Чтение 3–й страницы книги ~Десант центурионов~

- Ты чужеземец из неведомых мне племен, - сказал Тверд раздумчиво, -
но ты не враг. Я бывал в разных походах, врагов чую... Но хоть из
неизвестных мне племен, но нашего роду, чую тоже... Эх, сюда бы волхва!
Тот бы враз разобрался!

- Волхв нужнее всего, - подтвердил я. - Дело в том, что я сам волхв в
некотором роде. Правда, у нас это называется иначе, но у себя мы делаем то
же самое, что у вас делают волхвы.

- Жрец? - спросил Тверд с интересом. - Брамин?

- У нас эти люди называются общим словом: ученые, - сказал я
осторожно.

- Гм... Ладно, как бы ни называлось, но тебе надо добраться до князя
или хотя бы до княжеского тиуна. Он два раза в год объезжает эти края,
собирает полюдье.

- Мне надо раньше! - воскликнул я в испуге.

Тверд некоторое время размышлял.

- Добро, - сказал он. - Я отведу тебя к тиуну. Закисаю я в этой
деревне! Ничего здесь не случается. А так хоть городище увижу.

После завтрака Тверд снова набросил на плечи волчью шкуру. В этом был
свой шик, спесь особого рода. Его руки были свободными, но спину укрывал
маленький щит, из-за плеча высовывались короткий лук и колчан со стрелами.
На широком поясе висел меч-акинак.

Не задерживаясь, мы тронулись в путь. Тверд выглядел красивым и
мужественным, шагал легко, зорко посматривал по сторонам. Я еле поспевал,
хотя на мне ничего, кроме комбинезона и кроссовок. Но я не воин, выросший
в походах, я волхв другого племени, где другие нравы, другие обычаи, и где
вовсе нет лесов.

Мы были довольно далеко от села, когда раздался лихой свист. Тверд
тут же бросился к толстенному дереву, мгновенно оказался спиной к стволу,
прикрыв живот щитом и выставив перед собой острие меча.

Из чащи вынырнули двое угрюмых молодцов. Я растерянно оглянулся, но и
там, отрезая путь к отступлению, встало двое мужиков, держа в руках боевые
топоры, с оттянутыми в стороны лезвиями.

- Кидай оружие, - скомандовал первый, самый здоровенный из четверки.
- Я Громобой, понятно?

Тверд метнул взгляд на меня, но меч не выпустил, только еще сильнее
согнулся, укрываясь щитом.

- Юрай, - сказал он коротко, - это людоловы. Иди в полон, тогда
уцелеешь. Продадут в рабство, а там все в руках богов. Могут и не принести
в жертву.

- А ты? - спросил я.

- Не для того я уцелел под Царьградом, Карфагеном, при Гавгамелах,
чтобы меня вязала эта мразь!

Громобой, выслушав наши переговоры, засмеялся, указал на нас тем
двум, что стояли сзади... Разбойники, откровенно посмеиваясь, пошли
вперед. Я был безоружен, растерян, и они, сунув мечи в ножны, достали
веревки.

Я стоял, ожидая, когда их руки ко мне прикоснутся. Только за мою
короткую жизнь способы нападения и защиты совершенствовались много раз.
Сперва от пленного требовали поднять руки, этого было достаточно. Потом на
горьком опыте научились поворачивать их спиной, через десяток лет пришла
новая команда: "Руки на голову!", а еще через некоторое время стали в той
же позе сажать на корточки.. Но и тогда оставался шанс извернуться и
напасть на охранника...

Я считал всегда, что мои самые отвратительные годы прошли в армии. Я
ненавидел муштру, изматывающие тренировки, всякий раз боялся прыгать с
парашютом в ночь... Прошло полста лет после войны, все говорят о мире, мне
никогда не приходилось никого бить в лицо, я всю жизнь буду
физиком-теоретиком...

Я истошно завизжал, прием первый - ошеломление, мои руки ударили как
бы помимо моей воли. Оба упали как подрубленные, а я, выхватив у первого
меч, с силой ударил его плашмя по голове. На втором разбойнике меч
соскользнул с кудрявой головы и вонзился в плечо. Мое сердце болезненно
сжалось, я выпустил рукоять и поспешно отошел в сторону.

Тверд только-только сам сделал первый шаг навстречу Громобою. Второй
разбойник широко раскрыл рот, видя своих товарищей неподвижными на траве.
Потом он с воплем, не слушая вожака, бросился на меня, поднимая меч.

Фехтовать я не умел. Мне показывали в армии только основные приемы с
винтовкой, саперной лопатой, так что меч мне помог бы мало. Я шагнул
вперед, пропустил удар мечом справа, мои руки сами схватили противника,
тело само изогнулось, и этот здоровый парень упал на траву с неестественно
вывернутой шеей.

Я подобрал меч, тяжело побрел через поляну к сражающимся Тверду и
Громобою. Мое сердце бешено колотилось, я дышал надсадно. Я не дрался даже
в детстве, физических нагрузок избегал, и сейчас сердце выпрыгивало из
груди.

Тверд и Громобой едва успели обменяться двумя ударами. Оба двигались
невыносимо медленно, замысел каждого был виден за версту. Оба дрались так,
как дерутся актеры в кино, один спортсмен-фехтовальщик мог бы драться
против сотни таких бойцов.

Тверд бросил мне весело:

- Ты великий боец, Юрай!.. Сейчас сомну эту гадину к праотцам, вымоем
руки...

За время его речи Громобой мог бы срубить его десять раз, но только
сопел и бросал угрюмые взгляды на меня. Вид у него был обреченный, но он
держался так, как должен держаться мужчина этого мира.

- Прекращайте, - сказал я с отвращением. - Прекращайте эту
нелепость...

- Сейчас, - ответил Тверд.

Он ринулся вперед, как бык. Страшно загремело железо. С минуту они
стояли, упершись щитами, старались столкнуть противника с места, потом
разом отступили, и снова застучали мечи. Оба крякали при каждом ударе,
широко размахивались, двигались тяжело, основательно.

Я старался не оглядываться на троих. Я никого не убил, они только
притворялись мертвыми, но я все равно твердил себе, что там лежат куклы,
макеты. Пусть инструктора сто раз вколачивали в мою голову, что убивать и
совершать убийства - это не одно и то же, но родители с детства учили, что
зверя из себя нельзя выпускать даже для самозащиты, что лучше быть
жертвой, чем палачом, что зверя нужно загонять вглубь, пока через уйму лет
и поколений не истончится совсем, не растворится без остатка...

- Бросайте оружие, - обратился я к Громобою. - С двумя вам не
справиться.

Внезапно он ринулся с поднятым мечом на меня. Я едва успел отскочить
в сторону. Громобой запнулся, рухнул лицом в траву. Тут же он с
проклятиями вскочил, глаза его были налиты кровью, он сделал быстрый шаг
ко мне... и осел на колени. В левом плече торчала стрела. Она ушла
глубоко, и даже я понял, что сердце она нашла...

Тверд опустил лук, сказал мрачно:

- Погань. Чем живут, изгои, а? Своих же продают в рабство... Этот
Громобой был когда-то в нашей деревне крепким охотником.

Громобой грузно сидел в траве, неумело зажимая ладонью рану. Кровь
струилась между пальцами. Рубашка на груди покраснела и обвисла.

Тверд сказал:

- Прикончи его.

- Ты что? - ответил я. - Оставь. Пойдем отсюда.

- Это же людоловы, - удивился Тверд. - Нет хуже пакости!

- Эти свое уже получили. Пойдем отсюда!

Тверд покачал головой, но пошел за мной. На развилке я остановился,
Тверд пошел вперед, зная или угадывая направление. Так мы прошли с
полкилометра, как вдруг Тверд хлопнул себя по лбу:

- А мечи забыли! Упырь меня возьми, тебе не помешает в дороге... Жди
меня здесь!

Он пропал за деревьями. Двигался он по-охотничьи бесшумно, я не смог
бы успеть за ним, если бы даже хотел. Похоже, что не только меч заставил
его вернуться, но и карманы побежденных разбойников.

Вернулся он довольно скоро. В руке держал меч, в котором я узнал
оружие Громобоя. Хороший клинок, удобная рукоять. Драгоценные камни на
эфесе. Видимо, драгоценные - у меня их в жизни не было, а витрины
ювелирные я не рассматривал.

- Путешествуй с этим, - сказал Тверд. - Пригодится.

- Спасибо, - сказал я. - Только ножен у меня нет, а нести в руке
тяжело...

- Приладим, - пообещал он рассеянно. - Только не знаю, где. Души
храбрых попадают в дружину Перуна, а куда попадают эти? Еще говорят о
переселении душ. Трусливые и подлые, мол, возрождаются в червях, в
нечисти. Если проживут хорошо, то могут возродиться людьми. Если же и
людьми еще раз проживут достойно, то останется возможность попасть в
небесную дружину Перуна..

Я спохватился:

- Ты... ты зарезал их?

Он подтолкнул меня, сказал участливо:

- Если обеты волхва не позволяют проливать кровь, то я таких обетов
не давал. Для чего же рождаются мужчины, как не для драк, подвигов, гибели
в бою? Позор для мужчины умирать в постели!

У меня в глазах потемнело от боли и унижения. Недосмотрел, теперь
четверо убиты. Да, разбойники, но тоже люди! Теперь эти человеческие
ростки срублены мечом Тверда. Не хитри, эти жизни отняты твоей рукой,
твоим равнодушием, твоей озабоченностью о себе любимом.

- Ты расстроен? - слышался рядом участливый голос Тверда. - Вот уж не