пятнадцати локтей.
вылетела из-за поворота дороги, зацепив и смяв растущий на обочине куст
колючего маквиса - и плохо различимый в предрассветных сумерках возница
мощным рывком натянул поводья, сдерживая конский бег и заставляя животных
остановиться у самых ворот.
округе, и юноша испуганно покосился на Телема, а тот повел могучими
плечами, словно разминаясь перед кулачным боем. - Эй, город проспите!
Живо!
[басилей - правитель города; аналог - удельный князь] Креонта - никого в
город не пускать, пока не рассветет. Ясно?
теперь похож на рычание матерого льва, пока что сытого, но в любую минуту
готового проголодаться.
лбу, а Телем уже сорвался с места и принялся суетливо отпирать ворота.
поддаваться, и юноша с удивлением следил за старшим караульщиком,
поскольку никогда не видел его таким. - Я уже... уже...
открывшийся проем. Ставший необыкновенно услужливым Телем кинулся чуть ли
не под колеса и в последний момент успел перехватить брошенные ему
поводья.
корявую лапищу к сердцу. - Ох, лошадок-то вы загнали... ну ничего, я их
вывожу, высушу, будут как новенькие! Вы уж не беспокойтесь, господин
мой...
плаща, и дружески хлопнул Гундосого по плечу - отчего дюжий караульщик
изрядно качнулся, но устоял, щерясь счастливой ухмылкой.
гость. - Получишь пифос вина и одежду на всех троих. Да, вот еще что - за
брата не беспокойся. Жив он, к полудню дома будет - я приказал Панопею
Фокидскому на рассвете выступать к Фивам. Хорошую добычу мы на Тафосе
взяли, всем хватило! А брат твой - воин добрый, таких при дележе не
обходят. Ну, прощай, караульщик Телем!
города и Кадмее, внутренней крепости.
лошадей. - И меня помнит, и брата, и всякого воина в лицо... Когда мы с
ним еще в первый раз на телебоев ходили - а все помнит. Одно слово -
герой! Вот скажи он: пошли, Телем, вдвоем на лапифов - пойду! Клянусь
Зевсом Додонским, пойду! Говорит, брат к полудню вернется... ох, и
напьемся же неразбавленного!
его не услышал, погруженный в радостные мечты о предстоящей попойке.
Филид. - Амфитрион Персеид [потомок Персея, в данном случае - внук (ср.:
Зевс - Кронид (сын Крона), Автолик - Гермесид (сын Гермеса) и т.п.);
иногда использовалось окончание-ад (Алоад, Гелиад и т.п.)], друг басилея
Креонта и гордость всей Эллады. Понял, недоросль?
Который на родной племяннице женился, а потом своего тестя дубиной убил.
Как не понять - гордость и вообще...
огорчения. - Не буду я больше за тебя заступаться перед Телемом! Тестя
убил... Он же случайно! И потом - я своего тестя давно уже убил бы! Достал
до не могу, пень старый!.. А вот не убиваю же! Потому что не герой. Был бы
я герой...
совсем недавно шел герой Амфитрион Персеид.
уверенная поступь ночного гостя, похожего на бога.
дом, который покинул почти год назад, уйдя в поход на тафийцев.
к опочивальне, и невесело улыбнулся, так и оставив этот вопрос без ответа.
Спавшая на пороге девчонка-рабыня не проснулась при его появлении,
свернувшись калачиком и сладко посапывая - и пришлось сперва пнуть ее
ногой, а потом зажать рот, чтобы она с перепугу не разбудила всю челядь
своим визгом. Когда до глупой девчонки дошло, что никто на нее не
покушается (чем она была немало огорчена), а это просто вернулся долго
отсутствовавший хозяин - она проворно убежала вглубь дома, а Амфитрион
расстегнул фибулу плаща, дав ему упасть на пол, шагнул через порог и
замер, как мальчишка.
множество женщин - и до Алкмены, и после нее; он знал все уловки жриц
Афродиты, он знал случайную страсть дочерей и сестер тех гостеприимных
хозяев, в чьих домах ему приходилось останавливаться, он испытал острое
наслаждение ужасом и болью пленниц, зачастую еще не достигших женского
совершеннолетия - но никогда и никого он не любил так, как эту
разметавшуюся на ложе женщину, дочь своего дяди Электриона, дочь своей
родной сестры Анаксо, свою племянницу, двоюродную сестру и жену
одновременно.
упал на колени подле ложа, срывая и отшвыривая в сторону льняной хитон,
ткнувшись лицом в жаркую вседозволенность и не успев удивиться тому, что
постель оказалась смятой и разбросанной, как если бы в ней приносились
обильные жертвы Киприде Черной, владычице плотских утех, или если бы
Алкмену всю ночь мучили кошмары.
на подушки, разбросав мощные бугристые руки в шрамах и бездумно глядя в
потолок.
вышло, слишком быстро и пресно, и неудовлетворенность занозой сидела в
мозгу, мешая успокоиться и сказать самому себе: "Ну, вот я и дома!"
машинально легла на грудь так и не проснувшейся окончательно жены.
прикосновением. - А говорил - рана, мол, копьем сунули по-глупому... вот и
не выходит, как раньше. Вышло, наконец... Как раньше. Врал, небось, про
рану? Пленницы измучили, да?
черных волос слабо поблескивала в полумраке опочивальни.
странного предчувствия, что сейчас в его судьбе что-то рвется, только
никто этого не знает, и изменить уже ничего нельзя.
заметной хрипотцой в голосе, так волновавшей его раньше. - Ты ведь чуть ли
не с полуночи маешься... раз пять начинал, и так, и эдак - а потом зубами
скрежещешь и бегаешь туда-сюда! Ну, спи, спи, тебе отдыхать надо... не
ходи ты никуда больше, милый, давай поживем, как люди... я тебе сына
рожу... двоих... и дочку...
двор в одной набедренной повязке.
сражениях, могли бы подтвердить: да, именно такими глазами он смотрел на
нас, нанося последний удар. Не зря шептались люди, что у Персея
Горгоноубийцы и всего его потомства во взгляде осталось нечто от взгляда
Медузы, превращавшей живое в паросский мрамор.
лиловые вены, - кто бы ты ни был - будь проклят! Слышишь? Проклят!
песок двора, остывший за ночь.
обратно.