про таких - "ушел в кокон", и очень сердились, когда пропадал боец, на
которого были сделаны крупные ставки. Начальство, выслушав донесение об
очередной самоволке, лишь поднимало брови и равнодушно сообщало:
"Перебесится - вернется..."
из кокона не возвращаются такими, какими ушли. И именно вернувшиеся бесы
первыми срывались на досадных мелочах, или кидались в амок прямо на
улицах, или поддавались на уговоры разных извращенцев, чье Право жгло им
руки - в основном, кстати, женщин. Свободных женщин, потому что я никогда
не видел беса-женщину...
каким-то неправильным, надуманным, истеричным - хотя я и не знал, каким
должно быть настоящее... Когда осеннее половодье захлестывало меня,
подкатывая под горло, - я шел в город. Протискивался через тесноту
переулков, плыл в сутолоке базаров, мерял шагами плиты набережной...
казаться, что я один из них, свой, свободный; что я тоже умру, шагну в
никуда, и сам выберу день и способ; что я волен выбирать, отказываться или
соглашаться... Наивно - да, глупо - конечно, ненадолго - еще бы, но...
Дышать становилось легче. А в одиночестве я, наверное, захлебнулся бы сам
собой. Человек не должен быть один. Если я - человек. Если я могу быть.
отшатнувшийся кряжистый детина в замызганном бордовом переднике. Видимо,
задумавшись, я случайно толкнул его, и он воспринял это, как повод к
скандалу. Бедный, бедный... плебей, чье Право придет слишком не вовремя,
когда руки станут непослушны, и городской патронат зарегистрирует
совершеннолетие детей, а более удачливый сосед в обход очереди сбежит в
небо, как сделал это утренний коротышка с ржавым топором... Жена, небось,
пилит, стерва жирная...
долго еще глядел мне вслед. По-моему, извинение напугало его еще больше.
Завтра он явится в цирк, и будет надрываться с галерки, забыв утереть
бороду.
вывеску, где красовалась голая девица с искаженными пропорциями, а над
девицей каллиграфическим почерком была выписана надпись "Малосольный
огурец" - всякий раз мне не удавалось сдержать улыбку и недоумение по
поводу своеобразной фантазии хозяина. Весь город знал, что хозяин "Огурца"
- философ, но это не объясняло вывески. Впрочем, я приходил сюда не за
философией.
компания приезжих крестьян, но ссора развивалась как-то вяло и без
энтузиазма. Просто кто-то называл сидящего рядом "пахарем", а тот
прикладывал к уху руку, сложенную лодочкой, и на всякий случай сипел: "Сам
ты!.. Сам ты, говорю!.. А?.."
прислушиваясь к букету.
Меня искал Пустотник. Незнакомый. Зачем? И почему он ушел, не дождавшись?!
знал, где они их брали. Вернее, где они брали - нас. Бес на дороге не
валяется... Значит, места знать надо.
такие же, как все. Но ни один бес с завязанными глазами не спутал бы
Пустотника с человеком или другим бесом. Годы на арене, века на арене - и
тебе уже не обязательно видеть стоящего напротив. Ты приучаешься
чувствовать его. Вот гнев, вот ярость, вот скука и желание выпить...
Вплоть до оттенков. А у Пустотников все было по-другому. Стоит человек,
толстенький иногда человек, или горбатенький, а за человеком и нет-то
ничего... Вроде бы поверху все нормально, интерес там или раздражение, а
дальше - как незапертая дверь. Гладишь по поверхности, гладишь, а ударишь
всем телом - и летишь, обмирая, а куда летишь, неизвестно...
была схватка с Пустотником. Я ни разу не видел ничего подобного, да и
никто из нас не видел, не пускали туда ни бесов, ни зрителей, но зато я
видел бесов, сошедших после этого с ума. Буйных увозили, сомнамбул увозили
тоже, а тихим позволяли жить при казармах. Комнату не отбирали даже...
Вроде пенсии.
двору бессмертное безумие, вечность с лицом придурка, затем бес чесал в
затылке и шел к себе. Уж лучше рудники...
грехов за мной не числилось, приступов тоже давненько не случалось...
Тогда в чем дело? И почему надо лично приходить, когда достаточно вызвать
через Претора, или и того хуже - через канцелярию Порченых... Не
договаривал чего-то Харон, ох, не договаривал! То ли меня жалел, то ли сам
не уверен был...
пожилая, одета скромно, но дорого, есть такой стиль; осанка уверенная,
только не к месту такая осанка, в "Огурце"-то...
там... Почти все столы пустые. Так что рекомендую.
потянулась за кувшином. За моим кувшином, между прочим... Широкий рукав
льняного гиматия сполз до локтя, и я заметил литое бронзовое запястье с
незнакомым узором. Кормилица чья-то, что ли, до сих пор оставшаяся в
фаворе? Варварский узор, дикий, не городской...
дорогое. Если не верите, спросите у пахаря. Крайний стол у двери. Кстати,
у них свободны два табурета.
белил на сухом остром лице дрогнул, придавая женщине сходство с площадным
жонглером. - Только эти невоспитанные селяне предпочитают недобродившую
кислятину. А я в последнее время люблю сладкое.
разглядывая сучки на столешнице, и внутренне прислушался. Что ж ты хочешь
от меня, неискренняя гостья? Чего ты так сильно хочешь от меня, что зябко
кутаешься в притворство и болтовню, и все равно я слышу легкий аромат
опаски пополам с настороженностью...
сладкое. Последние двести семь лет, старая женщина, я всегда предпочитаю
сладкое.
брезгливости жирно намазанного рта, отстраняющего жеста высохшей руки...
Стоп, бес, неужели ты начал завидовать приметам времени?.. Не надо, не тот
случай... Люди не любят себе подобных, а уж подонок-бес наверняка не
вызывает особых симпатий. Мы хороши на арене, и в сказках... Сколько
легенд доводилось мне слышать о ночных похождениях нашей касты, и губы
бесов щедро пачкались чужой кровью, и выли изнасилованные красавицы, а на
заднем плане обычно изображался черный Пустотник - внимал, ухмылялся и
ждал...
это покоробило меня. Интересно, я смогу сегодня расслабиться?..
каким-то смехом. Краденым.
- Это у вас часто?
отведу, и дело, на которое вы могли бы согласиться.
ругань за соседним столом успела перерасти в такую же унылую потасовку, и
выпавший из свалки пахарь сшиб с ног мою работодательницу.
выпиравшую у него сзади. Он крякнул, вернулся вперед головой в лоно драки,
но через мгновение уже несся ко мне, набычившись и извлекая из-за пазухи
самодельный нож.
нужное слово. - Ты и твоя... да я тебя...
Дай сюда ножик.
лавку притихшую женщину и положил ладонь на стол. Потом примерился и
поднял клинок, держа нож в правой руке.
И еще вот так...
стекленеют и расплываются обрубки: один - на столе, другой - на полу. Я
перекинул нож в левую руку, крепко сжал лезвие всеми пятью положенными
пальцами, сжал так, что проступила кровь - и вернул нож окаменевшему
владельцу.