя за
компанию..."

Да, но где гарантия, что все это не повторится?

"Пусть только попробует! - с отвагой подумал Перстков, оттолкнувшись
плечом от коттеджа. - Еще раз получит!.."

Опасения его оказались напрасны. Хотя Николай и ссылался неоднократно
в стихах на нечеловеческую мощь своих предков ("Мой прадед ветряки
ворочал, что не под силу пятерым..."), сложения он был весьма хрупкого.
Но, как видим, хватило даже его воробьиного удара, чтобы какой-то рычажок
в мозгу Федора Сидорова раз и навсегда встал на свое место. Отныне с миром
Федора можно будет познакомиться, лишь посетив очередную выставку молодых
художников. Там, на картоне и холстах, художник будет смирный, ручной,
никому не грозящий помешательством или, скажем, крушением карьеры.

Из-за штакетника послышались голоса, и воинственность Персткова
мгновенно испарилась.

- Куда он делся? - рычал издали Григорий. - Ива... Перспектива...
Башку сверну!..

Федор неразборчиво отвечал ему дребезжащим тенорком.

- Ох и дурак ты, Федька! - гневно гудел Чуский, надо полагать,
целиком теперь принявший сторону Сидорова. - Ох дура-ак!.. Ты кого
оправдываешь? Да это же все равно, что картину изрезать!..

Николай неосторожно выглянул из-за домика, и Григорий вмиг оказался у
штакетника, явно намереваясь перемахнуть ограду и заняться Перстковым