придя к мнению, что болезненный процесс адаптации на новом месте,
наверняка сопряженный с суетой, неустроенностью и нервотрепкой,
нежелательны для сына, родители мальчика решили на некоторое время,
пока все не утрясется, отправить его к деду Мартыну, старому леснику,
обитателю одинокой сторожки где-то в нехоженых лесах Восточной Сибири.
Деда Мартына Игорь видел всего раз в жизни, лет семь назад, когда тот
приезжал к ним погостить; тогда седой старик произвел на мальчика
неизгладимое впечатление, вызывая впоследствии ассоциации с чем-то
древним, былинным, богатырским. Потому он и пришел в такой восторг,
когда отец объявил о своем решении. Еще бы! Окунуться в жизнь, полную
приключений, романтики, суровой борьбы за существование, неожиданных
встреч с таежными обитателями, а долгими вечерами сидеть у весело
потрескивающего костра, бок о бок с чудесным, сильным дедом Мартыном и
слушать, слушать, слушать его нескончаемые истории о своем житие-бытие
-- ничего более заманчивого и восхитительного Игорю даже во сне не
снилось. И ко всему прочему, не нужно будет ходить в школу. Словом, нет
худа без добра, решил про себя Игорь.
мысль, заставляющая детское сердце бешено биться.
давнишняя мечта, ставшая со временем ее идеей-фикс: съездить на юг, к
морю, поплескаться в теплой соленой воде, послушать мягкий,
убаюкивающий шум прибоя, полной грудью вдохнуть влажный морской воздух,
напоенный ароматами экзотики и субтропиков, понежиться под знойными
лучами кавказского солнца. Человек не может жить без солнца, и мама не
была исключением.
откладывать до лучших времен -- то из-за болезни мальчика, которая
вдруг наваливалась на него с неожиданной силой, то из-за срочной
работы, которую спускали в исследовательский центр откуда-то "сверху",
то из-за осложнившейся политической обстановки. "Там стреляют, --
мрачно говорил отец. -- Лучше переждать".
последних сил тужился над выполнением срочного заказа министерства
обороны. Пик этой сверхважной, по словам отца, работы пришелся как раз
на летние месяцы. Само собой разумеется, отец наотрез отказался от
поездки к морю или куда бы там ни было еще. Он жил только работой, все
остальное для него было малозначащим и второстепенным. Даже здоровье
сына.
отправиться в вынужденный бессрочный "отпуск". По крайней мере, Игорь
об этом не жалел. Он был счастлив.
старый лесник, мальчика встречу там-то и там-то. Далее следовали
инструкции, как добраться до их глухого таежного уголка. Отец
недовольно поморщился, мама сильно побледнела.
волнения руки. -- Ехать через полстраны одному! Да мыслимо ли это?
пожимая плечами. -- Пускай едет, ему уже пора становиться
самостоятельным. Четырнадцать лет -- это не так уж и мало.
оказался под угрозой срыва. Этого нельзя было допустить, он должен был
что-то предпринять. Что-нибудь, что могло бы убедить маму.
увидишь. Ну пожалуйста!
неожиданного упрямства, что она невольно взглянула на него совершенно
иными глазами. Перед ней стоял уже не маленький послушный мальчик, а
долговязый нескладный подросток, заявлявший о своем желании ехать
открыто и настойчиво. Она вдруг поняла, что за долгими годами
кропотливой работы в лаборатории центра она просмотрела, как сын стал
превращаться в мужчину. И еще поняла, что мальчик, пусть
подсознательно, страстно стремится вырваться из того заколдованного
круга, куда замкнула их семью неумолимая и слепая судьба. Гордость за
сына наполнила ее сердце, на глаза навернулись слезы. "Пусть едет", --
неожиданно для самой себя решила она.
по голове. Игорь уже не помнил, когда она в последний раз делала это (в
семь? девять лет?), и в душе его вдруг что-то перевернулось. Он обнял
мать и крепко прижался к ней всем телом. Случайно взглянув на свое
отражение в зеркале, он увидел, что щеки его стали влажными от
предательских слез. В этот краткий миг близости он твердо решил, что
никогда, никогда не покинет маму. Но миг прошел, и радостная улыбка
заиграла на его бледном лице.
сказал он.
документацию, разложенную на письменном столе. -- Будь молодцом, сын,
слушайся старика. Уверен, все образуется.
И главное, не забывай принимать таблетки. (Игорь глотал их пачками,
особенно в дни обострения хронического бронхита, которым он страдал
чуть ли не с пятилетнего возраста.) О господи! -- испуганно всплеснула
руками мама. -- Там же нет врачей.
отец. -- Да и старик, думаю, неплохой знахарь. Все они там, в тайге,
испокон века врачуются травами и всякой лесной всячиной. Барсучий жир,
говорят, считается панацеей от всех болезней, и еще пихтовое масло.
Старик сам разберется, что к чему.
спокоен и невозмутим, когда дело не касалось его работы. Но мама, мама
не находила себе места от охватившей ее неясной тревоги. Материнское
сердце сжималось от тоски и смутных предчувствий, что-то подсказывало
ей, что незримая, злая сила должна вмешаться в их планы и разрушить их.
Что-то нехорошее, ужасное случится в самое ближайшее время.
рациональному уму чужда была вся эта "мистическая дребедень". "Слишком
много в наш век развелось разных шарлатанов", -- часто повторял он о
чудесах экстрасенсорики и парапсихологии, сообщения о которых изредка
появлялись в местной прессе. В предчувствия он не верил, как не верил
во все то, что не могло быть подтверждено точно поставленным
экспериментом и подвергнуто строгим математическим выкладкам. Его
рационализм доходил порой до абсурда: как-то раз он заявил, что
сомневается в существовании позитрона, так как никто до сих пор не
сумел пощупать его пальцами.
бетонные стены "пятьдесят восьмого".
на глаза, улыбка ее была вымученной и неестественной. Отец, как всегда,
оставался спокоен.
своими близкими. Но еще больше ему хотелось смеяться.
Мартын.
территорией Сибири, от Урала и до Амура, небо было затянуто густым
непроницаемым слоем облаков. Вялил снег -- чистый, пушистый, мягкий,
укутывая землю и нескончаемые леса гигантским белым покрывалом. Такого
снега в "пятьдесят восьмом" Игорь не видел никогда.
увидит таинственное солнце, просто очень хотелось, чтобы это случилось
поскорее. Как и все дети, он был нетерпелив, но его нетерпение не было
простым сиюминутным капризом -- оно было мечтой.
Шломо Вульф
Посняков Андрей
Максимов Альберт
Куликов Роман
Круз Андрей
Шилова Юлия