пока я ему эфесом по морде не въехал и не заорал: "Чума на оба ваших
дома!.."
твердо знал, что Тибальду положено непременно заколоть подлеца Меркуцио с
санкции всемирно известного классика Вильяма, под вступающие фанфары и
изменение мизансцены с фронтальной на диагональную... Я так и вижу - идет
Тибальд, рапирой в краске машет, а я сползаю у левого портала и посмертный
монолог выдаю. Вот, значит, и выдал! Это Ян классика читал, и я читал, и
режиссер сто раз читал - а Меркуцио мой не читал, и никак не собирался
помирать от дешевого бретера. Хочешь заколоть - учись оружие за нужный
конец брать, а не умеешь - иди кормилицу Джульеттину играй... Так что
бегал Тибальд под мой импровизированный пятистопный ямб, а режиссер
Брукнер только лысину в зале платком промокал - а после подполз, сволочь
очкастая, и тихо так: "Слышь, Алик, я тебя во второй состав пока
переброшу, ты отдохни, выспись, а там будем посмотреть..."
голыми руками угробившем на сцене пятерых собратьев по ремеслу - игравших
всяких там древнеяпонских негодяев. Куда его потом перевели? Ах да, в
куродо... Куродо - это служитель сцены такой, свечи зажигает, грим
поправляет, сам весь в черном балахоне - и зритель его в упор не замечает.
Правильно, пойду в куродо, там мне и место. Уж на что стихами никогда не
баловался, да и то так достали вчера...
Потом пробежал глазами написанное.
любопытствующая девочка Алиса, подозрительно тяжелая и невинная; в дверях
всплыл очкастый кот Базилио, машущий упаковкой зеленых пилюль - и я уже
был готов тратить свои золотые в Стране Дураков.
собеседнику. - Сейчас вот "колесо" хлопну, коньячком запью и с Алиской на
диван завалимся. Чем не Эдем?!
мелькнул рукав грязно-пятнистой хламиды... Ну вот, как мне - так рано еще,
а как обкуренному жрецу-любителю с несытым взглядом - так в самый раз.
Везет мне на параноиков. Сейчас вот встану и...
опять же... А вам глобального подавай, никак не меньше. Классику там, весь
мир - театр, стихи непризнанные... Хотите, допишу?
наклонил голову. Внизу обнаружилась новая строфа, дописанная витиеватым
почерком с левым наклоном.
пятнистый рукав, как в детстве хватался за теплую мамину ладонь.
пристально следил за купающимися подростками. Юные пастухи скакали в
брызжущей радуге, вскрикивали от жгучих прикосновений ледяной воды и
звонко шлепали себя по глянцевым ляжкам. Именно ноги их, гладкие юношеские
ноги, не успевшие затвердеть синими узлами вспухающих мышц, и привлекли к
себе внимание Безмозглого. Нет, отнюдь не тайная страсть к существам
одного с собой пола - хотя нравы табунщиков, на дальних перегонах до
полгода обходящихся без женщин, отличались предельной простотой - мучила
его; просто он искал ответ на неотвязный вопрос, уже пятый день неотлучно
таскавшийся за ним. Дело в том, что ноги зрелых мужчин племени -
практически всех мужчин! - были покрыты рубцами самых разных форм и
размеров; и полная несхожесть шрамов не позволяла списать их на ритуальную
татуировку. Здесь было нечто иное, нечто...
даже не обратил внимания на хруст травы за спиной, и лишь крепкий
дружеский шлепок по загривку выдернул его из липкой трясины размышлений.
подошедший Кан-ипа, плюхаясь рядом на размокшую глину. - Хочешь, овцу
подарю?! Хорошая овца, жирная, смирная, - и браслетов не клянчит, не то,
что эти... Ты для нее самый лучший баран будешь! И не овдовеет никогда -
из тебя шурпа постная выйдет. А то давай в набег рванем?! Жену тебе красть
надо? Вот и утащим - может, и мне чего обломится... Ну, так как? Коней
седлать - или за овцой идти?!.
уже достаточно понимал чужой язык, у него оказалась на удивление цепкая
память, но не всегда еще удавалось сразу замечать переход от серьезного
разговора к насмешке.
самопроизвольно вырывавшихся у него под недоуменные перешептывания
соплеменников - это свой язык?! Иногда ему казалось, что он знает много
слов, очень много, и все они разные - один и тот же закат он способен
раскрасить этими словами во множество сверкающих огней... Но солнце
садилось, сползала тьма, и он возвращался в привычное косноязычие.
вопроса. - Скажи, почему у подпасков ноги гладкие, у женщин ноги гладкие,
а у тебя в рубцах? И у воинов охраны тоже... И у старейшин.
нечто, давно известное всем - и резкий свист перекрыл гомон купающихся
юнцов.
Безмозглый хороший вопрос задает! Совсем умный стал... Айяяя, скорее!..
воды, и через мгновение он уже мчался, вскидывая задубевшие босые пятки, к
пасущемуся неподалеку косяку - легко вертя в правой руке ловчий укрюк с
овальной петлей на конце.
потом не выдержал и кинулся к прибрежному кустарнику, срезая кривым ножом
два побега - в полтора пальца толщиной и длиной в два мужских локтя. После
он взлетел на неоседланного жеребца, подогнанного уже конным Бэльгэном, и
перекинул парню прут потоньше.
в виде импровизированной уздечки, и из-за вздыбившегося конского крупа
попытался достать концом прута плечо брата. Но Кан-ипы уже не было в
седле; и хлесткий удар зря рассек воздух. Собственно, и седла-то не было -
но совершенно непонятным для Безмозглого маневром табунщик ухитрился
проскочить под брюхом животного и, выныривая с ближней к Бэльгэну стороны,
он полоснул подростка по напрягшимся голеням.
спину своей лошади. Пританцовывая на неверной скользкой опоре, чудом
удерживая невозможный баланс, он принялся рубить прутом увертливого брата.
Один раз ему удалось достать левое запястье Кан-ипы, еще раз прут чиркнул
по разметавшейся копне волос табунщика, но в большинстве случаев ветка
свистела в пустоте.
начинается бешеный оскаленный табунщик - и Безмозглый понял тайну рубцов
на ногах мужчин племени. Оружие почти ни разу не дотягивалось до головы