Слово! А вот сталь -- теплая, согретая рукой. Не зря говорят -- Слово
лишь живое морозит.
обоюдоострый кинжал. Рукоять из кости, резная. Видимо, хорошая сталь --
раз пацан не сломал острие и не зазубрил кромку лезвия, неумело
ковыряясь в замке.
держал лезвие, потом оно исчезло. Растворилось под пальцами, и я схватил
воздух.
напомнить, что нож все-таки придется мне дать. Мальчишка молчал, но у
меня сложилось ощущение, что он согласен.
старых шахт, куда напиханы тысячи каторжников, ничего хорошего ему не
светит.
за мной. Как придет время, я тебе дам знать.
несчастные братья Сестры. А вокруг нас -- злодеи, душегубцы...
сомневаться не приходилось. Только вешают-то не зря, судьи может и
сволочи, но они лучше душегуба на каторгу упекут, в рудниках ковыряться,
чем без толку веревку потратят.
равно попутчики-каторжники на части разорвут. Ну, если кто убьет
женщину, что ребенка носит -- это понятно, это сама Сестра завещала,
когда ее на костер вели. Сонного или беспомощного убить -- тоже грех
смертный. Если жертвам обычным счет за двенадцать перевалит -- и тут
дело ясное, Искупитель же сказал -- "даже дюжину кто положит, все равно
передо мной чист, если чистосердечно раскается", а про вторую дюжину
промолчал. Можно, конечно, и перед Домом провиниться -- только какую
крайность измыслить мальчишке, чтобы Дом рассердить?
в порядке, то придется стеречься. Ему миг нужен, чтобы Словом в Холод
потянуться и нож достать. А что я против стали -- в темноте, когда
своего носа не видишь?
Но смолчал -- что поделать, и впрямь ведь боюсь. Хоть чуть-чуть бы
света, хоть щелочку в палубе, лампадку на другом конце трюма -- ко всему
привычен, по саксонским подземельям ползал, в курганах киргизских
копался, китайские дворцы ночами обчищал -- когда одна смальта фосфорная
с потолка светила... Но нет ничего -- и сиди, жди, не вонзится ли в бок
кинжал.
сел, до Островов почти доплыли. Чуешь, как волны бьют? Это уже
прибрежная качка, лоцман неопытный, боится ночью в бухту входить.
оказией приказ повесить на месте, или обратно отправить.
так в камере трясся -- "повесят меня, повесят"... А получил плетей, да и
поплелся домой.
и с койки слез. -- Завтра силы понадобятся. Учти -- хитрость хитростью,
а если бегать не умеешь -- конец.
теперь точно не один каторжник проснулся. Заворочались, закашляли,
закряхтели, кто-то сонно выругался. А я прилег, между делом щепкой своей
верной замок закрыл, и задумался.
поверх голов. На войне, когда по молодости в армию затесался. Или из
темного угла в чужом доме, молясь Сестре, чтобы прошел мимо хозяин, не
вынуждал грехи множить.
-- никогда. Был, правда, Гомес Тихой, лихим делом промышлявший, но не
зверствовавший. И пили вместе, и гулянки устраивали. А потом нашли его в
переулке, так изрезанного и исколотого, что всякому стало ясно -- Слово
пытали. На лице у Гомеса улыбка застыла, страшная, злая. Видно, все
вытерпел, а Слово не открыл...
из аристократов. Ах Шутник, ко мне приглядывался, на Плешивого
посматривал, а кто Слово скрывает -- не понял. Значит, такой твой
фарт...
больше не боятся. Шутник сам принес котел с клейкой кашей, даже не
сдобренной рыбой, и миски. Стоял у дверей, поглядывал, как каторжники,
морщась, набивают животы, плеточку баюкал. Корабль слегка покачивало на
волнах, но лениво -- даже те, кто маялся морской болезнью, повеселели.
Отшумел уже, спуская якорь, кабестан, и совсем рядом, за бортом,
слышались приглушенные голоса. И то верно, не только нас, скот рабочий,
привезли, -- еще и провиант столичный для офицеров, оружие, одежду,
инструменты. Городок-то не такой уж и малый, близ гарнизона многие
кормятся.
за вас, ворье несчастное. Честным трудом вину искупите -- обязательно
назад отвезу.
плеткой за дерзость получить, а сегодня с рук сошло.
цепь. Человек он был все же смелости отменной -- не побоялся в одиночку
снять оковы с двух десятков бандитов. Хотя, конечно, и то понимал, что
мы все знаем -- и палуба, и причал сейчас стражниками кишат.
Нет, ничего он не подозревает. Разочаровался, наверное, что Ильмар
Скользкий на поверку оказался так прост.
всегда бывает с мальчишками, его сковали слишком туго, чтобы не вывернул
гибкую кисть из кольца. Но кровоточащий след Марка не волновал. Он
уставился на меня с таким заговорщицким видом, что я мгновенно
отвернулся. У Шутника все же чутье есть, не стоит Сестру гневить,
собственной глупостью на неприятности напрашиваться.
в тесном, душном и вонючем ящике сама возможность выйти из трюма
казалась чудом, неслыханным подарком. Все радовало -- и коридорчик, и
крутой трап, и -- вот оно, счастье! -- квадрат безоблачного неба в люке.
ослепительного солнечного света, я поднялся, получил беззлобный, но
крепкий толчок в спину, и присоединился к группе каторжников.
небольшой, но крепкий и чистенький. Палуба -- отдраена, паруса --
аккуратно спущены и уложены, всё на своих местах, всё имеет строгое
морское назначение и непонятное название. Если б не был вором, стал бы
моряком...
корабельных матросов. Даром что вооружены прекрасно -- и самострелами, и
бронзовыми палашами, а у одного даже пулевик в руках. Зато форма
грязновата, морды кислые и опухшие. Правды железом не скроешь.
ничего, после тесноты трюма с удивлением вспомнилось, что есть на свете
расстояния и перспектива.
самого обжитого и самого красивого. Скалистые берега, поросшие сочной
зеленью, бурые холмы вдали, форт на огромном крутом утесе,
Володихин Дмитрий
Маккарти Кормак
Сертаков Виталий
Зыков Виталий
Майер Стефани
Земляной Андрей