Чтение 3–й страницы книги ~Вестники времен~

трагичными. Впрочем, об этом будет рассказано позже.
Когда Ричард стал наконец полноправным монархом Англии, младший Фармер
уехал в замок отца, некоторое время передохнул и вскоре снова покинул родовое помес-
тье, надеясь присоединиться в Руане к Христову Воинств и отправиться с армией короля
в Марсель, где собирались английские и французские крестоносцы. Однако дорожные
обстоятельства, как обычно, ввергли его в очередную дурацкую авантюру. Приключение,
сбившее норманна с истинного пути, и яйца выеденного не стоило ¬ почудилось ему,
видите ли., что некий сэр восхотел обидеть благородную даму. В действительности же
выяснилось, что и дама, и рыцарь просто недавно поженились и обладали завидным
темпераментом. Сэр Мишель ворвался с обнаженным мечом в их комнату на постоялом
дворе, где пара остановилась на ночлег, превратно истолковав истошные женские вопли
и грозный мужской рык. Рыцарь (здоровенный детина, подпиравший плечами потолок),
коему нормандец испортил все удовольствие от общения с возлюбленной, в долгу не
остался и так отходил ошеломленного своей ошибкой сэра Мишеля, что тот занедужил и
провалялся в постели несколько недель.
Само собой, что покамест сэр Мишель отлеживался, а сопровождавший его слуга
по имени Жак накладывал ему примочки на многочисленные синяки и ссадины, основная
масса английских и нормандских рыцарей, не дожидаясь дутого защитника девичьей
чести, уже отправилась на юг морем или сушей. При всем своем благочестии сэр Мишель
не захотел догонять Воинство Христово в одиночку и продолжил странствие по
Нормандии, надеясь отыскать приличных спутников и вместе с ними идти вслед Ричарду
и Филиппу.
Но его планы так и остались планами, благо папенька выдал на дорогу достаточно
много денег, а трактиры с элем, вином и красотками-прислужницами, никогда не
отказывавшими благородным рыцарям, встречались в нормандских землях почитай
через каждую лигу. Однако намерение двинуться в Палестину не избылось.
Всем, впрочем, известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями.
Непосредственно сэра Мишеля она забросила, как ни странно, в монастырь Святой
Троицы, в странноприимном доме коего он собрался заночевать, дабы с утра продолжить
странствие. Оказалось, что милосердные монахи приютили у себя еще троих рыцарей, и
те с радостью приняли в свою веселую компанию новоприбывшего.
Бурная ночь завершилась истинно рыцарской попойкой и последовавшим за ней
маленьким турниром прямо во дворе монастыря, на освященной земле. Наиболее
привыкшие к потреблению вин сэр Мишель и некий Горациус из Наварры поссорились
(причем лишь ради собственного удовольствия) и, оставив отдыхать притомившихся
собутыльников, вышли на двор. На колокольне обители тогда звонили к заутрене.
Благочестивая и душеспасительная служба была сорвана. Монахи, уставшие от не
слишком насыщенной интересными событиями жизни анахоретов, высыпали на улицу и,
окружив сошедшихся в поединке благородных сэров, начали подзуживать. Лишь
появление аббата заставило братьев-бенедиктинцев покинуть место сражения и
отправиться в церковь.
¬ Убирайтесь прочь! ¬ кричал отец Теобальд, топая ногами и пепеля взглядом
Юрациуса и Мишеля. ¬ Нечестивцы!
Сэр Мишель, у которого из головы еще не выветрились винные пары, ответил:
¬ Какой же я нечестивец? Я добрый католик! А этот... этот... наваррец меня
оскорбил!
Может быть, так и случилось. Это было известно лишь спорщикам да Господу Богу.
Однако сэр Мишель был обижен на Горациуса вовсе не потому, что тот обозвал нор-
мандца не принятыми в обществе словами. Молодой Фармер за время от вечери до
заутрени проиграл в кости рыцарю с юга собственного коня, шлем, поножи и наручи, а что
самое обидное ¬ меч. И, будь Горациус убит норманном на поединке, эти вещи
непременно вернулись бы к хозяину. Да еще с прибытком. По закону Мишель мог забрать
себе доспех побежденного.
Само собой, аббат, сопровождаемый дюжим братом Корнелием, появился не
вовремя, убив надежду на возвращение весьма ценного имущества.
¬ Что здесь происходит? ¬ Этот вопрос задал низенький, очень толстый монах,
выбежавший на крыльцо храма. ¬ Отец настоятель, эти господа и являются нару-
шителями благочиния? Сейчас я их выставлю!
Фармер лишь тяжело вздохнул. Толстяк с отекшим лицом Бахуса, принявшего
монашеский постриг, был приором монастыря, известным своим склочным характером и
дутой благочестивостью. И кроме того, на пороге странноприимного дома появился
неизменный слуга сэра Мишеля ¬ Жак. Недавно отпраздновавший свое пятидесятилетие
Жак ¬ деревенский бобыль, приставленный бароном Александром надзирать за
наследником, ¬ был настоящим цербером. Вдобавок он постоянно докладывал
господину о выходках его старшего сына.
Отец приор, не понимая, что играет с огнем, шустрым колобочком скатился вниз,
выстучав на ступенях церковного всхода дробь деревянными сандалиями, подошел к
сэру Мишелю и надрывно прокричал ему в лицо:
¬ Во-он! Изыди!..
¬ Да пожалуйста, ¬ с кривой ухмылкой ответил Фармер. Ему стало обидно до
слез: доспех, лошадь, меч проиграны, в кошельке ни одной монеты, горло пересохло...
Плохо. И сэр Мишель, не отдавая себе отчета в том, что делает, двинул кулаком в
раскормленную физиономию приора. И, как ни странно, попал.
Бенедиктинец охнул, покачнулся и с размаху сел на каменные плиты двора. Аббат,
задыхаясь от гнева, схватился за грудь, рыжий монах Корнелий улыбнулся довольно
(наверное, он сам давно мечтал поколотить зануду приора), а сэр Горациус сказал:
¬ Монсеньор де Фармер, верните мне меч, пожалуйста. Вы его, кажется,
проиграли. А кроме того, вас сейчас будут бить. Сильно. На вашем месте я бы немедля
покинул монастырь. И не забудьте ¬ лошадь из конюшни забирать не следует, ее вы
тоже проиграли.
Слуга Жак, приняв необычный для сиволапого крестьянина надменный вид,
развернулся и ушел в дом. Обидеть монахов, это надо же! Все папеньке расскажу!
¬ Вот как, да?! ¬ Мишель бросил меч на землю, и сталь отозвалась жалобным
пением. ¬ Да подавитесь! Пешком уйду!
Он круто повернулся на каблуке, едва не упав, и зашагал к монастырской стене. Как
на грех прямо на его пути стоял колодезный сруб.
Сэр Мишель, будучи не в силах сдержать громадный пузырь, образовавшийся в
утробе от огорчения и злости, сделал головой ныряющее движение в сторону открытого
колодца, облокотился на изрубленные бревна и изверг мутное, воняющее
перебродившим виноградом содержимое желудка прямехонько в чистые родниковые
воды монастырского колодца. То, что отец-настоятель поныне стоял на крыльце,
уничтожая яростным взглядом возмутителя спокойствия обители, его ничуть не смутило.
По вполне банальной причине: отравленному дурным вином организму смущение не
ведомо.
В темной глубине колодца, выложенного покрытыми синеватым мхом камнями,
громко плеснуло. Брат Корнелий откровенно заржал, но мигом осекся, поймав взгляд
аббата. Если бы святой отец имел способности сказочного василиска, то рыжий монах
превратился бы в статую, олицетворявшую Добродетель Смирения.
А сэр Мишель, подпрыгнув и уцепившись пальцами за верхушку невысокой стены,
окружавшей монастырь, с натугой подтянулся и, перевалившись на другую сторону, упал
в траву. Старая и проржавевшая кольчуга скрипнула колечками.
¬ Надоели! ¬ рявкнул норманн, поднимаясь на ноги. ¬ Не жизнь, а одно
расстройство!
Лучи восходящего солнца позолотили стволы деревьев, заиграли бликами на
влажных листьях. Почему-то оставаться под открытым небом сэру Мишелю не хотелось,
тянуло в лес, к деревьям, простиравшим над головой темные узловатые руки-ветви. И он
поспешил пересечь луговину, раздвигая коленями густые высокие стебли со слипшимися
от росы метелками.
Рыцарь не заметил, как земля на миг ускользнула из-под ног и тут же вернулась
обратно. А высоко в небесах глухо пророкотал далекий раскат грома, будто над Великим
Западным морем собиралась гроза. Нечто неуловимое, неощутимое человеческими
чувствами случилось в Мире, и сэр Мишель, даже сквозь затуманенный похмельем
разум, почуял, как Вселенная будто бы содрогнулась. в краткой судороге. Содрогнулась и
вновь застыла.
А вокруг все осталось неизменным ¬ желто-оранжевое светило подымалось все
выше и начинало пригревать, подул слабый ветерок, шевеля изрезанные листья на
старых дубах; с густым жужжанием над самой травой пролетел мохнатый шмель и сел на
розовую головку клевера.
Пугаться оказалось нечего. Прежний мир. Знакомые в первых дней жизни солнце,
старый лес и прохладный воздух, отдаваемый остывшей за ночь землей Нормандии.
ВЕСТНИКИ ВРЕМЕН
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ, ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НОРМАНДИЯ, КОРОЛЕВСТВО АНГЛИЙСКОЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ШТОРМ НАД ПРОЛИВОМ
Пусть я давно, пусть я давно за Ахеронтом,
И кровь моя, и кровь моя досталась псам,
Орел Шестого легиона, Орел Шестого легиона
Все так же рвется к небесам!
Все так же быстр и беспечен,
И как всегда, и как всегда неустрашим,
Пускай солдат недолговечен, пускай солдат недолговечен,
Но вечен Рим, но вечен Рим!
И путь наш труден и ухабист,
На раны плюй, на раны плюй, не до того!
Нам дал приказ Тиберий Август, нам дал приказ Тиберий Август,
Умри, но выполни его!
Под знойным небом Палестины, в Альпийских северных лугах
Манипул Римских топот мерный, манипул Римских топот мерный
Заставит дрогнуть дух врага!
И вот, в песках Иерусалима, водой Евфрата закален,
За императора Рима, в честь императора Рима,
Шестой шагает легион!
Битва за Британию началась тринадцатого августа. А война с Британией
продолжалась одиннадцать месяцев, предшествовавших этому дню. Почти год тянулось
странное, небывалое доселе состояние, названное по ту сторону Ла-Манша Lphoney warv
¬ фальшивой войной. Не слышно было грохота великих сражений, не прорывались
через минные поля и оборонительные рубежи танковые клинья, сметавшие на пути
любые преграды, не визжали сирены пикировщиков, и лишь изредка огрызались
короткими взлаиваниями орудия боевых кораблей, палившие больше для порядка да от
тоски по настоящему делу... Две великие державы стояли друг против друга ¬ вернее,