самым его лицом узловатыми, чуть скрюченными пальцами, в которых дымилась
"честерфильдина".
подходил и не подхожу! И тебе не советую!..
успокоившись малость, вернулся за стол. Сердито расплеснул остаток коньяка
по стаканам.
кому-нибудь такое не ляпни. Скажи мне кто другой - в шесть секунд рыло бы
начистил и с лестницы спустил...
смотрел. - Можно подумать, не знаешь, как относятся к этим... Ну, к тем,
которые у отеля пасутся...
коньяк и со стуком вернул стакан на стол. - Слышал, небось, на что они у
проционов все эти побрякушки выменивают?
секунд смотрел на приятеля, приоткрыв рот.
наконец. - На сувениры - надо же!..
галетную крошку. Лицо его было угрюмо. - В общем, запомни: проционы эти...
Ну, длинные такие, серебряные... Так вот они в обмен на всю эту шелупень
что-то у человека забирают. Но частям, понял? И никто не знает - что.
так и есть, никаких изменений...
душу...
лаковому черному капоту Володиной "Волги" переползает скрюченный тополиный
лист. Сережа наблюдал за ним с явным беспокойством, будучи, видимо, одним
из тех, кто в любом пустяке видит отражение собственной жизни. Несколько
раз листок подбирался к самому краю капота, но потом вздрагивал и поспешно
отползал к центру. Наконец Сергей вздохнул и, поправив ремень этюдника,
направился к прямоугольной сквозной дыре, выводящей со двора на улицу.
по косогору к линии железной дороги - прямо в ощеренную черную пасть
туннеля. В самом начале улицы, посреди голого глинистого газона стоял
облицованный мрамором прямоугольный, как шкаф, обелиск. Плитки четыре с
боковой стороны уже отпали, обнажив красное кирпичное экорше с серыми
цементными жилами.
необходимости он пересек проезжую часть и остановился перед обелиском.
посажен в честь братьев но разуму с Проциона".
фиолетовое и безнадежно засохшее.
железной дороги в студеной синеве сентябрьского неба взблескивала по-над
крышами металлическая искорка - кто-то снова, видать, шел на посадку,
попутно останавливая гражданам часы и двигатели автомобилей.
его обгоняли, оставляя в ушах обрывки разговоров:
уже и помер...
есть черт знает в чем. Однако Сергея поразили только ее серьги. Надо
полагать, приврал друг Володя насчет исключительной хрупкости инопланетных
висюлек - на золотых проволочках, продетых в розовые мочки, покачивались
два тусклых спиралевидных обломка.
коричневым дряблым лицом инопланетного чудовища.
тротуарам, пока не обнаружил, что снова стоит на краю вымощенной бетонными
квадратами площади, а впереди, блистая стеклом и мрамором, высится
прямоугольное, похожее на храм здание с распластавшейся но фризу
металлической надписью: Гостиница "Галактика".
аппаратов теперь насчитывалось всего три. Вообще обстановка на площади
заметно изменилась: на пятачке между фонтаном и ступенями толклись
какие-то молодые и не слишком молодые люди, одетые весьма по-разному.
Среди них затесался даже один несомненный бомж, которого, впрочем,
сторонились.
держал. Однако такое впечатление, что это их нисколько не печалило, - вели
они себя раскованно, а то и просто вызывающе. Бомж, например, с полупьяной
улыбкой разглядывал в упор милиционера в черной меховой куртке, и ничего
ему за это не было.
инопланетянами и, может быть, даже продавал им по кусочку свою бессмертную
душу... В другое время Сергей по врожденной застенчивости вряд ли решился
бы к ним приблизиться, но выпитый недавно коньяк сделал его отчаянно
смелым, и художник, завороженно глядя на загадочных людей, двинулся к
фонтану. Ему, видно, очень хотелось остановить ну хоть этого, в
тонированных импортных стеклах, и спросить: "Простите, пожалуйста... А вот
эти спиральки... ну, тусклые такие, ломкие... На что вы их все-таки
вымениваете?"
устремленных на него глазах он увидел досаду, злобу и, что уж совсем
необъяснимо, зависть. Он как раз собирался поправить ремень этюдника - и
замер, не закончив жеста.
мозгу.
окутанная мерцающей розовой дымкой, стояла высокая серебристая фигура.
Видимо, проционец подошел незаметно со стороны летающих тарелок.
серебристых с Проциона, и здоровых черных с Веги, - и наблюдал издалека
посадку их аппаратов на площади, но столкнуться вот так, лицом к лицу,
если, конечно, можно назвать лицом эту округлую металлическую скорлупу без
единой прорези...
двинулась к отелю.
упрек?..
ускоряя шаг, броситься прочь с этой площади...
на мою долю не забудь, прихвати...
устойчивость, и они поднялись но ступеням к услужливо распахнутой
стеклянной двери.
собственной тяжести: переносица просела, а нижняя губа выдавилась вперед,
как цементный раствор из-под кирпича. Поэтому улыбался швейцар, можно
сказать, одними глазами - как бы опасаясь развалить лицо окончательно.
человеческим жестом предложил Сергею войти.
снаружи. Внутри же все было перестроено - непонятно, правда, когда и как.
Стены и потолок коридора, по которому проционец вел Сергея, были сделаны
вроде бы из какого-то зеркального материала. С одним лишь отличием - они
ничего не отражали. Относительно пола сказать что-либо трудно, потому что
он был покрыт роскошной, невероятно широкой и все же вполне земной
ковровой дорожкой.